Филмор не закрывал рта ни на минуту, возбужденный, как ребенок, который получил в подарок новую игрушку.

– Она говорит на пяти языках! – заявил он, явно подавленный такой образованностью.

– Нет, только на четырех, – поправила его княгиня.

– Ну на четырех… Во всяком случае, это умнейшая женщина, тебе надо послушать, как она говорит!

Княгиня явно нервничала – то и дело почесывала бедро или потирала нос.

– Зачем он стелет постель? – внезапно спросила она меня. – Неужели он думает, что я буду с ним спать? Он просто ребенок. К тому же с ужасными манерами. Я взяла его в русский ресторан, и он танцевал там как негр! – При этом она завихляла бедрами, показывая, как именно танцевал Фил мор. – И он слишком много говорит. И слишком громко. При этом несет всякий вздор!

Княгиня ходила по комнате, рассматривая картины и книги, и все время почесывалась. Иногда она останавливалась и поворачивалась, точно линейный корабль, собирающийся дать залп. Филмор ходил за ней с бутылкой и стаканом в руках.

– Зачем вы ходите за мной? Что вам надо?! – воскликнула она. – Неужели у вас нет ничего более приличного? Неужели вы не можете достать бутылку шампанского? Мне надо выпить шампанского… Ах, мои нервы, нервы!

Филмор наклонился ко мне и зашептал:

– Актриса… Кинозвезда… Кто-то ее бросил, и она не может забыть его… Я ее хочу напоить…

– Тогда, наверное, мне лучше уйти? – спросил я.

Но княгиня прервала нас.

– Почему вы шепчетесь? – закричала она, топая ногой. – Разве вы не знаете, что это неприлично? И вы — вы обещали повести меня куда-нибудь! Я должна сегодня напиться! Я ведь вам уже сказала!

– Конечно, конечно, – засуетился Филмор. – Мы сейчас пойдем. Я просто хочу выпить стаканчик.

– Вы – животное! – выкрикнула вдруг княгиня. – Но вы все же славный мальчик. Только говорите слишком громко и не умеете себя вести. – Она повернулась ко мне. – Как вы думаете, я могу доверять этому человеку? Мне необходимо напиться, но я не хочу, чтобы он меня опозорил. Может быть, я после еще приду сюда. Мне хотелось бы поговорить с вами. Вы выглядите умнее его.

Когда они уходили, княгиня церемонно пожала мне руку и сказала, что когда-нибудь она придет к нам на обед.

– Когда буду трезвой, – добавила она.

– Чудно! – воскликнул я. – И приведите с собой еще какую-нибудь княгиню или хотя бы графиню. У нас меняют простыни каждую субботу.

В три часа ночи Филмор вкатывается домой… один и пьяный как сапожник. Он стучит своей тростью, точно слепой… тук, тук, тук… и, проползая мимо меня, бормочет:

– Спать, спать… расскажу все утром… – Он проходит в спальню, откидывает одеяло, и тут я слышу его голос: – Что за женщина… что за женщина… – Через минуту он появляется у меня в комнате, все еще в шляпе и с тростью в руке. – Я ждал чего-то в этом роде. Ты знаешь, она сумасшедшая!

Филмор идет на кухню и появляется с бутылкой анжуйского. Теперь я должен сидеть с ним и пить.

Насколько я смог понять из его сбивчивых слов, все началось в «Рон-Пуэн» на Елисейских Полях, куда Филмор зашел по пути домой. Как всегда в этот час, на террасе было полно «стервятниц». Княгиня сидела возле прохода, и перед ней высилась стопка подставок, на которые ставят стаканы: она была одна и настроена вполне мирно. Филмор поймал ее взгляд. «Я пьяна, – сказала она с коротким смешком. – Почему бы вам не присесть?» Когда он сел, она начала ни с того ни с сего рассказывать ему про кинорежиссера, который ее бросил, и как она кидалась с моста в Сену и т. д. и т. п. – она говорила об этом так, точно все это было самым обычным делом. С какого моста она кидалась, она забыла, но помнила, что когда ее вытащили, то вокруг собралась огромная толпа. При чем тут название моста и почему Филмор задает такие дурацкие вопросы? Рассказывая все это, она истерически хохотала, а потом вдруг решила идти танцевать. Заметив, что он колеблется, она открыла сумочку и вытащила оттуда стофранковую купюру. Потом, сообразив, что на сто франков далеко не уедешь, спросила: «Неужели вы совсем без денег?» Наличных у Филмора было действительно немного, но он ответил, что дома у него есть чековая книжка. Они помчались за чековой книжкой. Филмор уже объяснил княгине насчет «расписки» и «рубашки», и тут очень некстати явился я.

