– Уходите. Уходите же!

– Что вы тут делаете?

– Ничего. Ни-че-го. Пожалуйста, оставьте меня. Пожалуйста!

– Много людей внезапно стало говорить мне "пожалуйста", – холодно заметил Додд. – Сдается, одни неприятности учат людей вежливости.

– У меня нет неприятностей.

– Неприятности есть у всех друзей Келлога. Он общался с вами?

– Нет.

– Не звонил, чтобы попрощаться?

– Нет.

– А если бы звонил, вы не сказали бы мне об этом. Не сказали бы?

– Нет.

– В конце концов, вы отделаетесь от меня, повторяя "нет". Но полицейским вряд ли это понравится. Наверно, они уже в вашей квартире и ждут вас. И так будет всегда. За вами будут наблюдать, следовать повсюду, куда бы вы ни шли. Если им удастся, они будут просматривать вашу почту раньше, чем вы ее получите. В вашей квартире установят аппарат для подслушивания и засекут ваш телефон.

– У меня нет информации.

– Вы загружены информацией, мисс Бартон. И они добудут ее всю. Они разберут вас на части, как часы, и разложат ваши внутренности на столе. Часы не заработают по-прежнему после того, как их разобрали таким образом, если только эту операцию не проделывал эксперт. В полиции нет таких экспертов, там они чертовски неуклюжие.

Словно подтверждая сказанное им, полицейская машина с воем вывернулась на двух колесах из-за угла. Несколько водителей потеснились к обочине тротуара. Остальные словно не видели и не слышали ничего.

– Почему, – жалобно спросила мисс Бартон, – почему вы так жестоки?

– Возможно, когда-нибудь вы поймете, что это не жестокость, а доброта. Должен же я предостеречь вас от того, что бывает, когда полиция задает вопросы.

– Как я могу делиться информацией, которой у меня нет!

– И вы не поделитесь той, что у вас есть?

– Я вам сказала...

– Мисс Бартон, что вы здесь делаете, в этом месте?

Сначала она покачала головой, словно не намереваясь отвечать. Потом медленно и осторожно произнесла:

– Мистер Келлог покинул офис в полдень. Он неважно себя чувствовал. Я решила пройти мимо его дома и посмотреть, не могу ли чем-нибудь помочь.

– Вы намереваетесь так отвечать полиции?

– Да.

– Они подумают, что вы самый заботливый и преданный секретарь.

– Я такой секретарь и есть.

– Вообще-то они решат, что вы не просто секретарь, что вы больше, чем секретарь.

– Я не могу очистить от грязи мысли других людей, включая и ваши.

– По отношению к вам мои мысли чисты от грязи.

– Правда?

– Правда, – решительно заявил он. – Я верю, вы в точности то, на что претендуете: преданная секретарша с очень небольшим талантом и вкусом к вранью. Мисс Бартон, почему вы бежали отсюда, когда я вас остановил?

– Я услышала, что здесь совершено убийство.

– Кто вам сказал?

– Женщина. Незнакомая. Она сказала, что в доме Келлога совершено убийство.

– И все?

– И все. Я не стала ждать подробностей. Я не хотела оказаться замешанной и ушла.

– Не задав ни одного вопроса?

– Да.

– Вы даже не полюбопытствовали, кто же убит?

Она отвернулась, молчаливая и упрямая.

– Мисс Бартон, ваш хозяин жил в этом доме один или предположительно один. Разве не естественно вам было подумать, что это его убили? И разве не стоило бы вам задержаться, чтобы выяснить это?

Ее губы дернулись, но она не заговорила. Он удивился, уж не молится ли она. Он понадеялся, что молится. Ей пригодится любая поддержка.

– Мисс Бартон, у вас, должно быть, есть веская причина считать, что жертвой был не Руперт Келлог?

– Нет!

– Думаю, он позвонил вам и сказал, что уезжает из города, так как что-то произошло. Быть может, вы не поверили ему и пришли сюда вечером проверить. Или он не сказал, что же все-таки случилось, и вам захотелось выяснить самой. Что это было?

Она зажала руками уши:

– Я не хочу слушать вас! Не хочу говорить с вами. Уйдите! Уйдите, или я закричу!

– Вы уже кричите, – сказал он.

