– Эй! Что это вы делаете?

Шерлок Холмс преспокойно спустился со скамьи и повернулся. Перед ним стоял престарелый служитель колледжа, чья выцветшая черная мантия свидетельствовала о том, что он – нечто вроде церковного сторожа или смотрителя.

– Вы здесь главный? – поинтересовался Холмс.

– Так оно и есть, и я порядком устал от ваших выходок, юные господа. Это дом Господа, здесь не место вашим шуточкам. А теперь убирайтесь, не то я позову декана.

– О, незачем его беспокоить, – непринужденно заметил Холмс. – Я уверен, вы сами можете рассказать мне все, что нужно. – Он извлек из кармана полсоверена. – Меня интересует ваша замечательная картина, и мне очень жаль, что я не могу ее здесь увидеть. Вы не знаете, куда ее отправили на реставрацию?

При виде поблескивающей монеты тон старика переменился.

– Да, сэр, – ответил он, протягивая руку за нежданными чаевыми. – У меня в книге имеется запись с адресом. Пожалуйте сюда. Я так понимаю, вы студент и изучаете искусство, сэр.

– Так и есть, – согласился Холмс.

– Навряд ли вам удастся много изучить по этой картине. Очень уж она темная и мрачная. На ней и людей-то почти не разберешь. Говорят, она очень ценная, но я бы за нее и ломаного гроша не дал. Прошу вас, подождите здесь, сэр.

Он отпер дверцу и втиснулся в комнатку, размерами лишь ненамного превосходящую дворницкую каморку, где обычно хранят веники и метлы. Спустя несколько мгновений он вновь появился, держа в руке визитную карту.

– Ах вот как, “Симкинс и Стритер”, – произнес Холмс, одобрительно кивая. – Я их отлично знаю. Они сделают все наилучшим образом. Когда они ее забрали?

– Три недели назад.

– А кто руководил перевозкой? Мистер Симкинс или мистер Стритер?

– Вот уж без понятия, сэр. Меня тут не было.

– Вы хотите сказать, что они приехали из Лондона и увезли это сокровище колледжа без вашего личного надзора? – спросил Холмс с наигранным изумлением. – Не слишком любезно с их стороны.

Отношение сторожа к посетителю явно стало более теплым.

– Меня тоже это поразило, сэр. Похоже, все делалось наспех. Они должны были явиться в середине дня, но так и не приехали. А во вторник утром, когда я сюда вошел, картины уже не было. Правду сказать, я малость обеспокоился и побежал прямиком к декану. Но он меня мигом успокоил. “Незачем волноваться, Тэвисток, – так он мне сказал. – Реставраторы просто припозднились. Кажется, в дороге у них захромала лошадь, и, пока ей раздобыли замену, они уже никак не поспевали к назначенному сроку”.

– Значит, вы так и не видели тех людей, кто забрал картину?

– Нет, сэр.

– А ведь наверняка понадобилось бы несколько человек, чтобы ее снять и унести. Она большая и тяжелая.

– Так оно и есть, – рассмеялся старик. – Да что говорить, когда старый доктор Гиддингс подарил нашему колледжу эту картину, мы ее аж вшестером поднимали, и декан – тот наш прежний декан, нынче он ректор, – все прыгал и выплясывал вокруг, кричал на нас, чтоб мы были осторожней.

Они шли по длинному нефу. По пути Холмс произнес:

– Вы говорили о каких-то неприятностях с распоясавшимися студентами.

– И они еще зовут себя джентльменами! – фыркнул престарелый смотритель. – Святотатцы, варвары и хулиганы, вот они кто. Дело было в первую неделю семестра. Я тут четверых застукал, они ошивались вокруг картин. У одного был фонарь, и он его поднес к этой голландской штуке. Я испугался, что он ее подпалит. Сами понимаете, сэр, когда я вас увидал на том же месте, сразу все припомнил. Уж простите, что был с вами малость резковат.

– Вполне вас понимаю, – сочувственно отозвался Холмс. – На вас лежит большая ответственность. А что произошло с этими буянами?

– Я позвал Джанкина, это наш старший уборщик, и пару его ребят. Их с лихвой хватило на шайку пьяных сорванцов. Мы вытолкали их вон, записали их имена, и я о них сообщил самому ректору. А что с ними потом сталось, не знаю. Но сюда они уж точно не возвращались.

