– Если бы вы так не смущались, я бы сделал комплимент – у вас изумительный цвет лица. Такие лица можно встретить на полотнах Гейнсборо. Вы любите его портреты?

Она любила портреты Гейнсборо и терпеть не могла «маленьких голландцев». О чем прямиком ему сообщила и повергла тем самым в некоторое изумление. Она же, уловив это, стала рассказывать о том, что ее первыми пособиями по рисованию были художественные альбомы издательства «Искусство».

– Почему же не пошли в художественный институт? – Нащокин теперь очень внимательно смотрел на Светлану.

– Да я и не планировала. Я хотела быть журналисткой. Работать в газете…

– Знать все раньше всех, больше всех, лучше всех, – перебил Нащокин ее, – знакомо. Я туда и пошел за всем этим. Разочарование наступило очень скоро. Меня послали делать репортаж о новом трамвайном маршруте. Вы никогда не пробовали разговорить скамейку? Нет? Я тоже. Первый свой репортаж я запорол. Во-первых, я проспал. Во-вторых, ни один из работяг толком мне ничего не сказал, а когда я их пытался сфотографировать, они деревенели. Начальство к тому моменту, когда я туда доехал, исчезло. На планерке меня высекли березовым прутом. Я даже собирался писать заявление об уходе.

– Так и не написали?

– Нет, ответственный секретарь остановил. Сказал, что его первый репортаж о коровнике был ровно таким же. Это меня успокоило отчасти. Ну, правда, потом перевели в отдел литературы и искусства. Там сложно опоздать. К семи часам вечера я был всегда уже на ногах. Да и тема мне нравилась.

– А вы ведь писатель? – Светлана, произнеся это, про себя охнула. «Дура я. Он, наверное, тешит себя мыслью, что я его знаю, читаю», – подумала она. Но собеседник не удивился, а с увлечением рассказал, как написал первую книжку, учился в Литературном институте, о первой разгромной рецензии. Он рассказывал и словно заново переживал все эти события своей жизни. Светлана, которой о себе рассказать было почти нечего, только обрадовалась. Правда, от острых грузинских кушаний у нее горело во рту, вино ситуацию не спасало. «Как чаю хочется!» – подумала Светлана и непроизвольно скривилась.

– Что с вами? Вам не по себе?! – обеспокоился Нащокин.

– Что вы?! Все замечательно. Вы так интересно рассказываете, – смутилась она, но, увидев искренне встревоженный взгляд, попросила: – Давайте обычного чаю закажем.

– Господи! Я все понял! Жажда замучила?

Нащокин засуетился, и через несколько минут перед ними стоял чайник со свежезаваренным чаем и большие пузатые чашки. Светлана налила горячего напитка и блаженно прикрыла глаза.

– Кстати, а вы знаете, как я завариваю чай? Я нарушаю все мыслимые правила, и меня все любители чайных церемоний клянут на чем свет стоит. Но это они от зависти – мой чай все равно получается вкуснее.

– А что вы делаете? – Светлана маленькими глоточками пила из чашки.

– Я, прежде чем в теплый заварочный чайник насыпать заварку, кладу одну чайную ложку сахарного песка. Это способствует экстракции полезных веществ. Чай получается очень насыщенным.

– И сладковатым?

– Что вы! Во-первых, одна чайная ложка – это совсем немного. А во-вторых, вкус чая – горьковатый.

– Но вы же понимаете, что горечь не исключает сладость. Как и кислота не исключает сахар.

– Но чувствуем мы только тот вкус, который сильнее… Впрочем, есть один напиток или даже десерт, который на меня произвел совершенно неизгладимое впечатление. Вы пробовали когда-нибудь силлабаб?

– А это что такое?

– Значит, не пробовали. Это типично английское изобретение. Когда читаешь рецепт, кажется, что это полная ерунда. Исходные продукты совершенно несовместимы. Но получается потрясающе вкусно!

– А как этот силлабаб готовят?

– Все очень просто – берут одну часть сухого белого вина, две части жирных сливок, сок двух лимонов и две ложки сахара. Все смешивается и взбивается миксером пять минут. Получаем огромную пышную пену, которую выкладываем в сито. Ждем немного, чтобы из пены стекла жидкость. Впрочем, если вы не поленились и взбивали достаточно времени – жидкости будет очень мало. Теперь самое главное – бокалы наполовину наполняем вином или лимонадом, а сверху кладем большую шапку пены. И в холодильник.