– Я могу кричать громче.

– Иду на спор, что можете. Но вы ведь не хотите увидеться с полицией раньше, чем это придется сделать, не так ли? Тогда успокойтесь. Криком правду не утопишь.

– То, что вы думаете, не обязательно правда.

– Тогда зачем такая реакция? Утихомирьтесь. Подумайте немного. Ваши доводы не выдерживают критики. Полиция поверит в них не больше, чем я.

– Я не могу помочь...

– Можете. Расскажите правду. Вы знаете, где сейчас находится Келлог?

– Нет.

– Вы не видели его с тех пор, как он днем ушел из офиса?

– Нет.

– И никак с ним не общались?

– Нет.

– Мисс Бартон, исчезла женщина и убит мужчина. В таких обстоятельствах скрывать истину дело серьезное.

– У меня нет информации ни для вас, ни для кого бы то ни было.

– Ну, что ж, у меня для вас есть. – Он помолчал, заставив ее помолчать и дав время поудивляться, поволноваться. – Келлог уехал из города не один. Он забрал с собой свою подружку.

Она не пошевелилась, лицо не выразило ничего. Но краска залила ее шею, щеки, кончики ушей.

– Старый и очень дешевый трюк, мистер Додд.

– Хотел бы, ради вас, чтоб это было трюком. Но это факт. Их видели вдвоем в течение дня и позже, когда он забирал собаку из конуры.

– Не верю. Если с ним была женщина, то это его жена.

– Не получается. Это хорошенькая блондинка на много лет моложе его жены.

– Моложе. – Она подержала во рту это слово, как горькую пилюлю, которую придется проглотить.

– Двадцать два, двадцать три.

– Как ее имя?

– Я сказал бы вам, если бы знал.

Она молчала, съежившись в своем желтом пальто, ища защиты не так от ветра, как от бури терзавших ее чувств. Потом сказала:

– Мне кажется, на сегодня вы сообщили мне достаточно.

– Пришлось сообщить. Не могу хладнокровно видеть: такая женщина, как вы, жертвует собой ради ничтожного человека. Пробую вас остановить.

– Откуда вы знаете, какая я?

– Знаю. Знал вчера вечером, когда заговорил с вами в Академии танца. – Додду казалось, что все это происходило давным-давно.

Она бросила на него горький взгляд.

– Полагаю, вы последовали за мной вчера вечером, когда я пошла домой после класса?

– Вы не пошли домой, мисс Бартон.

– Значит, вы следили за мной?

– Нет.

– Откуда же вам известно, куда я пошла?

– Келлог сказал мне.

– Вранье! Он с вами не знаком, никогда не разговаривал с вами.

– Договоримся, что его действия говорят за него. Сегодня утром он воспользовался своим юридическим правом, чтобы снять пятнадцать тысяч долларов с банковского счета своей жены. Из этого я заключил, кто-то предупредил, что я выслеживаю его. Вы.

По ее изумленному виду он понял, что она впервые слышит о деньгах и об юридическом праве. Он сыграл на своем преимуществе:

– Как видно, Келлог забыл упомянуть про пятнадцать тысяч? Какая у него удобная память.

– Это было... деньги были... это... не мое дело.

– Даже если он употребил их на то, чтобы смыться из города с блондинкой? Уверен, он и про блондинку забыл упомянуть.

– Вы гадкий человек, – прошептала она. – Отвратительный человек.

– Если это означает, что вы ненавидите меня, должен согласиться с вами. Если же вы хотите сказать, будто я полон ненависти, вынужден вас поправить. Я не ненавижу. Я хочу вам добра и был бы рад помочь вам.

– Почему?

– Потому что считаю вас хорошей девушкой, которая из лучших чувств поступает неправильно.

– Я не сделала ничего плохого.

– Скажем иначе: поступила опрометчиво.

Он запихал сжатые кулаки в карманы пальто, словно избегая напасть на кого-то.

– Вчера вечером вы отправились домой к Келлогу, чтобы предостеречь его. Я знаю это, так что не трудитесь отрицать. Теперь слушайте. Это важно. Вы подошли с парадного хода, и Келлог вас впустил?

– Да.

– Там длинный холл с выходящими в него комнатами. Вы прошли вдоль холла?

– Да.