Джоли откинула голову, когда Даниель развязал ее ленты, расшнуровал блузку и отложил тонкую ткань в сторону. У Даниеля пресеклось дыхание, когда он увидел ее обнаженные груди с набухшими, заострившимися сосками. А Джоли почувствовала, как забурлила ее кровь, теплом разливаясь по телу. Джоли хотелось растаять в этом бушующем пламени, но в то же время внутри ее росло какое-то беспокойство, потребность в чем-то, что она понимала только отчасти.
Даниель опустился на колени перед кроватью, на которой лежала Джоли, положил широкую ладонь на ее грудь, словно это было драгоценное произведение искусства, огрубевшими кончиками пальцев погладил ее затвердевший сосок. А когда наклонился ниже и коснулся его языком, Джоли охватила такая страсть, что она вскрикнула и выгнулась дугой.
Даниель одновременно и успокаивал, и разжигал ее, продолжая языком ласкать ее грудь, а рукой круговыми движениями плавно гладя живот Джоли. Когда он потянулся к другой груди, Джоли замотала головой по подушке, испытывая невероятно острое чувство радости — радости капитуляции и полной сдачи на милость победителя. Никогда, даже в самых смелых своих фантазиях, Джоли и предположить не могла, какое наслаждение мужчина может подарить женщине.
Рука мужа продолжала гладить ее, но не только живот, но и другую грудь, особенно сосок — это ему доставляло несомненное удовольствие. Затем рука разгладила ее спину и скользнула в панталоны, чтобы нежно сжать ягодицы Джоли.
Некоторое время спустя Даниель начал поглаживать внутреннюю поверхность ее бедер, как бы давая понять Джоли, чтобы она раздвинула их, и они откликнулись на этот призыв с необъяснимой готовностью. Но Даниель всего лишь положил ладонь на влажный, шелковистый холмик ее женственности, все еще укрытой тонким муслином, и вдавил ее в матрас.
— Нет, не сейчас, — хрипло прошептал Даниель, словно только что вынырнул из глубины и глотнул воздуха. — Господи, еще немного, не сейчас!
Даниель склонился над ее вздрагивающим животом и сначала губами, а потом языком нежно коснулся его. Джоли судорожно вцепилась в его рубашку, тщетно пытаясь уложить его на себя, но Даниель поймал ее запястья и прижал ее руки у нее над головой.
К этому моменту Джоли уже жаждала его с почти животной страстью, хотя даже не представляла себе, что он станет с ней делать. Тело ее было мокрым от пота, разметавшиеся пряди волос прилипли к щекам, лбу, шее. Даниель одним пальцем неспеша принялся снимать с нее панталоны.
Все еще удерживая руки Джоли у нее над головой, Даниель продолжал ласкать Джоли, испуская при этом короткие хриплые вскрики. Джоли отвечала тем же. Она была поймана, ей уже не сбежать, но Джоли никогда и в голову не приходило, как это восхитительно-сладостно — быть покоренной, быть побежденной!
Даниель провел носом по животу к самому ее уязвимому месту, и Джоли испытала от этого сладостный, трепетный шок. Когда же он дерзко и бесстыдно прижался к нему ртом, Джоли издала сдавленный крик удовольствия и стала извиваться на кровати, не испытывая никакого чувства стыда, словно дикая кобылица под своим жеребцом.
— Я так и думал, — услышала сквозь бурю бушевавших в ней чувств и желания Джоли, и в голосе Даниеля она не услышала вражды или злобы, а только покорность судьбе и налет грусти.
Подсунув руку под ее правое колено, он высоко поднял ногу Джоли, чтобы получить полный доступ в нее. Джоли закусила уголок подушки, чтобы заглушить стоны экстаза, до которого доводил ее Даниель своими губами и языком.
Страшное напряжение внутри нее все росло и росло. Она уже не могла с ним справиться. Мышцы живота и те, что были ниже, сокращались и расслаблялись в ответ на половодье чувств, захлестнувших ее.
И тогда Джоли почувствовала, как в самой сердцевине ее женского естества взвихрилось что-то очень горячее и сильное. У нее было такое впечатление, словно внезапно в глаза ударил яркий луч солнца, словно вспыхнул фейерверк из миллиона искр, воспламеняя каждую клеточку ее души и тела.
