Странно, что накануне трагедии этой семьи он видел авто­ра нашумевшего в крае романа «Одинокие прогулки» трижды. Первый: в «Лидо», он обедал там с корреспондентом амери­канской газеты «Филадельфия инкуайер» Стивеном Голдстайном. Американец с разрешения администрации «Лидо» заснял интерьеры ресторана, которыми был восхищен, – оставил на память свою визитную карточку. Икрам Махмудович, знав­ший почти всех своих клиентов, сообщил Шубарину, что чело­век рядом с американцем и есть автор популярного романа о мафии в Средней Азии. Автор прошелся в романе и по теневой экономике, причем с большим знанием предмета, был там и герой, чем-то смахивающий на самого Артура Александрови­ча.

Шубарин, по подсказке Гольдберга, прочитал роман еще в журнальном варианте, а затем в московском издании.

Летом восемьдесят восьмого года, когда вышел роман, для посвященного в дела человека была заметна явная пробуксов­ка перестройки на месте, и он подумал, что автор очень сильно рискует, обнажая для всеобщего обозрения реальный меха­низм власти в стране.

Второй раз Шубарин видел его в тот же день, проезжая мимо помпезного здания музея В. И. Ленина, опять же с аме­риканцем, на месте бывшего захоронения Шарафа Рашидовича, прежде всегда утопавшего в цветах, а ныне – ровной ас­фальтовой площадке. На месте бывшего захоронения Рашидова и фотографировал американский репортер автора романа о советской мафии, что ж, западному журналисту ни в хватке, ни фантазии не откажешь.

Случилось так, что в третий раз он видел их опять же вме­сте вечером того же дня в театре, на премьере спектакля по на­шумевшему роману.

Не прошло и суток, как автора «Одиноких прогулок» и его семью буквально выколупывали из искореженной машины в 70 метрах от того места, где он посмел позировать на могиле Рашидова, что кому-то наверняка показалось кощунственным. Все это случилось в центре города в полночь, накануне празд­ника Октября, когда кругом еще гулял народ, почти у парадного входа в здание КГБ. И милицейских чинов набежало к мес­ту аварии через пять минут немало. Писатель хотя и был весь переломан, но находился в сознании и, памятуя об угрозах, полученных им по поводу романа и письменно, и устно, успел сказать высоким милицейским чинам, что это, возможно, по­кушение и следует немедленно связаться с Прокуратурой.

Но никто из милицейских чинов и не подумал ставить Прокуратуру в известность, более того, хотя писатель назвал свою фамилию, всех троих – его самого, жену, сына увезли безымянными в три разные больницы. Зачем безымянными? Да чтобы друзья и общественность не вмешались именно в на­чальный этап расследования, пока успеют замести следы.

Искореженная машина – такси, трое пассажиров, находя­щихся то ли при смерти, то ли уже мертвые, а люди, совер­шившие страшную аварию, как ни в чем не бывало покидают место преступления, хотя на каждом из них было там, на пере­крестке, по крайней мере по десяти милицейских чинов.

И пока пострадавшие лежали в реанимации без памяти неделю, затем другую, дело спешно передали в военную Прокуратуру, потому что вроде бы за рулем ударившей маши­ны находился полковник, преподаватель местного военного училища. И военные следователи, даже не удосужившись посе­тить в больнице пострадавших, закрыли дело, обвинив такси­ста в нарушении правил дорожного движения, хотя ехал пол­ковник на запрещающий движение знак. Город оказался на­воднен слухами об этой трагедии, роман о мафии к тому вре­мени мгновенно разошелся в Ташкенте, и людей, понятно, встревожила слишком быстро последовавшая расправа за сме­лость.

И стоило Артуру Александровичу поинтересоваться у све­дущих людей в ГАИ об аварии, ему по-свойски сообщили, как все было на самом деле и почему виновным так легко удалось исчезнуть с места происшествия; оказывается, за рулем был действительно полковник, но совсем другой, еще недавно, при Яхъяеве – Рашидове, один из руководителей ташкентской ми­лиции. Вот, оказывается, почему с первых шагов милицейская фортуна благоволила не к жертвам, а к преступникам. Любо­пытно, что ни в каких документах ни у следователей военной Прокуратуры, ни позднее у следователей ГАИ не фигурирует фамилия всесильного милицейского полковника, остается лишь добавить, что следователи – явно по простоте душев­ной – забыли снять отпечатки пальцев с руля ударившего ав­томобиля, хотя искалеченный таксист сразу настаивал на этом.