– А вы не помните ни одного имени?

– Помню-помню, сэр. Все они из Магдалины, а их заправила – достопочтенный Хью Маунтси, сын лорда Хэнли. Уж аристократы-то могли бы получше понимать, что к чему, как вам кажется, сэр?

Они добрались до западной двери, и смотритель придержал ему створку. Холмс поблагодарил его за полученные сведения и вышел наружу, в узкий переулок.

Вернувшись к себе, Шерлок Холмс окончательно перестал притворяться, будто занимается своими учеными штудиями. Загадка исчезнувшего полотна захватила его разум. Он бросился на диван, закурил трубку и стал размышлять над дополнительными сведениями, которые добыл от смотрителя. Судя по всему, “Рождество” предполагалось в определенный день увезти на реставрацию: этот факт позволит руководству колледжа какое-то время скрывать похищение картины. И этот же факт, похоже, обеспечивает ворам великолепное прикрытие. Что же касается повес из Магдален-колледжа, которые так досаждали окружающим, то здесь может тянуться ниточка к более ранним проделкам, совершенным в течение летнего и осеннего семестров.

Ясно, что у этого пестрого собрания украденных оксфордских реликвий есть общие черты. Каждый предмет бережно хранило и лелеяло то учебное заведение, которому он принадлежал. И похищение каждого требовало известной смелости и дерзости. Такой поступок призван был посеять смятение среди владельцев той или иной реликвии, которые именно поэтому едва ли обратились бы в полицию, опасаясь огласки, скандала и всеобщих насмешек.

Но при этом, размышлял Холмс, здесь имеются и неувязки. Украденные вещи весьма разнятся по качеству, значимости и размеру. Похоже, воры не придерживаются какой-то одной линии действий. Чтобы добыть штандарт Ориела, потребовались скалолазные навыки; солнечные часы Магдален-колледжа аккуратно снял со стены некто хорошо владеющий ремеслом каменщика. Лишь ученый, разбирающийся в редких старопечатных изданиях, мог изготовить подделку, которая, пусть и ненадолго, ввела в заблуждение служителей библиотеки Рэдклиффа. Кроме того, можно рассмотреть эти проделки с точки зрения трудности их исполнения и степени риска. С каждой эскападой то и другое возрастает. Ночную вылазку в Ориел-колледж с целью украсть его флаг и похищение картины из Нового колледжа разделяет пропасть. Первая похожа на обычную студенческую шуточку. А второе – серьезное преступление, и его требовалось весьма тщательно подготовить.

И здесь мы невольно подходим к проблеме мотива. Зачем тем, кто это сделал, понадобилась столь причудливая подборка разнородных предметов? Три вещи из украденных не имеют особенной ценности в денежном выражении. Но инкунабула и картина, напротив, являются чрезвычайно дорогими реликвиями, которые можно сбыть лишь через особые подпольные каналы. Холмс отверг мысль о студенческих проделках. Такие проказы обычно не отличаются злостностью, скорее это лишь хвастливые выходки, досадные для окружающих: в подобных случаях молодые люди хотят просто заявить о себе, покрасоваться. Однако эта череда краж – совсем другое дело. Она обернулась смятением и даже страданиями для тех колледжей, которых коснулась. А что, если неизвестные добивались именно этого?

Холмс выбил трубку в камин и сверился с карманными часами. Без нескольких минут два. Самое время нанести еще один визит. Облачившись в легкое пальто и вынув трость из плетеной корзины, стоявшей за дверью гостиной, он вышел и сбежал вниз по каменной лестнице.

После двадцати минут бодрой ходьбы через центр города и по Банбери-роуд он оказался на границе пригородов. Солидные дома здесь стояли на значительном расстоянии друг от друга, обращенные к полям и лугам, что тянулись вниз, к реке Черуэлл. Холмс нашел нужное здание, дойдя почти до самого конца череды домов. Это было крупное строение с двойным фронтоном. К нему вела недлинная аллея, посыпанная гравием. Он дернул за шнурок дверного колокольчика, и появился слуга.

Холмс протянул ему свою визитную карточку.

– Я коллекционер-любитель, увлекаюсь искусством. Сейчас живу в Гринвилл-колледже, – объяснил он. – Приношу извинения, что явился без предварительной договоренности, но я бы счел за большую честь, если бы мне позволили лицезреть коллекцию доктора Гиддингса.