— Цэ ты ловко придумав, — заговорщически зашептала голова.

— Что? — холодея, выдавил Саркисов. Его лицо передернулось.

— Та политаты на отий чортовий штуковыни. Шо в трубе заховав.

Саркисов проклинал в душе пронырливого хохла, из-за которого в лучшем случае срывался побег, а в худшем… В худшем он схлопочет еше пару лет за подготовку к побегу. Достаточно Хмаре лишь погонять чаи с кумом. Хохол явно не был стукачом, иначе Саркисова уже давно бы скрутили и вместе с тряпично-фанерным детищем потащили бы в оперчасть. Еще оставалась маленькая надежда. Саркисов решился:

— Что ты хочешь? Денег у меня нет. Можешь выгрести всю мою тумбочку.

Пугающая улыбка на лице Хмары не исчезала. Хохол наклонился к самому уху Саркисова и. обдавая того горячим дыханием, прошептал фразу, от которой поползли мурашки. Саркисов посмотрел на соседа так, как смотрит капитан корабля на внезапно свихнувшегося штурмана. На «приборной доске» Хмары, довольной и ухмыляющейся, читалась такая глубокая мысль, что Саркисов молчал.

— Ну так шо, бэрэш мэнэ с собой? — повторил зек из далекого прикарпатского села.

— Ты с ума сошел. Хмара. Я боюсь, что и один могу разбиться.

— Будэмо удвох боятыся.

— Да нас планер не выдержит. Ты глянь на свою раскормленную салом репу.

Хмара радостно похлопал себя на брюху:

— Цэ точно. Сало я люблю.

— Нет, Хмара. Я с тобой не полечу. Я не самоубийца. И вообше: я ничего не знаю, не видел и не делал.

— Цэ ты оперу скажешь. А вин такый дурный. шо повирыть. Я иду спаты. Бувай здоров.

Хмара сделал вид, будто собрался уходить. Саркисов схватил его за руку. Его воспаленный изворотливый мозг торопливо тасовал варианты. До подъема Саркисов вряд ли успеет уничтожить разборной планер, тем более что на пыльных скобах остались его следы. Мастер без труда вспомнит странный рулон в мастерской. Впрочем, оперчасти может хватить и показаний Хмары. Саркисов решился. Будь что будет. Дельтаплан скроен добротно и должен выдержать двоих. Полет будет намного короче и, скорее всего, завершится в десятке метрор. or бетонного забора. Но выбирать уже не приходилось. Саркисоь попытался схитрить: согласился на совместный полет, но заметил, что планер требует последней доработки и будет готов лишь послезавтра. Хитрого хохла провести не удалось. Хмара, вероятно, уже давно следил за Саркисовым. Итак, долгожданный перелет назначили на завтрашнюю ночь.

На поверке Хмара не спускал с Саркисова глаз. Они лупили перловку за одним столом, при этом хохол с самым серьезным видом сверлил будущего спутника глазами и подмигивал. Вскоре лагерный конструктор перестал замечать тупую физиономию и переключился на ночной полет. Все продумывалось до мелочей, мозг прокручивал каждый шаг, пробежку, прыжок. Участие Хмары усложняло акцию, но… Саркисов в который уже раз чертыхнулся. Во время очередного перекура возле мастерской он непринужденно подошел к хохлу и, глядя в сторону, тихо сказал:

— Говорю в последний раз. Давай откажемся. Мы оба попадемся или погибнем. Лети сам. Ты знаешь, где груба и где планер. Я покажу, как он собирается.

Хмара прикурил, затянулся и поглядел в небо. Глаза его сузились. Секунду помолчав, он прошептал:

— Ты хытрый. Я подемуся на трубу, а ты стукнэш солдатику. Хмару встрэлять, а тоби — досрочку. Нэма дурных. И я одын боюсь.

— Ты сам себя перехитришь. Ты…

Хохол уже не слышал. Он докурил и пошел в цех. Если бы взгляд Саркисова мог испепелять, от Хмары сейчас бы осталась лишь кучка пепла. Плюнув в сторону уходящего зека, Саркисов в самом скверном настроении поплелся к осточертевшим станкам и тряпкам. Его внезапно охватил страх: из-за глупого, но наблюдательного соседа по отряду он рисковал не столько судьбой, сколько жизнью. Однако выхода не было.