– Действительно, странно, мне всегда казалось, что вино и сливки приводят к творогу.

– Кстати, это рецепт еще 1807 года…

Уезжали они из ресторана поздно, и то только после того, как отец Светланы дважды позвонил ей на мобильный.

– У вас строгие родители, – заметил Нащокин.

– Да, – согласилась Светлана, – как-никак единственная дочь.

– У меня тоже есть дочь. Конечно, моложе вас, но капризная, как принцесса. А иногда почти неуправляемая.

Светлана смешалась. «Если есть дочь, то есть жена. А кольца на пальце нет», – пронеслось у нее в голове. Она вспоминала, как Юля Нестерова учила ее распознавать женатых мужчин: «Если у него деньги по карманам, то не женат, если все в одном кошельке – точно жена есть!» Светлана решила не пропустить момент оплаты счета. Нащокин расплатился кредитной карточкой. Официантка, увидев ее, уважительно наклонила голову.

Из ресторана они вышли в мокрую февральскую метель. Светлана куталась в свою любимую шубу, Михаил Семенович поддерживал ее за руку. Нащокин довез ее до дома, помог выйти из машины и проводил до подъезда.

Отец встретил ее недовольным бурчанием, мать внимательным взглядом. Но она молча прошла в свою комнату. «Он симпатичный. Только без своего «пирожка», – подумала она, засыпая.

Михаил Семенович ехал не спеша по зимней Москве. Домой не хотелось. Что-то в этом вечере было такое, что не хотелось перебивать дежурными семейными репликами, мелкой грызней и житейскими проблемами. Жена Алина, с которой у него давно не было никаких отношений, не могла взять себя в руки и перестать наконец предъявлять претензии. А претензий было много. «Во-первых, ты бабник. Ты всегда гулял, а теперь совсем совесть потерял. Во-вторых, ты все деньги тратишь на свои книги. Кому нужны эти собрания сочинений? А деньги, живые деньги, нужны всегда! И еще. Ты собираешься дочери квартиру покупать? Ты что же думаешь, я с ней, взрослой уже девицей, буду вместе жить? И не надейся. Она тогда в твою поедет. А ты поступай как хочешь!» – Все это Алина выпаливала одним залпом. Потом уже, немного успокоившись, жена старалась помириться. Но отношения за долгие непростые годы были безнадежно испорчены. Они отвыкли спокойно разговаривать, отвыкли жалеть друг друга и беречь. Врагами они еще не стали, но и дружбы или крепкой привязанности уже не было. Жили они пока вместе – до решения квартирного вопроса. В общем, Михаил Семенович домой не спешил. Он кружил по тихим улочкам центра, вырывался на широкие проспекты, вдоль которых цугом шли машины, убирающие снег, потом опять возвращался на бульвары и набережные. Ему хотелось, чтобы в доме все заснули и не испортили впечатления от сегодняшнего вечера. И ему очень не хотелось ругаться. Душа его была полна умиротворения и нежности.

На работу Светлана опоздала. Вставать не хотелось, не хотелось в спешке собираться, давиться горячим кофе, толкаться в метро. И очень не хотелось выходить в утреннюю темноту. «Позвоню, скажу, что заболела», – подумала она и уснула. Когда она открыла глаза, в окно заглядывало хмурое небо. Февраль, капризный месяц, сыпал мокрым снегом. Светлана несколько минут внимательно разглядывала серые хлопья облаков. Она любила так поваляться, мысленно побродить по минувшим событиям, предстоящим делам, прислушаться к себе. Сегодня Светлана с удовольствием посмотрела на хмурое небо. Она вспомнила вчерашнюю ночную метель, сильную руку, которая бережно ей помогла сесть в машину, крупную мужскую фигуру, которая терпеливо дожидалась, пока она войдет в лифт, охраняя ее от неприятных случайностей. «Все-таки надо иногда ходить на свидания!» – подумала Светлана. Она суеверно не стала анализировать вчерашний разговор. Она не задавалась вопросом, почему так внезапно он пригласил ее на ужин. «Все дело в волшебной шубе!» – подумала Светлана и потянулась к мобильному телефону. На работе не удивились ее опозданию.