– Да ведь Лукашова сделала это нарочно! – горячо сказала Настя. – Я не верю, что она ошиблась!
– Разумеется, нет, – усмехнулась Свиридова. – Это был тонкий тактический ход. Она хочет новых рабов набрать в свою команду, потому что старые взбунтовались. Если вы смирите свою гордость, у вас появляется шанс войти в историю: стать обладательницами первых олимпийских медалей в керлинге. По крайней мере, у двоих из вас точно есть шанс. Так что решать вам.
– Неужели мы будем интриговать друг против друга? А? – Танечка обвела глазами подруг.
– Можешь взять самоотвод, – пожала плечами Свиридова. – Скажи здесь и сейчас: я, Татьяна Лепесткова, на Олимпиаду не хочу, мешать никому не буду, и если место в сборной, неважно какое, хоть запасного, предложат мне, я от него откажусь и порекомендую мою подругу по команде. Риту или Настю. Ну? Клянись, Танька!
Лепесткова молчала.
– Ира, а ты что скажешь? – спросила Майорова у пятого члена команды. И фамилия у девушки была соответствующая: Пятова.
Ирен (таково было ее полное имя, которое редко кто вспоминал) слыла тихушницей. На вид она была неуклюжей, носила очки с диоптриями, мешковатые джинсы и свитера. Чаще всего сидела в запасных, но предпочитала не высовываться, на игру никогда не просилась. Поставят так поставят, а на нет и суда нет. Вот и сейчас она молча пожала плечами:
– Как решат, так и решат.
– Может, ты тоже возьмешь самоотвод? – не унималась рыжая.
– В самом деле, Ира, у тебя ведь шансов меньше, чем у других, – намекнула Свиридова. – Ты же не будешь путаться под ногами у своих подруг по команде?
– Как решат, так и решат, – тихо, но твердо повторила Пятова.
– Итог: все хотят на Олимпиаду, и у всех, кроме меня, теоретически есть шанс, – поставила точку в разговоре капитан. Как и всегда: решающее слово в команде осталось за ней.
Девчонки молча стали собираться.
– Может, в кафе посидим? – предложила Танечка.
– Зачем? – пожала плечами огненная Рита. – Мы все уже обсудили.
Впервые в команде, которая раньше была дружной, повеяло холодком. Посидеть в кафе после матча давно уже стало традицией. Да и вообще среди керлеров так было принято: после игры, каков бы ни был ее результат, – дружеские посиделки. Мужики пили мировую, женщины обменивались впечатлениями и мирились, если в горячке, в пылу сражения, наговорили друг другу лишнего. Таков был дух керлинга. В первую очередь – благородство. В особенности по отношению к проигравшим.
Но сегодня что-то случилось. У подруг не было никакого желания продолжать разговор. Тем более неохота было обсуждать перипетии только что сыгранного матча. Всем было понятно, что Лукашова намеренно его слила. Принесла в жертву ферзя, чтобы заполучить выигрышную позицию перед решающей баталией: Олимпиадой. Недаром ведь керлинг называют шахматами на льду.
А ведь они победили! Отчего же на душе словно кошки скребут?
– Кого-нибудь подвезти? – спросила Свиридова перед тем, как сесть в машину.
Она была в команде единственным мастером спорта международного класса и, кроме собственного жилья, отличной двухкомнатной квартиры в Подмосковье, имела еще и новенькую иномарку. Раньше девчонки охотно прыгали к ней в машину и весело болтали, пока Свиридова развозила их по домам.
Но сегодня Рита вдруг заторопилась:
– Ой, меня ждут! На свидание опаздываю, девочки. Меня мой парень подвезет! – и упорхнула.
– А меня тетя ждет, – вздохнула Пятова. – Всем пока.
– Я на метро, – отвела глаза Танечка. – Сейчас пробки, а мне побыстрее домой надо. Мы с сестрой запланировали шопинг…
– Да хватит тебе оправдываться! – оборвала ее Свиридова.
– Таня права, – сказала Настя. – На метро быстрее. Меня тоже ждут.
– Ну, как хотите! – Свиридова села за руль и со злостью захлопнула дверцу.
Какое-то время она сидела, вставив ключ в замок зажигания и слушая мерное урчание работающего мотора. В зеркало заднего вида Женя видела, как Танечка с Настей идут в сторону метро. Ее трясло от злости.
