примерно так сегодня утром: “А какое, собственно, тебе дело, женюсь я или
нет?”
Она вскинула голову и наградила его таким взглядом, под которым буквально
хотелось упасть на колени.
— Я полагала, что, как кто-то сказал мне сегодня утром, я имею право узнать, женишься ты на этой женщине или нет; это право основывается всего лишь на
двадцатилетней дружбе и больше, конечно, ни на чем.
Конн хотел что-то возразить, потом вздохнул, продолжая массировать лоб. Больше
всего он хотел, чтобы голова прекратила раскалываться.
— Знаешь, Энди, я получал предложения и похуже этого. Я женился на Лизе, потому
что думал, что люблю ее, и я женился на Юдифи, думая, что мы любим друг друга.
Сейчас в моей жизни нет ни той, ни другой, и мне кажется, проблема не в
женитьбе. Проблема как раз в любви. Может, никакой любви все-таки нет? Может, надо жениться на той, которая тебе всего лишь не противна, и поставить на этом
точку?
Что-то мелькнуло на ее лице — тень, след непонятной боли, — мелькнуло и
исчезло. Он с любопытством смотрел на нее, ожидая ответа, но Энди просто
повернулась и вышла из кабинета. И пока дверь за ней закрывалась, Конн вдруг
сообразил, что, будь он хоть чуть-чуть поумнее, он бы сделал предложение самой
Энди.
Впрочем, он тут же решил, что нельзя жениться на своем лучшем друге. Это значит
потерять своего лучшего друга, а взамен приобрести еще одну жену. А кому же
поплакаться, когда дело вновь дойдет до развода?
Прошло уже два часа, а Энди места себе не находила.
Черт подери, надо быть полным идиотом, чтобы, едва выпутавшись из сетей брака, очертя голову бросаться в пучину нового. Но ведь Конн Девлин вовсе не был
идиотом. Он, пожалуй, был самым нормальным среди всех, кого она знала.
“Но только не тогда, когда дело касалось женщин”, — добавила про себя Энди, пытаясь справиться с новым приступом бешенства. Вскоре после его женитьбы на
Юдифи Энди решила, что все дело в какой-то удивительной генетической болезни.
Чем же еще, если не умственным расстройством, можно объяснить это моментальное
(за одну ночь) превращение умного и расчетливого прагматика, настоящего волка
большого бизнеса в слабовольного недоумка?
Положим, тогда у него просто не было шансов. Через пять минут после их первой
встречи Юдифь атаковала Конна с непреклонностью тепловой ракеты. Его участь
была решена задолго до того, как он смог в этой ракете чуть-чуть разобраться.
Для Юдифи Конн воплощал идеального мужа. Он сделал головокружительную карьеру, был богат, хорошо воспитан и вдобавок красив как черт. Он не проливал суп на
скатерть, умел пользоваться ножом и вилкой, носил костюмы с достоинством принца
и мог очаровать самого холодного сноба в самом элитарном обществе. Конн
прекрасно разбирался в винах, управлял яхтой, катался на лошадях, знал, как
обращаться с машинами любой марки и с женщинами любого склада. А самое главное
— у Конна были связи. Очень серьезные связи. Молодая, очень самолюбивая, очень
настойчивая и практичная Юдифь буквально вцепилась в него зубами.
Конн со своей стороны быстро оценил в ней достоинства будущей жены. Красива.
Талантлива. Имеет большой успех. После свадьбы молодожены заняли место
“блестящей пары” в высшем обществе Сиэтла. О них говорили и ими восхищались.
Так продолжалось около года. А потом сладкий сон начал таять на глазах.
Не прошло и двух лет после свадьбы, а Конн здорово изменился. Он стал
замкнутым, неразговорчивым, угрюмым. И работал как одержимый, отгородившись от
мира стенами своего кабинета. Энди почти перестала общаться с ним. На Новый
год, третий год семейной жизни, Конн без всякого предупреждения появился у нее
на пороге.
Он выгнал ее поклонника, налил себе огромный стакан бренди, осушил его двумя
большими глотками; грязно выругавшись, запустил стаканом в стену и виновато
взглянул на остолбеневшую Энди.
