– Если до понедельника не дам о себе знать, позвони сест­ре в Ташкент, пусть свяжется с этим человеком и скажет, что я поехал к аксайскому хану.

– Это так опасно? – с тревогой спросил свояк.

– Нет, страхуюсь на всякий случай, ты ведь знаешь харак­тер Акмаль-ака, – поспешил успокоить Шавката прокурор.

– И знать не хочу, тут его вся округа боится, вплоть до секретаря обкома…

– Светает, – произнес зевая и потягиваясь пассажир, и разговора об Акмале Арипове не поддержал, хотя мысли его и крутились вокруг Аксая.

Приехали в авиаотряд, расположенный в районном центре Китаб, когда уже почти рассвело, но до рабочего времени оста­лось еще часа два. Все шло по графику, вертолет все равно не стал бы подниматься в темноте. Шавкат предложил позавтра­кать в ближайшей чайхане, где он заранее договорился с чай­ханщиком, но гость отказался, сказал шутя:

– Не хочу перебивать аппетит, позавтракаю вместе с аксайским ханом, поэтому поспешим, ты же знаешь, он не ста­нет меня дожидаться, если я опоздаю, и сядет за дастархан один. – И они оба рассмеялись.

Шавкат подъехал прямо к вертолету, занявшему старто­вую площадку. Баходыр находился в кабине и проверял нави­гационные приборы, машину он увидел уже рядом, почти на взлетной полосе. Он хотел спрыгнуть на землю, но Шавкат ос­тановил его жестом, мол, не до церемоний, гость опаздывает. Неожиданный пассажир и впрямь спешил, он торопливо по­дал руку диспетчеру, своему родственнику, и без робости, уве­ренно поднялся в кабину рядом с пилотом. Тут они и обменя­лись приветствием под шум заработавших лопастей. Минут через пять тяжелая винтокрылая машина взмыла в воздух и взяла курс к горам.

Вертолет оказался старый, герметичность никудышная, и шум в пилотской стоял невозможный, они едва слышали друг друга, но все же несколькими фразами успели перекинуться.

– Баходыр, сколько лететь до Аксая?

– Минут сорок, не больше, но сейчас попутный ветер, и я думаю уложиться в полчаса, вы ведь опаздываете?

– Нет, успеваю вполне, просто любопытно, я впервые пользуюсь вертолетом. Думал, что у вас работа куда комфорт­нее.

Баходыр рассмеялся.

– Мы те же шоферюги, только воздушные.

– Вы летали раньше в Аксай?

– Да, неоднократно. Я доставлял в загородный дом высо­ко в горах охотников. Солидные люди, из Москвы, у всех такие ружья, закачаешься – «Зауэр», «Винчестер», «Манлихер» и новейшие автоматические, пятизарядные «Беретта» и «Франци», итальянские.

– Высоких гостей на таком драндулете? – удивился высо­кий гость.

– Нет, конечно, на другом. У местного начальства есть вертолет для особых случаев, я на нем тогда летал. Проштра­фился, пришлось вот в сельхозавиацию перейти, бутифосом поля обрабатывать. Честно говоря, там тоже работа не сахар, стой всегда навытяжку, выслушивай пьяные бредни, да еще поддакивай. Вас прямо у правления высадить?

– Не знаю, как тебе удобно, можно у какого-нибудь поста у въезда в Аксай, говорят, он со всех сторон не однажды шлаг­баумами перекрыт.

– Да, шлагбаумы его страсть, не хуже Гитлера забаррика­дировался, бетонных бункеров под землей настроил, от кого таится? Но я вас у поста ссаживать не стану, там любого не­знакомого человека вопросами замучают, а если станете права качать, дерзить, могут и по шее дать, нукеры у него всегда руки распускают… Уж лучше я вас на лобном месте высажу, прямо перед правлением объединения. Там памятник Ленину, возле него есть айван, он там частенько на виду сидит, думу великую думает. Я однажды ему из Намангана какой-то мешок срочно доставил, не приземляясь, прямо к его ногам на айван бросил. Видимо, что-то важное в мешке было, он туг же через своего холуя сообщил, что жалует меня бараном, пришлось сесть, там как раз рядом площадь для демонстраций, она, как и в Москве, называется Красной, он говорит, у меня все должно быть по-ленински.

– Что, хороший баран? – живо заинтересовался пасса­жир, о жизни по-ленински в Аксае он давно знал.

– О да! Настоящий каракучкар, один курдюк потянул на полтора пуда, иногда он намеренно щедр, любит о себе леген­ды.