По пути домой они заехали в «Пуассон д’Ор» перекусить, причем княгиня выпила несколько рюмок водки. Там она была как дома – все прикладывались к ее ручке и бормотали: «Княгиня-княгиня». Как ни была она пьяна, а все же старалась вести себя в соответствии со своим титулом. «Не вихляйте задом!» – повторяла она Филмору, когда они танцевали.

Филмор намеревался остаться дома и довести дело до конца, но, находя ее слишком умной и не в меру эксцентричной, решил сначала поехать с ней куда-нибудь и таким образом оттянуть финал на несколько часов. У него даже была мысль найти еще одну княгиню и привезти обеих домой. Поэтому он уходил в хорошем расположении духа и с готовностью истратить несколько сот франков. Все-таки княгини не каждый день попадаются.

На этот раз княгиня повела его в другое место, где ее тоже хорошо знали и где, по ее словам, было легко разменять чек. Здесь все были в смокингах, и опять начались эти дурацкие поклоны и целование руки, а потом официант повел их к столику.

Посреди танца княгиня неожиданно бросила Филмора и кинулась к столу, заливаясь слезами.

– Что случилось? – спрашивает Филмор. – Что я сделал на этот раз? – И инстинктивно кладет руку себе на задницу, боясь, что она все еще вихляется.

– Это ничего… ничего, – говорит княгиня. – Вы ни в чем не виноваты… Вы милый мальчик… – Тут она снова потянула его танцевать и танцевала с каким-то исступлением.

– Но что с вами? – допытывался Филмор.

– Ничего, ничего, – повторяла княгиня. – Просто я кое-кого увидела. – И вдруг накинулась на Филмора в безумном гневе: – Зачем вы спаиваете меня? Разве вы не знаете, что я становлюсь дикой, когда пьянею? Где ваш чек? – спросила она спустя некоторое время. – Мы должны уйти отсюда. – Знаком она подозвала официанта и прошептала ему что-то по-русски. – У вас действительно есть деньги в банке? – спросила она, когда официант отошел. И внезапно добавила: – Подождите меня в гардеробе. Мне надо позвонить.

Официант принес сдачу, и Филмор спустился вниз. Он прохаживался взад и вперед, что-то насвистывая и время от времени причмокивая губами, точно смакуя лакомство, которое теперь получит. Прошло пять минут. Десять. Он все еще насвистывал. Когда прошло двадцать минут и княгиня не появилась, Филмор пришел в полное недоумение. Гардеробщик сказал ему, что княгиня уже давно ушла. Он бросился на улицу. Стоящий у дверей негритос в ливрее, взглянув на Филмора, ухмыльнулся. Филмор спросил, не знает ли он, куда отправилась княгиня. Негритос, хитро подмигнув, говорит: «Я слышал, она сказала что-то про кафе „Куполь“».

В кафе «Куполь» Филмор нашел ее внизу. Она сидела словно в трансе, с мечтательным выражением лица и со стаканом в руке. Увидев Филмора, она улыбнулась.

– Разве это прилично – поступать так, как поступили вы? – спрашивает он. – Почему вы сбежали? Вы бы могли просто сказать мне, что я вам не нравлюсь.

На это княгиня реагирует с настоящим театральным пафосом. И после бесконечных словоизлияний начинает плакать. «Я сошла с ума, – рыдает она. – Но и вы тоже сумасшедший. Вы хотите со мной спать, но я вовсе не хочу этого!» И снова несет что-то о любовнике-кинорежиссере, которого она увидела, когда они танцевали. Потому она и сбежала оттуда. Потому она и пьет, и принимает наркотики каждый день, и потому она хотела утопиться. Княгиня продолжает свой монолог о том, что она сумасшедшая и все такое прочее, как вдруг у нее является блестящая идея. «Поедем в „Брик-топ“», – говорит она. Там, по ее словам, есть какой-то человек, который ее знает… он обещал ей когда-то работу. Она уверена, что он ей поможет.

– Сколько это мне будет стоить? – спрашивает Филмор.