Даниель отпустил Джоли, и та, вся трепеща, откинулась на спину на мягкий матрас. Даниель продолжал свои ласки, поглаживая ей живот и бедра, но уже более медленно и спокойно, постепенно приводя ее в себя. Когда у Джоли почти восстановилось дыхание, Даниель поднялся, выпростал рубашку из штанов, расстегнул ее и повесил на спинку кровати. Пряжка ремня тихонько звякнула, и Джоли закрыла глаза, боясь, что то, что она увидит вблизи, лишит ее мужества.
Крепость и жар его тела заставили ее улыбнуться, в то время как Даниель лег на нее, но очень осторожно, стараясь не раздавить ее своим весом. Джоли получила свое удовольствие, и теперь Даниель должен был получить свое. Джоли твердо решила, что перенесет боль молча, и это будет прекрасным ответом на то, что он просил, а потом требовал от нее.
— Сделай это, ну ты знаешь, что. Ведь ты делала это прежде… — послышался его низкий, глухой голос.
Джоли откинула голову, притворившись, будто не слышала того, что он сказал, и вместо ответа с готовностью предложила свое молодое тело. Даниель покрыл поцелуями ее шею, и Джоли ощутила, как его огромное мужское естество прижалось к ее, бедру.
Тут Джоли внезапно охватил страх, однако она не поддалась ему. После того как она видела человека, умирающего на тротуаре рядом с банком в этом проклятом Просперити, после того как ее арестовали, судили и чуть было не повесили за убийство того бедняги, перспектива потерять невинность едва ли могла испугать Джоли.
Даниель что-то пробормотал неразборчивое, а потом внезапно и сильно, одним резким толчком вошел в нее. Хотя у Джоли вырвался похожий на рыдание крик боли и страха, она обеими руками крепко обхватила голую спину Даниеля, чтобы он оставался в ней.
— Боже мой! — потрясение прошептал он. — Я думал…
Джоли запустила руку в его волосы цвета спелой пшеницы и прижалась губами к его рту, заставив его замолчать. Его язык глубоко проник в ее рот — такой же неистовый захватчик, как и его жгучее мужское естество. Джоли была ошеломлена, почувствовав, как ее усталое тело с готовностью изогнулось в новом и еще более сильном желании.
Даниель крепко держал ее, а Джоли буквально сгорала в его объятиях, когда он принялся плавно входить и выходить из нее.
Джоли все труднее было сдерживать свои чувства. Внутри у нее все кипело от этого жара и вырывалось наружу бессвязными криками. Она и не подозревала, что Даниель способен совершить с ней такое. А он продолжал брать ее сильными и точными движениями взад-вперед, бормоча нежные слова и слегка покусывая ей шею и ключицы.
Горячий красный туман застлал глаза Джоли, и она вдруг с яростным воплем женщины-воительницы содрогнулась в руках Даниеля… раз, другой, третий. Наконец затихла. Однако сквозь пелену наслаждения Джоли осознала, что Даниель не успел кончить и инстинктивно положила руки на его мускулистую, потную спину и стала возбуждать, шепча ласковые, бессмысленные слова.
Даниель наконец в последний раз сильно вошел в нее и затих, застонав от блаженства. Тело Джоли получило то, чего никогда еще не знало. Когда Даниель кончил, он упал рядом с ней на матрас, отчего пружины протестующе застонали. Пальцы его правой руки ласково и глубоко зарылись в ее волосы, а большой палец погладил ее скулы. Прошло бесконечно долгое время, прежде чем у него выровнялось дыхание, и Даниель спросил слегка охрипшим голосом, в котором слышалось осуждение:
— Почему же ты не сказала мне, что у тебя никогда не было мужчины?
Голова Джоли покоилась на плече Даниеля, и она вздохнула, все еще пребывая в блаженном состоянии.
— Вот и нет, мистер Бекэм, — улыбаясь, возразила она. — Я говорила вам, а вы мне не поверили.
Даниель молчал несколько длинных, блаженных минут, но потом в нем опять закипели эмоции. Даже не глядя на него, Джоли знала, что он хмурится.
— Но то, как ты все это делала! Никто б не подумал даже, что ты не знаешь, чем занимаешься…
Обиженная Джоли попыталась сесть на постели, но Даниель прижал ее к себе, одной рукой обнимая за бедра. И хотя она никогда и ни за что не призналась бы в этом, но то, что она при этом почувствовала, очень ей понравилось.