Приблизились к горам, и вертолет стало болтать, порою он попадал в воздушные ямы и проваливался всей тяжестью вниз, словно терял управление, но всякий раз Баходыр контро­лировал положение, он, видимо, действительно был хороший пилот, если ему вверяли жизнь охотников из загородного дома Акмаль-ака. Неприятная и ненадежная штука вертолет, думал в эти минуты Сухроб Ахмедович, но понимал, что иного пути добраться в Аксай незамеченным у него нет. Как прорваться сквозь частокол шлагбаумов, оставаясь неузнанным, там и среди нукеров есть люди, что стучат в оба конца.

А с тех пор, как аксайским ханом занялись вплотную не только работники прокуратуры, но и следователи КГБ, навер­няка взяли на учет тех, кто наведывается к дважды Герою Социалистического Труда. Оставался только путь по воздуху, тем более если рядом обрабатывают поля дефолиантом. Нет, на этом этапе он рисковать не мог, оттого и выбрал геликоптер. Летели высоко, и Сухроб Ахмедович почти все время видел внизу петляющий серпантин дороги, ведущей в Аксай, и на­считал уже три ряда охраняемых шлагбаумов, заметил, как за­дирали головы постовые вслед раннему вертолету, по их реак­ции Сенатор понял, они знали, чем занимается сельхозавиация. Но на шлагбауме у въезда постовой увидел, что вертолет будет пролетать над поселком, тут же кинулся в будку опове­стить кого-то, что нежданный гость появился в небе Аксая.

Последнее не осталось незамеченным и Баходыром, и он прокомментировал:

– Видели, как шустро нырнул человек в чапане в сторож­ку, видимо, разгадал, что кто-то летит в Аксай, а это уже ЧП, сюда прибывают только по приглашениям, званым, таков незыблемый порядок, установленный для всех ханов Акмалем.

– Да, гости все уже в Аксае, а меня, конечно, с воздуха не ждут, – ответил как можно беспечнее человек из ЦК, подтвер­ждая версию Шавката, ему не хотелось настораживать пилота.

Показалась длинная тополевая аллея, над которой и шел Баходыр. Поселок еще спал, но в некоторых дворах на огоро­дах уже копошились люди, копали картошку.

– Вот и прилетели, – сказал пилот, и Сухроб Ахмедович сразу увидел и величественный памятник Ленину, и помпез­ное здание объединения с какой-то непонятной башней-при­стройкой в торце, он-то знал, что это грузовой лифт.

Хан Акмаль въезжал в него на машине и поднимался на четвертый этаж, по-иному гордость и положение не позволя­ли. Прокурор не удивился бы, если кто-то в шутку сказал, что у лифта его дожидались носилки под балдахином с четырьмя дюжими членами партии, иным, наверное, верный ленинец не доверял, которые доставляли директора агропромышленного объединения в его роскошный кабинет. Сенатор понял, что по­пал в королевство кривых зеркал, увидел он и площадь, явно не по масштабам поселка, приметил и айван, где «наш Гречко» любил думать наедине великую думу о судьбах края, о том, как жить по-ленински. Над нею и завис Баходыр, и через минуту он уже стоял на айване, покрытом дорогим ярко-красным ков­ром.

Сухроб Ахмедович помахал пилоту, и геликоптер с ревом взмыл вверх и развернулся к хлопковым полям. Еще спуска­ясь по шаткой стремянке, он заметил, как от здания управле­ния спешили к нему два человека. Прокурор сошел с айвана, неловко было стоять на текинском ковре ручной работы в грязных башмаках, и, не глядя в сторону приближающихся людей, достал сигареты и не спеша закурил. «Официальный визит начался», – попытался он мысленно пошутить, но шут­ливого настроения не было и в помине.

– Ассалом алейкум, – раздалось вдруг у него за спиной, и Сенатор вальяжно обернулся, увидел двух расплывшихся в улыбке крепко сбитых мужчин в добротных заморских костю­мах, купленных как бы навырост, и мягких удобных шевро­вых сапогах, за которыми чувствовался уход.

Хозяин Аксая в моде был консервативен, носил порою и полувоенный френч, и сапоги из мягкой козлинки, такого же стиля придерживались остальные.

– Ваалейкум ассалом, – ответил он и поздоровался с ни­ми за руку. По тому, как каждый из них улыбался полным ртом золотых зубов, на ночных сторожей они не походили, хо­тя он понимал, что на Востоке определить положение человека по внешнему виду, экипировке, задача безнадежная, тут живут по иным законам, как сказал кто-то из англичан, изучавших Среднюю Азию, «окнами во двор».