Фонарщик.
Только ты, смотри, не проснись.
Человечек.
Я ошибся. Это актриса не нашего театра.
Фонарщик.
Ты лучше подсчитай, хватит на тарелку супа?
Человечек.
Темно.
Фонарщик.
Я зажгу фонарь.
Поднимает шест, зажигается фонарь над их головами.
И в свете его обнаруживается большое сходство Человечка с Чаплином.
Фонарщик помогает ему считать, заглядывая в его ладонь.
Ого-го, это целый океан супа.
Человечек.
Я мечтал только о маленькой луковице, величиной с гланду.
Фонарщик.
Ну, теперь ты сможешь съесть луковицу величиной, по крайней мере, в этот фонарь.
Тушит фонарь.
До конца музыка.
5-й эпизод
/Сцена/ ГОЛОС РОДИНЫ
«КАФЕ»
Лахтин
(читая газету). В белогвардейской газете «Россия» помещена статейка, где сказано, что вчера, в некоем пансионе, ты, советский гражданин Федотов, выстрелом из револьвера убил сотрудника газеты «Россия» Татарова. Принимая во внимание, что сия статья напечатана в газете белогвардейской, допускаю, что ты вышеуказанного Татарникова…
Федотов.
Татарова.
Лахтин.
Неважно. Я допускаю, что ты этого Татарникова не убил. Я даже предполагаю, что ты не ранил его. Я готов думать, что ты в него и не стрелял вовсе. Можно даже утверждать, что ты в него стрелять и не собирался. Я верю даже, что у тебя и в мыслях не было стрелять в этого Татарниковского.
Федотов.
Ну, конечно, белогвардейская газета нагло наврала.
Лахтин.
Неужели ты размахивал револьвером в этом притоне?
Федотов.
Это неправда, врут все.
Входит официант.
Лакей.
Дама вас спрашивает.
Федотов.
Это Гончарова.
Встал, ушел, возвращается с Гончаровой, дает ей стул.
Лахтин — поклон.
Леля.
Здравствуйте.
Лахтин.
Я очень рад.
(Рукопожатие.) Сергей Михайловичем прошу величать.
Федотов.
Надо что-то заказать.
Лахтин.
Чаю.
Федотов.
Цейлонского.
Лахтин.
Лучше индийского.
Федотов.
Бисквитов.
Лахтин.
Варенья принесите.
Федотов.
Может быть, покушаем?
Лахтин.
Ростбиф!
Федотов.
И вина.
Лахтин.
Да, да, вина.
Федотов.
Покушаем и отправимся в полпредство, Дьяконов сейчас находится там, он позвонит нам и скажет, когда выезжать. Леля. Очень хорошо.
Лахтин.
А вы помните меня? Нет? Нас уже знакомили в Москве однажды, на спектакле. В вашем же театре. Не помните? А, понимаю, я тогда баки носил.
Федотов.
Неужели баки носил?
Лахтин.
Да, продолговатые такие бакенбарды. Или нет, не продолговатые. А такие, как котлеты.
Федотов.
Зачем?
Лахтин.
Не знаю зачем. Сдуру завел.
Федотов.
Для смеху. Вот как, значит, мы познакомились с вами. В Париже. Что вы теперь играете?
Леля.
Гамлета.
Лахтин.
То есть Офелию?
Леля.
Нет, самого Гамлета.
Федотов.
Да что вы? Женщина играет мужчину?
Леля.
Ну да.
Федотов.
Но ведь по ногам-то видно, что вы женщина.
Леля.
Теперь женщина должна думать по-мужски. Революция. Сводятся мужские счеты.
Федотов.
Чего, чего сводятся?
Леля.
Сводятся мужские счеты.
Лахтин.
Чепуха.
Федотов.
На постном масле.
Входит официант.
Лахтин.
Я вам чаю налью.
Леля.
Мне, право, стыдно, что вы так беспокоитесь. Как вы жизнерадостны.
Лахтин.
Вы знаете, у меня, кажется, подагра.
Федотов.
А может быть, и не подагра.
Лахтин.
А может быть, и не подагра. Тоска по родине.
Федотов.
Или, вернее всего, насморк хронический.
Лахтин.
Да, да, не смейся, я запустил грипп. (К Леле.) Ну слушайте, пейте, ешьте, бутерброды берите — сандвичи. Вы в первый раз в Париже?
Леля.
Да.
Лахтин.
Надолго?
Леля.
Я хочу уезжать.
Лахтин.
Куда — в Ниццу поедете?
Леля.
Нет, я хочу домой, в Москву.
Лахтин.
Да что вы, когда?
Леля.
Как можно скорее.
Федотов.
Давайте вместе поедем.
Леля.
Спасибо. Я с удовольствием.
Лахтин.
Ну и чудно.
Леля.
Ну, расскажите, как там, в Америке.
Федотов.
Да ничего, всего много… только неорганизованно как-то. Без карточек. Елена Николаевна на бал собирается.
Лахтин.
Куда?
Федотов.
На бал.
Леля.
Оставьте, Федотов, я никуда не собираюсь.
Лахтин.
На какой бал?
Федотов.
Международный бал артистов.
Лахтин.
Вас пригласили?
Леля.
Да.
Лахтин.
Наглость какая. Приглашать советскую актрису на бал дрессированных обезьян. Вы, конечно, отказались?
Леля.
Да.
Лахтин.
Еще бы. Вы подумайте, что бы сказали ваши товарищи, там в Москве, если бы вдруг стало известно, что вы согласились плясать на балу Валтасара Лепельтье. Того самого Лепельтье, который обрекает на голодную смерть своих рабочих. А, Дьяконов.
