Камалов прошелся по просторному кабинету и подошел к окну, выходившему на улицу. Напротив, через дорогу, трое подвыпивших мужчин, усиленно жестикулируя, о чем-то го­рячо спорили. Осенний ветер пузырил у них на спине пиджа­ки, и они, словно под парусом, не могли устоять на месте и от­того будто исполняли какой-то ритуальный танец, манерно извиваясь.

– Под парусом и под градусом, – вырвалось вдруг у сухо­ватого, не склонного к каламбурам, хозяина кабинета.

Компания, осенняя улица задержали его взгляд, и чудеса продолжались. Усиливающийся западный влажный ветер тре­пал не только пиджаки, но и галстуки, широкие, длинные, дав­но вышедшие из моды. Они словно цветные змеи извивались и выползали из разгоряченного зева владельца и жалили собу­тыльника то в лицо, то в живот, то в грудь. И танец, что они втроем не прерывали ни на минуту, и эти змеи: красная, поло­сатая и рябая, тоже не унимавшиеся ни на секунду и жалящие непрерывно, и порою даже друг друга, составили вдруг для прокурора ирреальную картину, и он уже не видел за ними лю­дей, а нечто тягостное, липкое, опутывавшее сознание и пре­вращавшееся в некую картину ужасов. У него закружилась го­лова, и он невольно отпрянул от окна, словно боялся, что сде­лает шаг за подоконник.

Он расстегнул ворот рубашки, расслабил узел галстука и присел на ближайший стул. Заработался, уже галлюцинации начались, пора бы отдохнуть, выспаться, подумал Камалов, он не пользовался отпуском уже давно, считай, с того дня, как в Кремле появился Юрий Владимирович Андропов, наделив­ший его еще в Москве особыми полномочиями по борьбе с коррупцией.

Прошло несколько дней, но противник себя никак не про­являл, не обнаруживал. Хотя Ферганец, планируя то или иное мероприятие, повсюду расставлял капканы большие и малые, но соперник ловко обходил их.

Неделю спустя, после задержания Фахрутдинова, Камалов готовил в Прокуратуре два важных совещания подряд, и на оба не собирался приглашать Сухроба Ахмедовича, ожидая увидеть его новую реакцию. Нет, не мог напрямую подозревать того в организации подслушивания его телефона, для этого он мало чем располагал. Хотя, взяв под колпак жизнь заведующе­го Отделом административных органов ЦК, обнаружил до­вольно странные связи для человека такого высокого обще­ственного положения.

Сухроб Ахмедович водил тесную дружбу с неким Артуром Александровичем Шубариным, имевшим по всей республике ряд кооперативных предприятий и ворочавшим огромными суммами. Говорят, в прошлом, в доперестроечное время, он владел сетью подпольных цехов и являлся одним из хозяев те­невой экономики в крае. Ныне, судя по первым данным, он свою деятельность легализовал, узаконил, исправно платил налоги в казну и, говорят, был первым из кооператоров, у кого на счету появился вполне законный миллион.

Официальный миллионер испытывал нескрываемую тягу к политике, у него в приятелях числились многие партийные боссы, утверждают, что он прекрасно знал и Шарафа Рашидовича и был накоротке с самим ханом Акмалем Ариповым. Вот с таким человеком водил дружбу заведующий Отделом адми­нистративных органов ЦК. Поступили данные и о том, что он нередко бывает в респектабельном ресторане «Лидо», где хо­зяйкой заведения является бывшая танцовщица фольклорного ансамбля – Наргиз, любовница Салима Хасановича Хашимова из Верховного суда, самого близкого друга Акрамходжаева. По неподтвержденным данным предполагалось, что заведую­щий Отделом административных органов ЦК имел какой-то финансовый интерес в преуспевающем предприятии.

Два важных совещания подряд, на которые он намеренно не приглашал Сухроба Ахмедовича, должны были вынудить того, если он действительно замышлял что-то против прокурора, действовать активнее и обозначить себя, но события вдруг повернулись самым неожиданным образом.

