Сап/ожков/. Разбуди его.
Слав/утский/. Пусть спит.
Сап/ожков/. Разбуди его! Читает ерунду, потом спит. Что он во сне видит?
Слав/утский/. Какое тебе дело?
Ибрагим. Я совершенно согласен с Сергеем. Нужно знать, какие сны снятся коммунисту. Коммунист обязан отвечать за свои сны. Если коммунист во сне совершает такой поступок, которого он не имеет права совершить наяву, он должен быть наказан. Я уверен, что будет изобретен прибор, с помощью которого мы получим возможность определять, какой сон снится человеку в данную минуту… Чтобы вести контроль над подсознательными импульсами человека…
Сап/ожков/. Проснись, Федька!
Славутский. Не кричи, Сергей. Глупо. Что ты бесишься?
Ибрагим. Я бы просто запретил видеть сны. В переходную эпоху, когда нужно охранять формирующуюся психику нового человека, следует наказывать сновидцев.
Славутский. Ты понимаешь, что ты говоришь?
Ибрагим. Отлично понимаю. Есть обстоятельства, которые непостижимым образом разрушают психику, сновидения… отражения в зеркалах… [Нужно запретить отражаться в зеркалах.] Это очень опасная вещь для неорганизованной психики — отражение в зеркале.
Слав/утский/. Ты сам сумасшедший. Ты сам сумасшедший больше, чем кто бы то ни было…
Ибрагим. Я уничтожил бы скрипки. Честное слово. Оставил бы только трубы. Активизирующие голоса. Уничтожил бы кукол… маски… кое-какие меры принял бы в отношении тени. Человек и его тень… Это оч-ч-чень скользко…
Сап/ожков/ (бросает книгой в спящего). Довольно дрыхнуть!
Из книги вываливается листок.
Сап/ожков/. А ну, посмотри.
Ибрагим (поднимает листок). Письмо. Начиркано.
Сапожков. Покажи.
Славутский. Письмо. Чужое письмо читать?
Ибрагим. Вот видишь: это из той же области. Какие могут быть тайны у коммуниста перед коммунистами же?
Слав/утский/. Я запрещаю!
Ибрагим. Не должно быть тайн. Ерунда.
Слав/утский/. Отказываюсь участвовать. (Уходит.)
Сапожков. Читай!
Ибрагим. Черновик письма.
Сапожков. Читай, черте ним.
Ибрагим (читает). «Вы великая артистка. Подумайте, какая счастливая у вас судьба: быть великой артисткой на заре человечества».
Сапожков. Как?
Ибрагим. «…счастливая у вас судьба: быть великой артисткой на заре человечества. Вы играете Гамлета перед людьми, которые…»
Просыпается спящий.
Сапожков. Которые что?
Ибрагим. Не разбираю.
Федор. Дальше я зачеркнул. Не смог выразить. Не бойся, не бойся. Не прячь. Черт с тобой. У коммуниста не должно быть личных тайн. А ну, дай сюда. Я хотел написать так: вы играете Гамлета тем, которые впервые хотят узнать, кто это — Гамлет, — не один человек это хочет узнать, не юноша, который слышал имя Гамлета от папы или дяди, а все новое человечество, новый, пришедший к культуре класс, не слышавший этого имени…
Ибрагим. Кому ты письмо писал, Федя?
Входит Славутский.
Славутский. Федя, к тебе дама идет.
Входит Леля Гончарова.
Леля. Здравствуйте. Это вы Федор Львов?
Федя. Я Федор Львов. Здравствуйте. Познакомьтесь. Это мои товарищи. Это артистка Леля Гончарова.
Леля. Я пришла поздно, потому что спектакль окончился в четверть двенадцатого. А завтра я уезжаю. (Пауза.) Вы знаете, я уезжаю за границу на целый год. (Пауза.) Так. Это очень хорошо, что вы написали мне такое письмо. Вы не ожидали, что я приду?
Федя. У нас угощать нечем. Хотите чаю? Зеркала нет. Ибрагим против отражений в зеркалах.
Леля. Как против?
Ибрагим.
(На этом текст обрывается. — В.Г.)
_____________
(Еще один набросок той же сцены. — В.Г.)
Слав/утский/. Ты неграмотное животное… Ты ни одной книги не прочел, ты ничего не читаешь, кроме чужих писем…
Ибр/агим/. Не раздражай Сергея. Сергей болен. Он инвалид!
Сап/ожков/. Подожди. Пусть он объяснит…
Слав/утский/. Нет, ты объясни… Ты… Что это, по-твоему, — коммунизм? Это черный кабинет, где потрошат человеческую душу?
Сап/ожков/. Не твое собачье дело.
Ибр/агим/. Славутский, не раздражай Сергея.
Слав/утский/. Если ты болен, иди в диспансер.
Ибр/агим/. Сергей — инвалид гражданской войны.
Слав/утский/. Что ж из того?
Ибр/агим/. Надо с ним считаться.
Слав/утский/. Оставь, пожалуйста. Как раз вот это — буржуазный предрассудок: прощать калекам деспотизм.
Сап/ожков/. Я не калека, сволочь! Я инвалид.
Слав/утский/. Инвалид — это иностранное слово. Ты калека — физический и моральный.
Ибр/агим/. Ты не имеешь права говорить так о человеке, который потерял руку в бою за коммунизм.
Слав/утский/. Вот его роль и кончилась.
Сап/ожков/. Что?
Слав/утский/. Твоя роль кончилась, говорю. Рука сгнила, и довольно.
Сап/ожков/. Что довольно?
Слав/утский/. Удобрение.
Сап/ожков/. Где удобрение?
Слав/утский/. Ты удобрение. Навоз коммунизма!
Сапожков схватывает револьвер.
Ибрагим удерживает его руку, борьба.
Сап/ожков/. Пусти! Пулю всажу, к чертовой матери!
Ибр/агим/. Я прошу… Сергей… кончено, довольно.
Сап/ожков/. Деспотом стал!
Спящий, Федор Львов, просыпается на секунду.
Львов. Ч-черт… В чем дело… Спать не дают… (Засыпает.)
Слав/утский/. Федя, твое письмо здесь читают! [Проснись! Черный кабинет твое письмо читает!] (Бежит к спящему.)
Сапожков одной могучей рукой перехватывает его,
парализует сопротивление, выталкивает за дверь,
задвигает щеколду. Тот стучит. Кричит за дверью:
[Жандармы! Жандармы! Жандармы!]
Спящий проснулся.
Львов. Что случилось? Кто там? Ибрагим, открой двери. В чем дело?
Крик. Федька, они письмо у тебя украли.
Пауза. Федор Львов идет медленно к постели,
берет книгу из-под подушки, перелистывает,
встряхивает, оглядывается.
Ибр/агим/. Ты гнусно себя ведешь, Федор.
Федор открывает двери.
Одновременно входят Славутский
и Леля Гончарова.
Слав/утский/. К тебе дама пришла, Федя.
Львов. Здравствуйте.
Гонч/арова/. Я пришла попрощаться с вами. Я уезжаю послезавтра.
Львов. Знакомьтесь. Это артистка Елена Гончарова. Это мои товарищи. Сапожков. Ибрагим. Славутский.
Гонч/арова/. Я пришла поздно, потому что спектакль окончился в половине двенадцатого.
Львов. Наше общежитие напоминает барак прокаженных. Можно подумать, что все обречены на смерть. [Ссоры вспыхивают каждую минуту.] Почему-то нервы у всех напряжены. Скоро начнутся галлюцинации, бред.
Леля сидит на камне. Все более светает.
