— Давай, будем вместе всегда — произнес Джимми дрожащим голосом, протягивая кольцо Саманте — Только ты и я! Мы! Прошу!
— Нет, Джимми — голос девушки дрогнул
Этот отказ, подобно выстрелу в голову. Джимми замер, из глаз медленно проступали кристаллы слез, а внутри души сочилась багровая кровь. Он не знал, что сказать. Это транс, запрограммированный на уничтожение организма. Вальс, который кружила мелодия боли. Хаос проникал в отрезанное место планеты, уничтожая все цвета, превращая их в серую кашу меланхолии и ужаса. Саманта не спеша убрала руку, в ее глазах дрожали слезы. Она быстро направилась к вагону, где ее догнал Джимми, схватив за плечо.
— Вернись ко мне!
— Нет, забудь — ответила Саманта, поднимаясь по лестнице, ведущей в вагон поезда — Прощай
— Скажи честно, есть ли шанс, что ты когда-нибудь вернешься?
— Если и есть, то он один из тысячи
— Меня устраивает эта пропорция — тихо произнес Джимми, сделав несколько шагов назад
Двери закрылись, и состав начал свой путь. Джимми стоял на пироне, пытаясь уловить в мелькающих окнах такой родной и знакомый силуэт, но его не было видно. Поезд уже свернул за поворот и полностью пропал из поля зрения. Парень одиноко стоял на пустеющем вокзале, с неба посыпались редкие, но крупные капли дождя. По щеке Джимми то же стекала влага, но она падала не с неба, а с его грустных и добрых глаз. Время шло, а парень все стоял на вокзале, наблюдая за новыми составами, так же уходящими в даль. Возможно, он ждал чего-то, а может просто не было сил покинуть место, где еще витал запах ее духов. Джимми понимал, что опаздывает на автобус и не спеша отправился по высокой лестнице, через мост, чтобы уехать из этого города, забрав с собою воспоминания и боль.
Проходя мимо осенних парков, мимо влюбленных пар, в голове парня шла настоящая война. Одна часть любила все это и плакала, раздирая душу. А вторая дышала ненавистью к каждой детали его мира. Джимми старался держаться, все глубже погружаясь в свой «Иллюзорий», только там он мог укрыться от душераздирающей боли, которая в его мечтах превращалась в нечто прекрасное, ведь там все было по-другому, без слез, вместе с Самантой, навсегда.
Не смотря на очень медленное движение, парень все-таки успел к автобусу, заняв последнее место в салоне, он достал наушники и грустные любовные мелодии врывались в его разум, поднимая мысли, как октябрьский ветер взносит вверх тяжелые, полумертвые разноцветные листья. Знакомый диалог с самим собой, снова голос в голове, моделирование ситуаций и погружение в город грез, где всегда так холодно и уютно его уставшему «Я». Три часа пути, превратились в одну большую связанную мечту с сотнями актеров, незнакомых его глазам, и лишь Саманта выделялась в этих мечтах. Тяжелые веки плавно касались друг друга, рассекая на маленькие части кристальные слезы доброй печали, которая сдавливала его умирающее сердце.
Знакомый город, и все тот же запах заводов и дыхания домов. Джимми шел по тротуарам, его голову никак не покидали эти противоречивые голоса, с которыми он так мило беседовал в глубинах своего дрейфующего разума. Мимо шли люди, ехали машины, с некоторых окон доносились крики пьяных скандалов. Парень решил не ехать на автобусе, а просто пройтись пешком. Бутылка слабого алкогольного напитка была зажата в его руке, и ноги устало перебирали, словно считали ровно уложенную плитку, по дороге.
Дом. Кэтрин в нем не оказалось. Джимми написал сообщение Саманте о том, что он добрался до дома, и лег в постель. Усталое тело, словно погружалось в бескрайние просторы прохладного белья. Вскоре, парень уснул.