На первом совещании во время основного доклада Камалов дважды ощутил, как солнечный зайчик пробежал у него по лицу. В тот день он не придал ему значения и даже не вспом­нил позже, что бы это могло означать? Но случай повторился через день, когда он давал секретные установки отделу по борь­бе с организованной преступностью, на этот раз его поразила неожиданная догадка. Как только закончил свою речь, он быс­тро написал помощнику записку такого содержания: «Пожа­луйста, под любым предлогом вызови меня через десять ми­нут в приемную».

Через некоторое время он оказался в собственной прием­ной, якобы приглашенный по правительственному телефону из ЦК. Он тут же набрал номер телефона начальника уголов­ного розыска республики, полковника Джураева, с ним они уже не раз проводили крупномасштабные операции, и к нему Камалов относился с безграничным доверием, хотя и знал, что за кадры работают в МВД.

Полковник оказался на месте и, узнав прокурора по голо­су, сказал:

– Чем обязан, Хуршид Азизович, знаю, вы по пустякам не беспокоите.

– Тут такая, на первый взгляд невероятная, ситуация. Я убежден, что на крыше здания напротив республиканской Прокуратуры сидит человек с биноклем в руках и, читая по гу­бам ход секретного совещания, спокойно записывает его на магнитофон. Вы скажете, мистика, в Прокуратуре посходили с ума?

– Нет. Я так не думаю, на Востоке людей, читающих по губам, немало. Более того, я бы не удивился, зная, какие у вас в производстве дела, если где-то неподалеку увидел автофургон, начиненный японской электроникой, откуда без помех про­слушивали ваше совещание. Техническая вооруженность на­ших противников поражает меня, и я готовлю выставку тех средств, что нам удалось конфисковать, она должна нас заста­вить подумать о многом. А что касается вашего сообщения, продолжайте свое совещание, не спугните человека на крыше, я выезжаю на задержание сию минуту.

Через час, когда прокурор закончил совещание, полковник Джураев уже дожидался его в приемной.

Камалов тотчас пригласил его к себе.

– Ну как? – нетерпеливо спросил он, теперь уже почему-то сомневаясь в своей догадке.

– Вы оказались правы, да мы сработали не лучшим обра­зом, – ответил полковник с досадой.

– Что, ушел?

– Обижаете, таких промахов мы себе не позволяем. Не уберегли.

– При попытке к бегству? – вырвалось у прокурора.

– Все произошло странно и непредсказуемо, боюсь, на этот раз мы вряд ли возьмем чистый след. Слушайте. Через десять минут после вашего звонка я с двумя розыскниками уже поднимался из двух подъездов на крышу. Судя по распо­ложению вашего окна, мы предварительно рассчитали, где должен находиться человек, интересующийся секретами ре­спубликанской Прокуратуры. Мы не ошиблись, он находился там, где и предполагали. Занятый делом, он не заметил, как мы с двух сторон, почти вплотную, подошли к нему, он не де­лал даже попытки к побегу, только попытался стереть запись, и это ему не удалось, наручники быстро защелкнулись у него на руках. Когда мы вели его к пожарной лестнице, он вдруг споткнулся и упал. Я даже пошутил, что от страха ноги подко­сились, но он не отвечал и не вставал. Когда я склонился над ним, увидел на груди, на рубашке, алое пятнышко крови. Пуля попала прямо в сердце, видимо, стрелял человек, страховавший его работу. Мы не слышали выстрела, стрелял професси­онал, пользующийся глушителем. При нем было водительское удостоверение, и надеюсь, что нам с минуту на минуту дадут знать, кто он.

– Какая жалость, – искренне вырвалось у Камалова, – у нас столько набралось неотгаданных загадок, и мы могли се­годня получить ответ на многие из них.

– Не огорчайтесь, – успокоил Джураев, – люди, рискнув­шие пойти на такой шаг, не остановятся на полпути, у них есть цель, и они обязательно проявятся, нужно быть начеку.

И в этот момент вместе с помощником в кабинет вошел один из розыскников полковника.

– Ну что, выяснили, что это за человек? – спросил охва­ченный азартом полковник.

Вошедший протянул бумажку, и Джураев прочитал вслух.

– Айдын Бейбулатов, турок-месхетинец, тридцать лет, имел судимость. Еще недавно проживал в знаменитом Аксае и был среди доверенных людей хана Акмаля.