– Что это я? – опомнилась вдруг Женя. – При чем здесь мои девчонки? Это все Лукашова! Ненавижу ее!
Как назло, на переднем сиденье рядом с водительским местом лежал спортивный календарь. С обложки на Женю смотрела улыбающаяся Алина. На ней был белоснежный купальник-бикини, и стройное загорелое тело Лукашовой смотрелось в нем великолепно. Ни грамма жира, каждая мышца отточена, пресс с кубиками, высокая грудь, длинные ноги, тонкая талия. Причем никакого фотошопа! Все – натуральное! Не женщина, а мечта!
Свиридова со злостью схватила календарь, оторвала обложку и стала рвать фотографию Алины на мелкие кусочки, приговаривая:
– Ненавижу! Как же я тебя, Алька, ненавижу!
В самом начале декабря членов обеих команд, что заняли первое и второе места на чемпионате России, вызвали на сборы. Спортивная база находилась в Подмосковье, перед Олимпиадой денег не жалели, поэтому все было оборудовано по высшему разряду, условия проживания просто сахарные, а питание на убой. Для тех, кому спортивный режим это дозволяет. Есть ведь, к примеру, летающие лыжники, чей вес должен быть не больше пера. Шутка, конечно, но диета у них жесточайшая. Меньше весишь – дальше улетишь.
Слава богу, к керлерам это не относилось. От них требовалось больше смекалки и точности, чем атлетичности, хотя хорошая физическая форма, безусловно, приветствовалась.
Климова, сама бывшая спортсменка, которая пришла в керлинг из легкой атлетики, спуску своим подопечным не давала.
– Зачем нам все это? – злилась Алина после убойной разминки. Калерия так их погоняла, что Лукашова чувствовала буквально каждую мышцу. Ноги гудели, живот ныл. – Просто она мне так мстит!
– Ты бы ей лучше спасибо сказала! – усмехнулась Гуля. – Именно благодаря Климовой у тебя такое тело, что тебе постоянно предлагают фотосессии для глянца.
– Слушай, почему ты везде лезешь? – вспыхнула Лукашова. – Твой номер – шестнадцатый, усекла? Ты в команде без году неделя, понятно, чтобы удержаться, тебе надо подмахивать тренеру! Подлипала!
– За что ты так? – На глазах у Зариповой выступили слезы. – Что я тебе сделала?
– А она чувствует, что ее время прошло, – намекнула Юля Иванова. – Еще один такой камень, как в финале этого чемпионата России, и Алечка нас покинет. Пойдет на скамейку запасных. Калерия Константиновна теперь начеку, а уж она-то знает, как избавляться от строптивых.
– Ты что сказала?! – накинулась на нее Лукашова. – Повтори: что ты сейчас сказала?!!
– С цепи сорвалась? – отпрянула Юля.
– Сучка! Предательница! – Алина аж затряслась от злости, лицо красавицы пошло пятнами. Но между ней и Ивановой встала Дора-давай. Обойти ее было все равно что потеснить гранитный утес. – Уйди! – заорала Лукашова.
– Алька, остынь, – миролюбиво сказала Дора. – Ты к нам несправедлива. Мы были командой, а ты все развалила. Ведь это из-за тебя мы теперь мучаемся неизвестностью. Тебе так важно свалить Климову?
– Да!
– Ну а нам она нравится. Правда, девочки?
– Ты за себя говори! – крикнула Лукашова.
– И скажу! Таким нервным, как ты, не место на поляне. Из-за тебя мы и Олимпиаду сольем. А вот с Гулькой – выиграем!
Алина размахнулась и влепила Доре пощечину. Та ахнула и взялась за пылающую щеку:
– Ах ты… Ну, держись!
– Стоять! – раздался властный окрик.
Все это время Калерия Константиновна следила за разборками бывших подруг. Она слышала все, что сказала Алина, каждое ее слово. Но остановила своих подопечных только тогда, когда началась драка.
– Я сказала: прекратить! Вы что, с ума сошли?! Вы где находитесь?!
Давыдова и Лукашова, тяжело дыша, стояли друг против друга, слова тренера доходили до них с трудом. Первой опомнилась Дора:
– Я… Сама не знаю, как это вышло, Калерия Константиновна.
– А ну извинитесь друг перед другом! Немедленно!
– Извини, Алина, – с трудом выдавила из себя Дора.
– Алина? – настаивала Климова.