А потом рассказал ей о Юдифи. Об их очередной ссоре — он хотел иметь детей, а
она в очередной раз отказалась даже обсуждать это. Юдифь выходила замуж, думая, что для Конна, как и для нее самой, главное — карьера. Наконец она поняла, что
Конн не прочь слегка расслабиться, пожиная плоды успеха. Что он хотел бы стать
отцом семейства.
“Она ушла и подала на развод”, — сухо добавил он.
Прошло немало времени, прежде чем Конн нашел в себе силы начать новую жизнь.
Правда, он изменился. Стал спокойнее. Меньше смеялся, больше времени проводил в
одиночестве. Казался сдержаннее. Словно отрезал какую-то часть своей души и не
хотел никого к себе подпускать.
Энди устало выругалась. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы ушла
домой. Приготовила бы на ужин салат из экзотических фруктов. Устроилась бы
поудобнее в своей гигантской ванне, погрузившись в горячую воду с клубами пара.
А потом доползла бы до постели и заснула. Так бы и спала, пока…
Зазвонил телефон, и она нехотя взяла трубку: — Да?
— Энди, приехали мистер Бек с сыном.
— Бек с сыном? — Она выпрямилась. — Вот это да!
Энди вскочила, схватила пиджак со стула, прыгая на одной ноге, начала судорожно
искать туфли. Заглянула к Конну, крикнула ему, чтобы приготовился, причесалась, подкрасила губы, глубоко вздохнула и направилась в приемную.
Марк Бек зашел первым. Улыбаясь, он подошел к Энди, горячо потряс ее руку.
— Я чуть не позвонил вам вчера вечером. У меня неожиданно появились два билета
на концерт, а я еще не забыл, что вам нравится Шопен.
— Я обожаю Шопена, — рассмеявшись, кивнула Энди.
— Забудьте о Шопене. — Конн вошел в приемную как раз вовремя, чтобы услышать
конец их беседы, и холодно посмотрел на Марка. — Пока мы не пришли к соглашению
по нашему контракту, мы все еще конкуренты. А раз мы конкуренты, любые попытки
войти в контакт с моими сотрудниками будут рассматриваться как попытки
подкупа.
Даже любезной улыбкой Конн не мог скрыть явного раздражения. Что возомнил о
себе этот недоносок? Здесь, в самом сердце его владений, так открыто
кокетничать с Энди!
Казалось, Марк вовсе не смутился.
— Еще один стимул, чтобы побыстрее закончить наши дела, — бросил он, с
подчеркнутой вежливостью пожимая руку Конна. Повернулся к Энди и гораздо мягче
добавил: — Я и сам всегда был неравнодушен к Шопену.
Конна так и подмывало спросить, почему бы в таком случае Марку не отправиться
домой и не послушать свою любимую музыку, а не торчать здесь, приставая к Энди.
Но контракт еще не был подписан, да и с Энди все было слишком запутанно. Он
взял себя в руки и спокойно улыбнулся:
— Наша встреча была назначена на пятницу. Что случилось?
— Это одна из причин, по которым вы мне нравитесь, Девлин, — раздался голос
позади них. — Вопрос прямо в точку, и ни одной потерянной минуты.
Конн повернулся — широкие стеклянные двери, ведущие в коридор, распахнулись, и
в приемную вошел Десмонд Бек-старший, не очень высокий, но массивный, с пышной
седой гривой и обманчиво кроткими глазами.
Конн слегка кивнул, ожидая продолжения. Десмонд Бек был внимательным и
основательным профессионалом, блестящим инженером и талантливым бизнесменом.
Последние несколько лет “Бектрон” переживал тяжелые времена, но причиной тому
были объективные изменения в экономике. Основатель и президент компании ни разу
не сделал ни одной ошибки. Конн уважал Бека гораздо больше, чем любого другого
крупного промышленника или бизнесмена.
Неожиданно широкая улыбка пропала, а в кротких серо-голубых глазах появилась
холодная сталь.
— Я просмотрел ваши последние предложения, Девлин, но мне так до конца и не
ясно, что за ними стоит.