После команды «отбой» зеки разбрелись по кроватям. Блатные в углу замутили чай и до полночи резались в карты. За это время в отряд дважды наведывался дежурный. Завидев офицера, «козел» у входа ронял миску, и урки мгновенно бухались на койки с сонным выражением лица. К часу ночи они угомонились и заснули. Беглецы по одному выбрались из общежития и, прячась в тени стен, обогнули два корпуса. Пригибаясь и надолго припадая ко всем попутным предметам, они добрались до хоздвора и перелезли забор. Двигались молча. Хохол лишь сопел и тихо покрякивал. Вот и труба под стеной инструментального склада. Саркисов нащупал знакомые бруски и рейки. Он вытащил их на свежий воздух, обвязал веревкой и забросил за спину. Весь планер весил не больше десяти килограммов. Так же тихо и незаметно зеки прошлись вдоль забора. Вскоре в свете бледной луны показалось здание котельной. Пробежав последнюю сотню метров, они замерли у трубы. Постояли без единого шороха минут пять. Затем Саркисов тихо сказал:

— Ну, с Богом, Хмара. Если разобьемся, я тебя, падла, в аду на заточку надену.

Началось восхождение на вершину. Саркисов, сразу потяжелевший на десяток килограммов, слышал внизу противное сопение. Сейчас он ненавидел Хмару больше, чем милицию. На последних метрах хохол начал сдавать. Он тихо хрипел и отплевывался. Наконец Саркисов достиг края. Внизу на вышке привычно грустил часовой. Зеку показалось, что он копается в носу. Под ногами заерзал Хмара:

— Шо ты там застряв? Ссышь, чи шо?

— Закрой хайло, — зашипел Саркисов. — Давай договоримся. Ты молча делаешь то, что я скажу. Иначе я тебя просто сброшу головой вниз. Понял?

Хохол обиженно затих. Он оглядывался по сторонам и со страхом смотрел вниз. Его кисти на скобах побелели и от напряжения мелко дрожали. Хмара топтался на скобе и пытался представить, чем сейчас занимается Саркисов. А тот уже закрепил на верхней скобе каркас с деревянной палкой для рук. Обвязав вокруг скобы конец веревки (другой конец зек обмотал вокруг себя на тот случай, если вдруг сорвется), Саркисов начал опасный маневр. Зек прополз по стенке трубы около метра и словно индеец из колчана достал из-за спины три длинные рейки. Он намертво вогнал первую в металлический паз каркаса, перехватил самодельными ремнями и продолжил путешествие по краю, но уже в обратную сторону. Вскоре была установлена и вторая рейка. Начиналась самая рискованная фаза операции. Обматерив на всякий случай Хмару, тосковавшего на ржавых скобах, и запретив тому двигаться. Саркисов пополз к противоположному краю трубы. Он старался не думать о высоте. Страховку пришлось отстегнуть.

Легкий ветер начинал трепать полотно. Чем дальше продвигался зек и чем дальше заносил последнюю рейку, тем сильнее вибрировал дельтаплан. «Только бы не сорвался, — думал Саркисов, закрепляя концы планера, — Впрочем, черт его знает, что лучше. Они с Хмарой…» Вспомнив о хохле, дельтапланерист тихо застонал. Неустойчивая конструкция была почти готова. Зек вторично прополз по кирпичной окружности, проверяя крепление, и наконец вернулся к верхним скобам. Те уже были заняты сгорающим от страха и любопытства Хмарой. Согнав хохла вниз, Саркисов начал регулировать каркас. Все его движения были спокойны и точны. На сборку дельтаплана ушло не меньше часа. Хмара принялся тихо ругаться и нервно топтаться под ногами. Он проклинал всех на свете, однако вниз не слезал.

Всему приходит конец. Саркисов выдохнул: «Все!», вытер потный лоб и посмотрел на спутника. Его взгляд сейчас мог бы расплавить вольфрам, но только не Хмару. Над трубой трепетал темный планер, готовый сорваться и понестись над землей. Саркисов посмотрел в сторону вышки. «Вертухай» стоял лицом к трубе. Что-то горячее уперлось зеку в колено, потом в бедро и наконец в бок. Это продвигался наверх Хмара.

— Подвынься. — зашептал он.

— Я сейчас тебя в трубу кину, гнида! — со слезами в голосе выдушил Саркисов.

— А я крычать начну.

Наконец часовой повернулся к ним спиной. Время!

— Ты, морда хохлацкая! Поднимайся ко мне. Да осторожней, гад! Берись за палку, с краю берись. И запомни: ни единого звука. Что бы я ни делал, и как бы мы ни летели. Я не хочу из-за тебя подыхать. Если пикнешь — сброшу вниз. Поверь мне. Допер?