Понтификат патриарха Венеции Альбино Лучани, взошедшего на престол святого Петра 26 августа 1978 года под именем Иоанна Павла I, поскольку он соединил в своем имени имена обоих предшественников, продолжался тридцать три дня и одну ночь. В своих странных пророчествах Малахия назвал его De Medietatae Lunae[111]. На рассвете 28 сентября того же года его нашли мертвым в его апартаментах в Ватикане. Парвулеско говорит нечто ужасное, добавляя: «без помощи религии», и это точно.

Согласно Парвулеско, произошла превентивная казнь, которую с большой уверенностью можно назвать церковной и теологической, потому что мечты Иоанна Павла I были, по словам Дэвида Йеллопа, революционными и анархистскими. Анализ позволяет отождествить это событие с тем, что святой Павел в своем апокалиптическом Втором послании к Фессалоникийцам назвал «mysterium iniquitatis»[112]. Эта mysterium iniquitatis — тайна, потому что также содержит частицу святости (по евангельским словам: зло произрастает вместе с добром, и его невозможно отличить до жатвы). То, чего хотел лапа, — заменить верховную власть понтифика правлением епископской коллегии всемирного характера, где в большинстве оказались бы неевропейцы. Это самое меньшее (ну и что?..); о самом большем умолчим. Мы в это не верим и так не считаем. Познакомимся еще с двумя разделами.

Согласно книге и по совершенно ложным сведениям (как мы думаем), теологически ошибочным намерением Иоанна Павла I было создать благоприятные возможности, если не более, внутри церкви для учения какого-нибудь Ганса Кюнга, для параноика Схиллебеека или теологии освобождения, которые, по его мнению, выражали сильное желание вернуть церковь к истокам. Он желал также примириться с ошибочными (если не порочными) положениями голландской церкви. Наконец, он якобы стремился к самоликвидации имуществ церкви, находящихся в банках и других местах, и от этого пожелания (якобы) у статс-секретаря Жана Вийо кровь застыла в жилах. По тем же данным, с самого начала понтификата по некоторым выражениям в разговоре можно было усомниться в душевном здоровье нового папы.

Йеллоп утверждает, что в этот день, 28 сентября 1978 года, на католическую церковь упала завеса тьмы. Тем не менее убийство якобы было «вдохновленным свыше» решением, где цель оправдывала средства. Его следовало совершить втайне. Внезапная смерть должна была выглядеть так, чтобы свести к минимуму вопросы со стороны общественности и вызвать как можно меньше шума. Наиболее эффективным средством для этого был яд, который бы не оставлял никаких наружных следов. Кем бы ни был тот или те, кто планировал убийство папы, они должны были досконально знать расположение ватиканских апартаментов и тамошние нравы и обычаи, что представляется непременным условием, если речь в самом деле идет об убийстве. Для Парвулеско этой смертью открывается бездонная и темная теологическая бездна и возникает вопрос, причем не один, о конечном и провиденциальном смысле этой смерти и о том, как это стало возможно.

Заодно это напоминает нам трагическую и внезапную смерть Никодима, русского православного митрополита Ленинградского, который, вернувшись из Фатимы, познал особое и окончательное просветление и скоропостижно скончался на руках Иоанна Павла I во время данной ему специальной аудиенции 5 сентября 1978 года. В своей книге Дэвид Йеллоп добавляет такое зловещее замечание: «В кулуарах Ватикана говорили, что Никодим выпил чашку кофе, приготовленную для Альбино Лучани»…

Эта поездка архиепископа Никодима, агента КГБ, в Фатиму представляла собой инсценировку неминуемого или близкого обращения России в соответствии с желаниями Богоматери. Нам известно, какое внимание уделял Андропов (раньше председатель КГБ, а в то время генеральный секретарь КПСС), так же, как и номенклатура, теме Фатимы (полагаем, по метафизическим причинам, хотя хватило бы и страстного поклонения христиан), так что с 1917 года соответствующие органы внимательно следили за всем, что было связано с этими явлениями, вершиной которых должно было стать официальное посвящение России Непорочному сердцу Марии, провозглашенное папой совместно со всеми епископами мира. Этим вопросом занимался Седьмой отдел Эзотерического департамента КГБ.

Согласно тем же источникам или тем же конспирологам, конклав, избравший Иоанна Павла I, стал объектом хитроумных манипуляций. И странный вывод: Иоанн Павел I пал невинной искупительной жертвой той силы, которую эрцгерцог Отто Габсбург однажды назвал отрицательным всемогуществом.

Альбино Лучани в качестве патриарха Венеции председательствовал в 1977 году в Фатиме на церемониях, посвященных годовщине явлений Марии. За шестьдесят лет до этого Богоматерь сказала: «Если вы прислушаетесь к моим просьбам, Россия обратится и обретет мир. В противном случае она распространит свои заблуждения по всему миру, вызывая войны и гонения на церковь. Добрые подвергнутся мучениям; Святому отцу придется много страдать, и многие нации будут истреблены. В конце концов мое Непорочное сердце восторжествует. Святой отец посвятит мне Россию…»

В следующем году он посетил Лусию, фатимскую ясновидицу, которая настаивала на том, чтобы Святой отец произвел посвящение России, а не мира, поскольку Матерь Божья выразилась очень ясно и в ее словах не было ни малейшей двусмысленности. Обеспечить посвящение должен был папа во взаимодействии с епископами всего мира. Став папой, Альбино Лучани вознамерился сделать это.

Фатима — это решение для мира, но перед папой встала одна проблема, которая стояла и перед его предшественниками. Дело в том, что папа не должен прислушиваться к частным откровениям, которым никогда нельзя верить, так как все уже есть в Евангелиях. Таким образом, если он посвятит Россию Непорочному сердцу Марии вместе со всеми епископами, которые примут его сторону, он подвергнется суровой критике за то, что последовал частному откровению.

Но Иоанн Павел I был решителен, и именно это, а не что иное, по мнению иезуита П. Габриэля, автора книги «КГБ — Ватикан: состязание в силе»[113], повлекло за собой его смерть. Поэтому анализ Парвулеско и его невзыскательность в деле, которое он анализировал, нам в этом случае кажутся просто ошибочными. Парвулеско слишком увлекло его пристрастие к конспирациям и заговорам, которые он находит во всем.

Советские руководители знали Фатимское послание, «верили» в него и боялись его, потому что вступили в состязание (bras de fer) с христианами и их церквами. Они знали, что те — главные противники марксизма-ленинизма, и если христиане верят в Фатиму, Фатима имеет первостепенное значение для КГБ, верит КГБ в Фатиму или не верит. С советской точки зрения вопрос не мог стоять иначе. И посвящение России Богоматери Фатимской, и распространение означенного метафизического деяния по планете не могли не повлечь за собой самых неприятных последствий для советского правительства.

Приняв решение, Лучани сообщил о нем своим сотрудникам, и вопрос был передан в курию. Для многих ее членов «теология освобождения» была гораздо важнее частного откровения, и к тому же они считали, что не стоит раздражать могущественную Россию. Об этом деле стало известно Кремлю.

Оттуда направили своего агента, того самого, который уже вел переговоры с Ватиканом, договорившись об участии русских епископов в Ватиканском соборе в обмен на обещание, что тот больше не будет называть коммунизм «порочным по внутренней сущности». Это был митрополит Никодим, родившийся в 1929 году, сын члена партии и в то время викарный епископ Ленинградский, назначенный директором отдела внешних сношений Московского патриархата.