Фальк резко обернулся, чтобы удостовериться, не перекрыта ли позади него дорога к выходу. Знойная, удушливая, полная запахов тишина казалась сверхъестественной. Ему на миг почудилось, что обманчивые тени этого сада хранят воспоминания о какой-то невообразимо далекой, ныне утраченной планете, чуждой всему земному, мире запахов и иллюзий, болот и неожиданных превращений…

На тропинке меж застилавших обзор цветов Орри остановился, взял из висевшей на столбе корзины маленькую белую трубочку и, сунув ее кончик себе в рот, принялся жадно сосать. Фальку доставало других впечатлений, и он не обратил бы на действия Орри особого внимания, но юноша, как бы слегка смутившись, сам начал объяснять:

— Это парифа, транквилизатор… Все Повелители прибегают к нему. Он стимулирует работу мозга. Может, хотите…

— Нет, спасибо. Мне вот что интересно…

Фальк ненадолго задумался. Просящиеся на язык вопросы не стоило задавать напрямую. Все время, пока шел «Совет» и Абандибот давал объяснения, Фалька не покидало странное, сбивавшее с толку ощущение, что все это было представлением… «пьесой», подобной той, которую он видел на древних магнитных лентах в библиотеке Владыки Канзаса: старый безумный король Лир рыщет в бурю по вересковым зарослям. Но самое забавное, что у Фалька к тому же возникло смутное ощущение, что эта пьеса разыгрывалась не столько для него, сколько для Орри. Он не слишком понимал подоплеку дела, но у него вновь и вновь возникало ощущение, что все слова, обращенные к нему, были на самом деле призваны доказать что-то мальчику.

И мальчик верил в реальность происходящего. Для него это не было пьесой. Или же он сам был актером и участвовал в постановке.

— Меня смущает вот что, — осторожно начал Фальк. — По твоим словам, Верель находится на расстоянии ста тридцати-ста сорока световых лет от Земли. Именно на таком расстоянии вряд ли так уж много звезд.

— Повелители говорят, что на расстоянии ста пятнадцати — ста пятидесяти световых лет есть всего четыре звезды с планетами, среди которых может оказаться и наша. Но они расположены в четырех различных направлениях, и если Синги пошлют корабль на поиски нашей родины, то на облет всех четырех звезд уйдет около тысячи трехсот лет реального времени.

— Хотя ты был всего лишь, ребенком, все же, пожалуй, странно, что ты не помнишь, сколько времени требовалось на путешествие и сколько лет тебе должно было исполниться по возвращении домой.

— Речь шла о «двух годах», преч Рамаррен, то есть, грубо говоря, о ста двадцати земных годах… но мне казалось ясным, что это примерная цифра и что мне не следует уточнять.

На какой-то момент, возвратившись мыслями опять на Верель, мальчик вдруг заговорил с трезвой рассудительностью, какой он раньше не выказывал.

— Полагаю, — сказал он, — не зная, кого или что они обнаружат на Земле, взрослые члены экспедиции хотели быть уверенными в том, что мы, дети, незнакомые с техникой блокирования мозга, не в состоянии выдать местонахождения Вереля противнику. Для нас самих было безопаснее оставаться в полном неведении.

— А ты помнишь, как выглядит звездное небо Вереля, какие там созвездия?

Орри пожал плечами в знак отрицания и улыбнулся:

— Повелители тоже спрашивали меня об этом. Я был зимнерожденным, преч Рамаррен. Весна только началась, когда мы покинули Верель. Мне нечасто приходилось видеть безоблачное небо.

Судя по всему, и впрямь только он — точнее, его подавленная личность, Рамаррен — мог бы сказать, откуда прилетела экспедиция. Объясняло ли это главную загадку — тот интерес, который Синги проявляли к нему, причину, по которой он был доставлен сюда под присмотром Эстрел, их предложение восстановить его память?

Итак, существовала планета, которая не находилась под их контролем; на ней вновь открыли околосветовой полет. Синги хотят узнать ее местонахождение. Если они восстановят его память, он сможет поведать им об этом. Если только память восстановить удастся. И если хоть что-то из того, что они наговорили, являлось правдой.

