Советские руководители не могли не испытывать разочарования новым республиканским руководством. Если весной Республика, по существу, получила возможность перехватить инициативу, то летом 1937 г. она все еще не сделала этого. Ради чего тогда была вся эта кампания против Ларго Кабальеро? Обещали побед — и не справились, лишь время потеряли на политическую междоусобицу.
Пытаясь переложить на СССР ответственность за неудачи Республики Негрина, А. Виньяс пишет, что помощь Сталина «ослабела в течение двенадцати критических месяцев, с ноября 1937 г. по ноябрь 1938 г. В любом случае она не была достаточной ни для того, чтобы покрыть материальные недостатки Народной армии ни, тем более, быть противовесом постоянных поставок, которые Франко до конца получал от Италии и Третьего Рейха… Когда Негрин принял пост председателя Правительства, Республика, говоря технически, уже проиграла войну»[1481].
Но Негрин пришел к власти не в ноябре 1937 г. С мая по ноябрь 1937 г. — достаточный срок, чтобы продемонстрировать, что республиканцы стали сражаться лучше. А они при Негрине и Прието стали сражаться хуже. И это был результат их политики, а не изменения политики Сталина.
Решающим был период не 1938 года, а весны — лета 1937 г., когда республиканцы получили возможность перехватить инициативу, когда Франко, сконцентрировав силы на Севере, воевал на два фронта. Вместо того, чтобы сосредоточить усилия на деле победы, на подготовке наступательной операции, коммунисты и социал-либералы увлеченно боролись за власть, а Республика теряла время. Летом они провели операцию в своем стиле и стало ясно, что их методы не лучше, а хуже, чем стиль войны Ларго Кабальеро. После июля 1937 г. шанс перехватить инициативу был практически упущен.
В марте 1937 г. республика еще не проиграла войну. Что же такого случилось за два месяца, прошедшие до прихода Негрина к власти? Ничего катастрофического, кроме падения Ларго Кабальеро и прихода к власти коалиции во главе с Негрином. И хоть это стало ясно не сразу — да, с приходом Негрина Республика проиграла войну. И прежде всего — вследствие внутриполитических причин, установления нового режима в Республике. Именно в силу этого, а также самого политического кризиса, спровоцированного противниками Ларго Кабальеро, в решающий момент войны время было упущено[1482].
* * *
Летом 1937 г., «как только советское правительство ослабило помощь, фашистские диктаторы резко увеличили свою. Нет ничего удивительного в том, что Республика оказалась в совершенно проигрышной ситуации»[1483], — утверждает А. Виньяс. Когда точно уменьшили? На какие операции могли повлиять проблемы с поставками? Во всяком случае, не на бездарно упущенные возможности под Брунете и в Арагоне.
Советская помощь к середине мая 1937 г. составила 333 самолета, 256 танков, 60 броневиков, 236 орудий среднего калибра[1484]. И поставки продолжались. К июню было поставлено 409 самолетов, из которых в строю было 343[1485]. Это не так мало.
А. Виньяс оценивает соотношение поставок самолетов советского и итало-германского производства с июля 1937 г. как 239–271 к 740–798[1486]. Присоединяя поставки первых двух с половиной месяцев правления Негрина к поставкам времени Ларго Кабальеро, А. Виньяс стремится доказать, что при Ларго Кабальеро Республика получала значительную помощь, а с приходом Негрина — уже нет. Если 1.10.1936 — 1.8.1937 гг. СССР поставил в Испанию 496 самолетов и 714 орудий, то 14.12.1937 — 11.8.1938 гг. — 152 самолета и 469 орудий[1487]. Получается, что в первый период было направлено 49,6 самолета и 71,4 орудия в месяц, а во второй — 19 самолетов и 58,6 орудия. Однако эти арифметические манипуляции А. Виньяса как раз и подрывают его аргументацию: получается, что первые месяцы Негрина относятся к периоду «хороших поставок». Более того, поставленная тогда техника продолжала действовать и оказывать влияние на ход войны в следующие месяцы. Одновременно испанцы стали собирать самолеты по лицензии сами (было собрано 230 самолетов, что значительно улучшает статистику — более чем в два раза)[1488]. Так что считать, что ситуация в середине 1937 г. была заведомо проигрышной, можно только существенно преувеличивая значение внешних факторов по сравнению с внутренними, что является важной чертой концепции А. Виньяса.
Не будем также забывать, что Франко должен был делить свои силы надвое до падения Севера, а республика концентрировала советскую авиацию в центре. И только с началом войны в Китае и серией разочаровывающих военных неудач Республики летом-осенью 1937 г. советская помощь стала ослабевать, но вовсе не прекратилась.
К тому же динамика поставок зависела и от позиции французских властей. Именно поэтому пришлось придерживать их осенью 1937 г. — зимой 1938 г. (блокада на границе и подводное пиратство в море), а затем лихорадочно проталкивать в марте — июне 1938 г. Как пишет А. Виньяс: «Недостаточная воля увеличивать поставки, которая вменяется в вину Сталину, не смягчалась препятствиями, которые устанавливали французы»[1489]. Это мягко сказано в отношении французов. Сталин давал столько помощи, сколько мог в сложившихся условиях. А вот французы существенно «регулировали» их поступление через границу, что могло оказаться критически важным. Дорого яичко ко Христову дню.
Ситуация зависела далеко не только от количества самолетов. Так, в июле под Мадридом у франкистов было всего лишь полуторное превосходство авиации. Но начальник республиканской авиации Лопатин слишком часто вызывал истребители и измотал летчиков, в результате чего даже опытные стали биться при посадке. А вот в Сарагосской операции Птухин действовал аккуратнее, в результате чего при равенстве сил обеспечил превосходство республиканской авиации[1490].
Как отмечал в своем докладе советский военный советник Арженухин, «переоценивать роль авиации в бою, как это делало испанское командование и некоторые наши товарищи, — неправильно… одна авиация не может заставить покинуть окопы достаточно устойчивую пехоту противника»[1491]. Поэтому даже в условиях превосходства авиации противника республиканцы смогли в декабре 1937 г. взять Теруэль (что обернулось поражением, но, как мы видели, не из-за дефицита авиации у Республики в целом). А затем авиация фашистов сбивала с позиций в Арагоне пехоту республиканцев. Эта пехота здесь теперь была неустойчивой.
Есть и другие претензии к Сталину: «с июля 1937 г., т. е. в переломный момент войны, после падения Бильбао, советская помощь сконцентрировалась на оборонительном вооружении, больше всего на артиллерии, более половины пулеметов и (предполагая более или менее единые критерии) ружей было отправлено в это время.
Изложенное выше подводит нас к очень важным выводам. После того, как Негрин занял пост председателя правительства, т. е. в тот период, когда, по мнению целого ряда авторов, настроенных профранкистски (или антиреспубликанцев, антикоммунистов, сторонников ПОУМ, анархо-синдикалистов, консерваторов, воинов холодной войны или новоиспеченных неоконсерваторов), Сталин устанавливал базу для осуществления своих предполагаемых планов по установлению в Испании народной Республики avant la lettre, на самом деле происходило совершенно иное. Если Сталин перестал оказывать помощь с той же или подобной интенсивностью, как раньше, и которая, кроме того, была несравнима с поддержкой, которую предоставляли Франко фашистские державы, стоит спросить себя, как можно было надеяться на то, что республиканцы выиграют войну»[1492]. Смешав своих оппонентов в одну кучу и по сути объявив их сторонниками профранкистской позиции, А. Виньяс примитивизировал их аргументацию и без труда справился с этим фантомом. Но прочерченные им логические связи сами по себе весьма уязвимы.