Шубарину рассказали как своему человеку, видимо, ду­мая, что он накоротке с полковником МВД, не могли же эти люди знать, как он ненавидел в душе продажных милицейских чинов, вершивших свои подлые дела, и не в глухих переулках, а в центре города, в тридцати метрах от здания КГБ – мол, знай наших, закон не для нас писан!

Кстати, люди из КГБ не могли не видеть аварию у своего парадного подъезда, шум от удара при столкновении был сильнее пушечного выстрела, они, как и милиция, дежурили накануне праздника, и вполне могли оказаться на месте траге­дии, и профессионально оценить все – обратить внимание и на жертвы, и на полковников в ударившей машине, однако они до сих пор предпочитают оставаться в тени…

Шубарин, узнав о подробностях аварии, вдруг почувство­вал себя как бы соучастником гнусного сговора. Он даже поду­мал, что тысячи читателей, да и сам автор, уверены, что с ним поквитались или дельцы теневой экономики, над чьими тай­нами он приподнял занавес, или их охрана – уголовники, и вряд ли кто знал, что за преступлением стоят два полковника, два члена партии, эта мысль не оставляла его несколько дней. А ведь взгляд читателей на случившееся представлял вред дельцам, общественное мнение и так не миловало кооперато­ров, а тут брать на себя и полковничьи грехи…

Он тут же встретился кое с кем из деловых людей, их мне­ния совпали – полковников решили сдать властям, слишком грязная история, чтобы не отмежеваться принципиально, оставалось найти лишь способ поделикатнее, чтобы не поняли, откуда ниточка тянется… Мент менту глаз не выклюет – ста­рая воровская присказка. Как-то увидев в руках у Коста тот са­мый роман, Шубарин рассказал ему обо всей истории и на­звал фамилию полковника милиции.

– Знаю, поганый человек, о нем не раз упоминали в тюрь­ме ташкентские. Значит, искалечил целую семью – и хочет увильнуть от ответственности? Небось таксиста и законопатят в каталажку. – А потом после паузы добавил зло: – Давайте я грохну обоих, пока писатель в больнице, а то ведь его еще по судам затаскают.

– Нет, не годится, – сказал медленно, что-то обдумывая, Шубарин. – А человеку, конечно, помочь нужно, нельзя на подлость закрывать глаза, оттого она и плодится, от безнака­занности.

Дня через два после разговора они обедали вдвоем в «Лидо», и Коста неожиданно сказал:

– Шеф, а я знаю, откуда эти полковники возвращались в полночь, надравшись как свиньи.

– Откуда? – спросил Шубарин очень заинтересованно.

– Они были у одних молодых проституток, туда частенько ныряет Карен с нашими боевиками, они ему и сболтнули.

Шубарин отложил прибор в сторону, он сразу оценил си­туацию, но Коста, читая его мысли, опередил:

– Вы верно подумали, шеф, нужно всего лишь довести де­ло до суда, а мы уж с Кареном позаботимся о том, чтобы до­ставить девочек в суд и заставить их поведать правду. Ведь, как вы рассказывали, армейский полковник в показаниях утверж­дал, что возвращался с дежурства по училищу.

– Да, пожалуй, суд единственный выход вывести подле­цов на чистую воду.

Зная, что в больницу к писателю приходят ежедневно раз­ные люди – знакомые и незнакомые, Артур Александрович передал ему письмо. В нем сообщалось: аварию совершил полковник милиции Караходжаев, который пока не фигурирует ни в одном документе, ему следует обязательно довести дело до суда, а для начала потребовать, чтобы дело взяла на рассле­дование Прокуратура республики, поскольку замешан полков­ник милиции с обширными связями. И в заключение говори­лось, что для суда есть свидетели, которые подтвердят, что полковники ехали на машине в состоянии сильного опьяне­ния.