На фоне других выделялся Э. Листер — гордость компартии. «Листер остался прежним, точно феодал, независимым ни от кого и не желающим повиноваться кому бы то ни было Листером. Никто из старших начальников не был наказан за формализм и саботаж; о подготовке войск некому было позаботиться, как и раньше все стремились к созданию новых бригад, вооружаемых для того, чтобы в первом же столкновении снабдить противника нашими же винтовками и пулеметами», — считал комдив Вальтер (Сверчевский). Он вообще утверждал, что первая Сарагосская операция конца августа — сентября «была тактически сорвана головной дивизией Листера, не выполнившего ни одного приказа командования»[1384]. При этом Листер враждовал и с другими командирами-коммунистами. Вальтер писал о «глубокой вражде» Листера и Модесто, «в основе которой лежат исключительно личные моменты зависти функции и чинов». В феврале 1938 г. проводилось даже специальное совещание с членами ЦК, чтобы их примирить[1385].
Вальтер, которому удалось все же взять штурмом укрепленную деревню Бельчите, обращал внимание, что за последние месяцы противник создал в Арагоне сеть укреплений, которой не было раньше[1386]. Ах, если бы танки и самолеты поступили на Арагонский фронт весной 1937 г.
«Наконец, и это наиболее важно и существенно — операция не могла быть доведена до конца, вследствие недопустимо низкой устойчивости и боеспособности войск, примером чему могут служить бригады 24 дивизии, с первого дня операции взявшие курс на отход при малейшем нажиме противника, а нередко и без всяких признаков активности с его стороны»[1387], — продолжает Вальтер.
Политика Негрина и Прието не улучшила подготовки армии и существенно ухудшила положение в тылу: «Испанская пехота слаба тем, что не имеет хорошего обученного младшего комсостава. Солдат обучен плохо. Снабжение последнее время ухудшилось. Нет ботинок, солдаты ходят в тапочках-туфлях, нет шинелей, теплого обмундирования. Резко ухудшилось питание; солдаты жалуются на недоедание, нет табаку. Все это создает нездоровые настроения. Кроме того, во многих частях комсостав и солдаты не получают несколько месяцев зарплаты; поэтому их семьи голодают. В тылу нет хлеба»[1388], — сообщали советские специалисты. Военные преобразования и администрирование Прието серьезно ухудшили положение солдат. Не обеспечивалось мытье, распространялась вшивость. Пищу солдаты иногда не получали несколько дней. Это вело к падению морального состояния и устойчивости в бою. «Буквально без куска хлеба и воды, измотанные, целые части вынуждены были бросать позиции и в панике отступать. Солдаты в таких случаях группами, уходя с фронта, искали воду и пищу»[1389]. Реорганизация Арагонского фронта в соответствии с принципами «регулярности» по Прието не улучшила, а ухудшила ситуацию.
Вторая Сарагосская операция оказалась хуже первой. Планировался удар с юга на север. Как рассказывает советский военный специалист Леонидов, «сразу выявились все противоречия, интриги, склоки и дрязги между испанскими офицерами, имевшие довольно большую давность»[1390]. «В 21-м корпусе командир 11-й дивизии Листер прямо заявил, что не отдает приказа на атаку, так как его дивизия „бросается контрреволюционерами на убой“»[1391]. «Командир 21-го корпуса подполковник Кассадо заявил, что задача невыполнима и операция абсурдна. Командир 11-й дивизии Листер заявил, что хотят уничтожить актив коммунистов и разгромить его дивизию. В 25-й анархистской дивизии были разговоры, что их дивизию хотят уничтожить коммунисты». Характерно: у анархистов — только разговоры, понятные после антианархистских действий последнего времени. А у коммунистов — комдив не хочет сражаться. То, что раньше вменялось в вину анархистам, теперь стало реальностью после победы над ними коммунистов. Впрочем, коммунисты были не хуже и не лучше. Начштаба Рохо стремился подставить Касадо (это было характерно и для других офицеров). Касадо и другие комкоры и комдивы произвольно меняли направление удара[1392]. «В успех повторной операции не верил никто, начиная от старшего начальника и кончая последним солдатом, правда, за исключением двух наших советников востфронта»[1393]. Леонидов и Григорьев не знали состояния фронта и вымучили операцию. Они никого не слушали и вели себя высокомерно. «К сожалению, оба они не составляют исключения среди нашего советнического аппарата»[1394], — утверждает Вальтер.
11 октября после артподготовки пехота в атаку не пошла. Пришлось повторить артподготовку, после чего двинулась 45-я дивизия. Другие остались на своих позициях. Но через 200–300 м залегли и эти бойцы.
Но тут в Арагон прибыл полк новейших советских танков БТ-5. Вера в танки (тем более — не Т-26, а невиданные скоростные БТ) была столь велика, что в условиях провала второго Сарагосского наступления их восприняли как манну небесную. Вот что позволит переломить ситуацию и добиться желанной победы!
Было решено бить танками на Фуэнтес де Эбро — практически в лоб франкистам. Полк только что прибыл. Пока выдвигались на позицию, приготовления заметили франкисты. Но главная проблема была в другом: место совершено не годилось для танковой атаки — болотистая местность, укрепленные позиции противника. Советские военные советники Леонидов и Григорьев погнали полк в атаку, не подумав об этом. Советская армия показала себя полной противоположностью республиканской вольницы, которой так возмущался Леонидов: командир полка Кондратьев подчинился заведомо ошибочному приказу без рассуждения.
Свои приказы совсоветники мотивировали скорее политически, чем оперативно-тактически. Как рассказывал командир полка Кондратьев, советник Леонидов поддерживал начштаба Кордона как «единственного коммуниста на востфронте… Для создания авторитета и поддержания Кордона нужно всегда быть готовым к выполнению его приказа». Тем более, что все его приказы готовили совсоветники[1395]. Кордон, впрочем, честно предупредил, что сейчас фронт не сможет помочь танкам: «Вы танки, да еще быстроходные, проскочите самостоятельно»[1396]. С миру по нитке собрали пехотный десант на броню.
Кордон сообщил, что якобы у противника под Фуэнтес де Эбро нет сил[1397]. «Насчет укреплений можете не сомневаться. У противника люди такие же лентяи, как и у нас, укреплений не делают»[1398]. И это при том, что Фуэнтес де Эбро — крупный укрепленный пункт, который уже штурмовали полтора месяца без успеха[1399].
13 октября БТ ринулись на врага. Пехота фактически не поддержала атаку, танки оторвались. Увидев бесперспективность атаки, Кондратьев отдал приказ «все кругом». Но в это время часть танков уже увязла в болоте на хорошо пристрелянном противником пространстве. В итоге атака БТ под Фуэнтес де Эбро закончилась полным провалом. Полк потерял 19 танков из 43[1400]. Разгром полка деморализующе подействовал на республиканцев, которые очень надеялись на танки. Помимо общего головотяпства командования (включая и советских военных советников), важная причина провала — отсутствие энтузиазма у пехоты. Ни старые арагонские бойцы, ни коммунисты Листера, ни тем более недавно призванные солдаты регулярных бригад не хотели бежать на хорошо подготовленные к обороне позиции. У республиканцев в этой операции было все: и танки, и патроны, и снаряды, и иностранные советники. А вот люди уже потеряли энтузиазм. И это важно понимать тем авторам, которые видят причину поражения Республики только в техническом превосходстве противника и ослаблении советских поставок.
