Леля.
Да, я понимаю, что же мне делать?
Федотов.
Необходимо сейчас же к полпреду.
Дьяконов.
Не знаю, захочет ли полпред принять ее. Здесь действует общее правило. Советский гражданин, перешедший в лагерь эмиграции, ставит себя вне закона.
Лахтин.
Это не твое дело. В Москве разберутся.
Леля.
Я вне закона?
Дьяконов.
Юридически, да..
Леля.
Предательница? Тогда все интеллигенты предатели! Всех надо расстрелять!
Лахтин.
Зачем вы клевещете на интеллигенцию?
Федотов.
Успокойтесь, Елена Николаевна.
Лахтин.
Я сейчас позвоню в полпредство.
Направляются к выходу.
У выхода останавливаются.
Дьяконов.
Я бы к стенке поставил эту сволочь.
Уходят.
Входит официант, собирает посуду.
Федотов расплачивается с ним.
Леля.
Федотов, как же теперь быть, голубчик вы мой?
Федотов.
Елена Николаевна, давайте спокойно.
Леля.
Если я пойду пешком, через всю Европу, с непокрытой головой, приду на Триумфальную площадь, в театр, к общему собранию, стану на колени…
Федотов.
Не надо пешком, не надо через всю Европу, поедем в поезде, по определенному маршруту, через всю Европу не надо, поедем Париж, Берлин, Варшава, Негорелое… Ну, теперь довольно философствовать. Вот видите, что получилось? Кому сыграла на руку ваша философия? Но это неважно, черт с ним, вы не преступница, это Дьяконов порет горячку. Спокойно, отложим все до Москвы, а в Москве — обсудим. Москва прощала более серьезных преступников, прямых врагов.
Леля.
Судить меня будут… я ведь сама судья себе. Я уж давно осудила себя. Разве я живу? Федотов, голубчик, сердце, дурно.
Федотов.
Сейчас, сейчас.
Ушел.
Сцена выкрадывания револьвера.
Леля ушла.
Входит официант, за ним, одновременно, с двух сторон, Лахтин и Федотов.
Лахтин.
Полпред принимает нас.
Федотов.
А где же Елена Николаевна?
Лахтин.
Дама.
Лакей.
Села в такси и уехала.
Лахтин.
Что это значит?
Федотов.
Не знаю.
Лахтин.
Ты что?
Федотов.
Да так, неприятно все это.
Лахтин.
Ты веришь ей?
Федотов.
Я боюсь, она наделает глупостей.
Лахтин.
Почему она скрылась? Что мы скажем полпреду?
Федотов.
Ты отправляйся в полпредство, а я пойду за ней. Я думаю, что она наша, правда?
Лахтин.
Если ты увидишь ее, скажи, что ерунда.
Федотов.
Скажу, что ерунда.
Лахтин.
Скажи, что все устроится.
Федотов.
Скажу, что все устроится.
Лахтин.
Скажи, что в Москву поедем вместе.
Федотов.
Ладно, скажу, что вместе.
Лахтин.
Скажи в ее стиле, что пролетариат великодушен.
Федотов.
Скажу в ее стиле, что пролетариат великодушен.
Боголюбов берется за пальто.
Темно.
Конец.
6-й эпизод
СЦЕНА У ТАТАРОВА
Лежит в развернувшейся упаковке серебряное платье.
Татаров.
Если вы пришли только затем, чтобы возвратить платье, то вы обратились не туда, куда следовало. Здесь живу я. Госпожа Трегубова живет в другом месте. Но вы узнавали мой адрес, следовательно, вы хотели меня видеть. Теперь вы молчите. Не понимаю. Вы обижены на меня?
Леля молчит.
А я думаю, что вы должны быть благодарны мне. Тем, что я украл ваш дневник, я оказал вам большую услугу.
Леля молчит.
Советский режим недолговечен. Его уничтожит война, которая разразится не сегодня завтра. Образуется правительство научной, технической и гуманитарной интеллигенции. Ни для кого не секрет, что начнутся репрессии. Преследования коммунистов и тех, кто им служил наиболее рьяно. Ну, что ж. Возмездие. Конечно, новая власть проявит великодушие. Но на первых порах — военная диктатура. Маршал, который вступит в Москву, будет действовать сурово — как русский патриот, как солдат. Тут ничего не поделаешь. Гуманисты в белых жилетах потупят на некоторое время взоры. И вот, представьте себе… если бы не случилось того, что случилось, если бы дневник ваш остался при вас, — скажем, вы вернулись бы обратно в Москву и продолжали бы притворяться большевичкой… И вот произошел бы переворот. Тогда в один прекрасный день, на рассвете, вас привели бы в комендатуру в числе прочих… Тут уже поздно было бы доказывать и разбираться в дневниках. Вас бы расстреляли, как любую чекистку. Ведь так?
Леля молчит.
Теперь вы чисты. Ваш дневник напечатан. Его читают Милюков[360], генерал Лукомский, русские финансисты, помещики и, главное, та молодежь, которая мечтает, ворвавшись в Россию, отомстить (жестоко) за своих расстрелянных отцов и братьев, за молодость свою, не видевшую родины. Они читают вашу исповедь и думают: она была в плену, ее мучили, ее вынуждали служить власти, которую она ненавидела. Она была душою с нами. Следовательно, я помог вам оправдаться перед теми, кто будет устанавливать порядок в России.
Леля молчит.
Ведь это ясно: где-то в подсознании вашем жила вечная тревога (запер дверь), мысль об ответственности… за кровь, которую при вашем молчаливом согласии проливали большевики. Теперь вам бояться нечего. Я был врачом вашею страха.
Леля молчит.
А теперь вы можете быть спокойны. Родина простит вас. И вознаградит. Недолго ждать. У вас будет особняк, автомобили, яхта. В серебряном платье вы будете блистать на балах. Мы встретимся (подходит к Леле). Я стану во главе большой газеты. Я приеду к вам в театр, неся розы в папиросной бумаге; мы посмотрим друг другу в глаза, и вы очень крепко пожмете мне руку.
Леля.
Стань к стенке, сволочь.
Она резко встает. В руке у нее браунинг.
Татаров бросается на нее. Происходит борьба.