Фальк вздохнул. Он устал от этой круговерти подозрений, от изобилия иллюзорных чудес. Иногда даже мелькала мысль, а не находится ли он до сих пор под воздействием какого-нибудь наркотика. Фальк чувствовал, что не в состоянии судить о том, как следует поступить. Он и, вероятно, этот мальчик были игрушками в руках страшных, ни во что не веривших игроков.

— Человек по имени Абандибот… он тогда находился в комнате, или это была какая-то проекция, иллюзия?

— Я не знаю, преч Рамаррен, — ответил Орри.

Вещество, которым мальчик надышался из трубки, казалось, подбодрило и успокоило его. Всегда отличавшийся некоторой инфантильностью, сейчас он говорил с веселой непринужденностью.

— Думаю, что Абандибот все же был там. Но они никогда не приближаются ко мне. Честно говоря, за все то время, которое я провел здесь, за все шесть лет я ни к кому их этих людей еще ни разу не прикоснулся. Они стараются держаться особняком, всегда поодиночке. Нет, я вовсе не желаю сказать, что они плохо ко мне относятся, — поспешно добавил Орри, чтобы у Фалька не сложилось превратное впечатление о Повелителях. — Они добрые. Я очень люблю и лорда Абандибота, и Кен Кениека, и Парлу. Но они так далеки… всегда далеки от меня. Они несут слишком тяжелое бремя: сохраняют знания и поддерживают мир. Они выполняют множество других обязанностей и делают это в течение вот уже тысячи лет, тогда как остальные люди Земли не несут никакой ответственности и ведут жизнь диких зверей на воле. Их соплеменники — люди ненавидят Повелителей и не хотят знать правду, которую им предлагают. Вот Повелителям и приходится всегда держаться порознь, оставаться одинокими — ради сохранения мира. Ведь если бы их не было, умения и знания были бы утрачены в течение нескольких лет воинственными племенами: всякими там Домами, Странниками и рыщущими по планете людоедами.

— Далеко не все они людоеды, — сухо заметил Фальк.

Казалось, что Орри уже выложил весь заученный урок.

— Да, — согласился юноша. — Возможно, и не все.

— По мнению «дикарей», они пали так низко именно потому, что Синги не дают им поднять головы. Что, если они попытаются искать новые знания, Синги воспрепятствуют им, а если они попытаются построить свой собственный город, то Синги уничтожат его вместе со всем населением.

Наступила пауза. Орри закончил обсасывать трубочку с парифой и аккуратно зарыл ее среди корней кустарника с вытянутыми висячими кроваво-красными цветами. Фальк терпеливо ждал ответа мальчика и только спустя некоторое время понял, что ответа не будет. Его слова просто не дошли до сознания Орри, поскольку не несли для него никакого смысла.

Они продолжали молча идти в глубь сада.

— Ты знаешь ту, чье изображение появилось вначале? — спросил Фальк.

— Стреллу Зиобельбель? — с готовностью отозвался Орри. — Да, я видел ее и раньше на заседаниях Совета.

— Она из Сингов?

— Нет. Она не принадлежит к Повелителям. Я думаю, что она из горцев, просто была воспитана в Эс Тохе. Многие люди приводят или присылают сюда своих детей, чтобы их воспитывали для службы у Повелителей. А детей с недоразвитым умом приводят сюда и подключают к психокомпьютерам для того, чтобы даже они могли внести свой посильный вклад в великое дело. Именно их невежественные люди называют «людьми-орудиями». Ты пришел сюда со Стреллой Зиобельбель, преч Рамаррен?

— Да, и кроме того, я странствовал с ней, делился с ней пищей и спал с ней. Она называла себя Эстрел, Странницей.

— Тогда вы сами должны были догадаться, что она не Синг! — вырвалось у мальчика. Он тут же покраснел, замолчал и, вытащив еще одну белую трубочку, принялся ее сосать.

— Будь Эстрел Сингом, она не стала бы спать со мной? — настойчиво поинтересовался Фальк.

Мальчик, все еще красный от смущения, пожал плечами, выразив отрицание на верелианский манер. Затем наркотик все же придал ему смелости, и Орри произнес:

— Они не вступают в физический контакт с обычными людьми, преч Рамаррен. Они словно боги — холодные, добрые и умные… всегда держатся особняком…