Форсирование прошло успешно, хотя «о наступлении красных (республиканцев) фашисты знали, но не знали (это говорили пленные) дня и часа»[1540], — докладывал советник 15-го корпуса Сологуб. Противник был также дезориентирован отвлекающими ударами севернее и южнее основного плацдарма.

Однако чтобы получить шанс на стратегический успех, республиканцы должны были выйти на оперативный простор из излучины Эбро, взяв Гандесу. Передовые части шли стремительно, не задерживаясь на подавлении укрепленных точек противника. Но маневренной войны снова не получилось — основные силы слишком долго переправлялись и штурмовали Аско, Фликс, Фатарелью и Пинель. Как сообщал советник 3-й дивизии 15-го корпуса Якименко, переправу затянула «негодность некоторого количества лодок, в связи с чем пришлось пересматривать и расчет людей», наступление задерживали боязнь переправляться под огнем противника (его подавили не сразу), медленная переправа боеприпасов и слабая поддержка своей артиллерии[1541]. При этом республиканская авиация была переброшена в район сражения только через неделю после начала наступления[1542], что затруднило подавление огневых точек противника и переправу боеприпасов. Из-за действий авиации противника она шла только ночью. При появлении авиации противника республиканцы останавливались и укрывались в складках местности. «А так как самолеты фашистов почти беспрерывно находились в воздухе, то на движение оставалось мало времени»[1543], — говорилось в советском анализе операции.

В результате 26 июля франкисты успели «организовать систему огня, произвести укрепления и подтянуть новые силы»[1544], отстоять Гандесу и запереть республиканцев на небольшом пятачке в излучине Эбро. Республиканцы сумели захватить лишь небольшой горный плацдарм, вокруг которого развернулось ожесточенное сражение, длившееся до 14 ноября. Авиация и артиллерия франкистов перемалывали здесь республиканцев, которые мужественно сражались за каждый холм против 230 тысячной армии противника. «Бои были настолько упорные, что было бы напрасно искать подобных во всех прошлых боях настоящей кампании. Штаб мятежников считал большой для себя победой, если фашистские части в течение дня брали 1–2 высоты. Вся тактика и все искусство Франко сводилось лишь к тому, что ценой громадных расходов снарядов и авиабомб он стирал все траншеи и сооружения защитников, и когда последние уходили, его пехота занимала „новую“ территорию.

Правда, первое время он еще пытался после артподготовки и авиабомбежки посылать в атаку свои части, но после первых горьких неудач, стоивших ему громадных потерь, и после ряда неповиновения своих частей, отказавшихся идти в атаку, он почти полностью перешел на метод „стирать огнем все живое“… Это был кульминационный пункт падения престижа Франко»[1545], — говорилось в анализе операции, подготовленном в Генштабе РККА. Франкистский кулак, как видим, тоже был глиняным. И в условиях непредсказуемой международной ситуации судьба Испании еще не была предрешена.

Несмотря на то, что битва на Эбро была позиционной, она требовала от обеих сторон огромного напряжения сил. Это касалось и союзника Франко Муссолини, который уже в августе ощутил, что фашисты в Испании находятся на пределе своих возможностей. Муссолини, недовольный пассивностью действий Франко, сказал Чиано: «Запиши в своем дневнике, что сегодня, 29 августа, я предсказываю поражение Франко… Красные — это бойцы, а Франко-нет»[1546].

«До сентября 1938 г. республиканцы чувствовали, что ситуация еще может повернуться в их сторону, и были готовы проиграть все битвы, кроме последней. Тем не менее, несмотря на все усилия республиканцев, они не смогли собраться с силами в таком важнейшем столкновении, как битва при Эбро, несмотря на то, что Союз в этот раз, как в целом после Мюнхена, действовал очень быстро»[1547], — комментирует ситуацию А. Виньяс. На Эбро действовало оружие, переправленное через французскую границу еще «до Мюнхена», в апреле — июне. Уже в августе стало ясно, что республиканское наступление выдохлось, и дальнейшее сражение является моделью Первой мировой войны, борьбой на истощение. В то же время произошло резкое ужесточение пограничного режима, связанное с мюнхенским дрейфом политики Даладье. И, наконец, оружие было нужно самому Сталину — он начинал игру с Чехословакией, тогда еще куда более перспективную, чем зашедшее в тупик испанское противостояние. Именно вовлеченность СССР в чехословацкие дела является важнейшим объяснением тайм-аута, который Сталин взял в Испании. Исход Чехословацкого кризиса автоматически повлиял бы и на ситуацию в Испании. В известном смысле судьба Испании в это время и решалась в центре Европы.

В случае военного конфликта между Великобританией, Францией, Германией и Италией стороны испанского конфликта автоматически превратились бы в участников большой войны. Это значит, что французы могли послать войска в Каталонию, что резко ухудшило бы положение Франко. В сентябре 1938 г. мир висел на волоске. Гитлер угрожал войной Чехословакии. Великобритания и Франция были связаны с последней союзническими обязательствами. СССР выражал готовность помочь Чехословакии. Если бы СССР, Франция и Великобритания стали бы военными союзниками, политика невмешательства немедленно умерла бы[1548].

12 сентября поверенный в делах при Франко докладывал в Берлин, что в Бургосе считают: европейская война сделает невозможной победу над Республикой. Франко приступил к срочному строительству укреплений на границах с Францией в Пиренеях и в Марокко. Гитлер держал Франко в неведении относительно своих планов, что вызывало нервную реакцию со стороны испанского союзника, интересы которого не принимались в расчет. Более того, Франко сообщил в Лондон, что в случае начала войны он сохранит нейтралитет[1549]. Информация об этом вызвала недовольство Фюрера и Дуче. Даладье обещал не трогать Испанию в случае войны[1550]. Но это — до начала вооруженного столкновения. А в случае реальной войны отношение Франции к фашистскому режиму в своем тылу вряд ли осталось бы столь же благожелательным. Германии и Италии пришлось бы найти лучшее применение войскам и оружию, которое пока направлялось в Испанию. Тем более, что в случае начала европейской войны Великобритании и Франции пришлось бы договариваться с СССР, и Франко был бы хорошей разменной монетой. В лучшем для него случае Великобритания, Франция и СССР согласились бы на создание нейтральной Испании на основе компромисса.

26 сентября Чемберлен вынужден был предупредить Гитлера — если он вторгнется в Чехословакию, Франция и Великобритания объявят Германии войну. В ответ в своей очередной речи Гитлер разразился проклятьями в адрес Чехословакии и не оставил сомнений у мира — фюрер Германии готов к нападению. Несмотря на крайнее возбуждение, Гитлер не забыл поблагодарить Чемберлена за миротворческие усилия и напомнить: «Это мое последнее территориальное притязание к Европе»[1551].

Как ни подсчитывай соотношение сил, «1 октября 1938 года Германия была не готова вести войну против Чехословакии, Англии и Франции одновременно, не говоря уже о России. Развязав войну, Германия быстро бы ее проиграла, и это стало бы концом для Гитлера и третьего рейха»[1552].