Татаров. Как это в «Гамлете»: «Слова… слова…слова…»

Леля. Вот тогда вы увидите Гамлета.

Татаров. Куда же вы уходите, Елена Николаевна?

Леля. Я страшно пала, мне стыдно. Ведь таких, как вы, мы привыкли видеть только в карикатурах на первой странице «Известий». Продажная белогвардейская пресса. И вдруг живая, плоть и кровь, гордая — понимаете — гордая нашей самостоятельностью во всем мире, ни с чем не сравнимой суверенностью советского народа — я вдруг влезла в карикатуру, я — живая, красивая — протянула руку вам… нарисованному плоскостному человечку. Это антифизический акт. Вы человек двух измерений. Вы тень, а я скульптура.

Татаров. Какой у вас язык, темперамент, фантазия… Вы необычайно интересная женщина. Я завидую вам. Ведь я бывший адвокат.

Леля. Вам одно осталось… завидовать нам…

Татаров. Вы могли бы завоевать Европу.

Леля. Зачем мне Европа? Я уже была в новом мире.

Татаров. А я ведь пошутил, Елена Николаевна.

Леля. О чем?

Татаров. За ваши листки вам дали бы двести пятьдесят тысяч франков.

Леля. Я уничтожила их.

Татаров. Напрасно.

Леля. Я счастлива. Я уничтожила список преступлений.

Татаров. А вторая половина тетрадки?

Леля. Там список благодеяний.

Татаров. Это неинтересно.

Леля. Я прочту его, когда будут валиться стены Европы. Вы говорите, что я могла бы получить двести пятьдесят тысяч франков?

Татаров. Но вы уже порвали листки.

Леля. Да, я порвала их.

Татаров. Лепестки лежат.

Леля. Акация.

Татаров. Нашелся бы предприниматель. Ряд лекций. Я говорю серьезно.

Леля. Я уничтожила список преступлений.

Татаров. Вы можете их вспомнить.

Леля. Мне бы только хотелось унизить… понимаете? Только один день мне нужен… Какая-то ложа, чтоб я вошла в ложу в сверкающем платье… Ведь я так мечтала о Европе.

Татаров. Вот бумага и карандаш. Садитесь. Вспоминайте и записывайте.

Я помогу вам. Вот тут написано: «Постоянная ложь»… Что это значит?

Леля. Ложь?

Татаров. Да. Вот, значит, первое обвинение. «Ложь».

Леля. Так это ж… не они лгали мне, а я лгала им… Это ж мое преступление. (Пауза.) Не знаю.

Татаров. Ну, вспоминайте… (Пауза.) Почему вы молчите?

Леля. Хлеб по карточкам… нет, это ж ерунда… Отмена воскресенья — нет… это ж ерунда… расстреливают воров… нет, это ж ерунда… квартирный кризис… нет, это ж ерунда… мутный крюшон… нет, это ж ерунда… я не могу… вспомнить… ни одного преступления советской власти.

Филиппов. Я весь внимание. Да, могу. На десять минут. (Кладет трубку, зовет.) Дьяконов.

Пропустить ко мне.

Алло. Филиппов говорит. Федотова Александра ко мне. Ах, это ты, Саня. Ко мне немедленно. Одна нога там, другая — здесь. (Снова читает.)

Курьер. К вам, Сергей Михайлович.

Филиппов. Впускай.

Филиппов. При тебе револьвер?

Федотов. При мне, Сергей Михайлович.

Филиппов. Давай сюда.

Федотов. Зачем?

Филиппов. Без лишних разговоров. Ты знаешь, что я лишних разговоров не терплю. Как Наполеон. То есть как Суворов.

Федотов. Пожалуйста. (Вынимает браунинг, кладет на стол полпреда.) Но я не понимаю, Сергей Михайлович.

Полпред (указывает на газету, лежащую на столе). В белогвардейской газете «Россия» помещена сегодня статья, где написано, что вчера в каком-то пансионе ты, агент советского посольства Федотов, выстрелом из револьвера убил сотрудника газеты «Россия» Татарова. Черным по белому. Принимая во внимание, что сия статья напечатана в газете белогвардейской, допускаю, что ты вышеупомянутого Татарникова…

Федотов. Татарова.

Полпред. Не важно. Я допускаю, что ты этого Татарникова не убил. Я даже предполагаю, что ты и не ранил его. Я готов думать, что ты в него и не стрелял вовсе. Можно, пожалуй, утверждать, что ты в него стрелять и не собирался. Я верю даже, что у тебя и в мыслях не было — стрелять в этого Татарниковского.

Федотов. Белогвардейская газета брешет, Сергей Михайлович.

Полпред. Револьвера, однако, лишаю тебя на трое суток.

Федотов. В этой статье еще что-нибудь написано?

Полпред. Вы свободны. Мое вам с кисточкой.

Полпред (вдогонку). Стой.

Неужели ты размахивал револьвером в какой-то бордели?

Федотов. Это неправда.

Полпред. Ступай.

Алло. Коменданта. Товарищ комендант. Полпред говорит. Федотова Александра — под арест на трое суток.

Курьер. К вам, Сергей Михайлович. Дама. Я говорю, что приема нет.

Полпред. Поперед батьки в пекло не суйся. Я велел впускать. Это из Москвы. Артистка.

Леля. Здравствуйте, товарищ Филиппов.

Полпред. Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста. Сергей-Михалычем прошу величать. Рад вас приветствовать. Когда приехали?

Леля. Вчера.

Полпред. Из Москвы?

Леля. Да.

Полпред. Ну, что в Москве?

Леля. Хорошо.

Полпред. Что хорошего? Очень плохо в Москве.

Леля. Почему?

Полпред. Снег… жижа… Здесь весна.

Леля. Да, здесь прекрасная погода.

Полпред. Училась музыке три года. Я в прошлом году, когда был в Москве, видел вас в какой-то пьесе. Был восхищен. (К телефону) Алло. Филиппов говорит. Приехала из Москвы артистка…

Леля. Не надо…

Полпред (к Леле). Вы хотите огорчить нас. (В трубку.) Артистка Гонч… (к Леле) простите… тугая память у меня…

Леля. Гончарова… Елена.

Полпред (в трубку). Гончарова. Необходимо сегодня же принять меры. Что? К устройству вечера. Как? Вы уже знаете? Ну, превосходно. (Кладет трубку.)

Леля. Я ведь очень устала.

Полпред. Отдохнете, выспитесь. Вы где остановились? Наши все останавливаются на улице Лантерн. Дешево, без претензий. Вам напишут записку.

Леля. Благодарю вас. Не беспокойтесь, пожалуйста: я уже устроилась.

Полпред. Ну, как знаете. Вольному воля. Вы в первый раз в Европе?

Леля. Да.

Полпред. О, сейчас интересные вещи происходят здесь… Тсс… По секрету вам могу сказать… Идут, идут — безработные идут на столицу. Тсс… Голодный поход безработных… А? Это вам не жук наплевал. Полиция наготове. Идут безработные. Никому ни слова… Секрет Полишинеля… Вот-с, матушка, — прекрасная здесь погода. Так. Ну, ладно. (Встает.) Еще раз приветствую вас и желаю вам здравствовать. Сейчас же отправляйтесь к начальнику нашего клуба, во дворе, второй флигель, второй этаж — и договоритесь насчет вечера. Вы что теперь играете?