Яркое осеннее солнце светило через плотные темные шторы спальни, врываясь в глаза Джимми, легко проходя барьер из закрытых век. Парень встал. «Еще один день моей глупой жизни» — подумал Джимми. «Одно и то же. Умыться, покушать, сети, вечер, слезы, обида, душа, Иллюзорий. Скорей бы все это кончилось. И зачем вообще просыпался, лучше бы впал в кому. Туда, где я погрязший в своих мечтах». Дрожь все еще бежала по телу парня, он никак не мог забыть тот ужас, увиденный в эпизодах больничных палат. Дома все так же было пусто, только записка красовалась на кухонном столе.
«Доброе утро, братик. Я вчера пришла, но ты уже спал. Не стала тебя будить, ты так мило выглядел. А сегодня меня срочно вызвали на работу, не успела тебе сказать. Завтрак на столе, сигареты, думаю, у тебя остались. Будь дома, я скоро вернусь. Кэтрин».
«Хм. Как всегда, в своем репертуаре» — подумал Джимми. Парень включил громко музыку, открыл окно и закурил сигарету. Солнце светило ярко, но уже не грело. Зима подбиралась в этот мир, готовясь запереть осень в свои ледяные оковы.
Саманта никак не покидала голову Джимми, ведь он так привык к ее голосу по утрам. Одна часть парня настойчиво твердила ему о том, что пора ей позвонить попробовать вернуть, но вторая не давала сделать и движения. Ноздри вдыхали аромат осени, гнилых листьев, любви и ненависти. Настроение было подавлено, даже больше. Джимми просто умирал внутри. Не было ни добра, ни радости, лишь тоска, ненависть, но не к Саманте, а к окружающему миру, действительности, возможно даже к себе. Почему-то Джимми не мог остановить мысли о не рожденном ребенке, которому уже не дано было увидеть свет. И снова все те же части в одиноком «Иллюзории» враждовали между собой, признавая и отталкивая вину Джимми в произошедшем.
Парень отправился в комнату, где достал свой дневник и ручку. Потрепанная старая тетрадь в которой уже осталось лишь несколько страниц, несущая в себе боль и разочарование парня, о которых никто никогда не сможет узнать. Темные аспекты его внутреннего мира, частички его души, корни тех проблем, что люди не поймут. Он сел на кровать, открыл последние страницы, что-то читая в них, перевернул еще один лист и задумчиво начал вырисовывать буквы:
«Привет. Это снова я. Что у меня нового? Все ужасно. Саманта бросила меня. Но я ее не виню, ведь я ничего не сделал, чтобы она была счастлива. Просто было как-то не так, сейчас очень сильно скучаю и жалею об этом. Я буду ждать ее до конца своей глупой жизни. Ведь любовь — это святое, и если нарушу обещание, то все рухнет окончательно» — слеза упала на клетчатый лист, но Джимми ее быстро вытер, размазав некоторые буквы — «Все так сложно, я часто задаю себе вопросы. Неужели я псих? Почему все так? Теперь я все чаще думаю о том маленьком создании, которое должно было принести счастье и добро, но мы убили его. Я не смог отговорить, и в этом лишь моя вина. Ненавижу себя» — в мыслях Джимми начали строиться строчки стихов, образуя поток неуловимой рифмы — «Попробую написать стих, прямо сейчас.
Вот. Не так тяжело сейчас и мою боль никто не узнает, я не могу им сказать. Ненавижу этот мир! Эти голоса в моей голове все чаще вынуждают меня на разговор с ними. Город грез втягивает в свои холодные, но такие добрые и ласковые, объятия. Я чувствую, как умираю в нем и ваша реальная жизнь мне противна, ведь в ней только боль!»
Страница была мокрой от слез, и парень закрыл тетрадь, вытирая капли с опухших щек. Джимми лег на кровать. С колонок играла все та же грустная песня, с прекрасным вокалом. Та, которую ему пела Саманта. Воспоминания кружили голову, глаза вновь наливались слезами. Парень просто лежал, смотрел в потолок, но сердце щемило и разрывалось на мельчайшие куски. Телефон глупо играл в углу комнаты, кто-то настойчиво пытался дозвониться, но молодому человеку было не до этого, он хотел лишь одиночества, погружаясь в мир грусти и меланхолии. Надо было успокаиваться, ведь уже совсем скоро придет Кэтрин, а Джимми не хотел, чтобы она видела, как он плачет.
