— Так у нас же теперь гласность и демократия, — улыбаясь одними глазами, заметил академик, давая тем самым понять, что собеседник может продолжать высказываться.
— Верно! И я поддерживаю этот курс. Но если говорить о гласности, то она должна быть для всех, а не для избранных. Мне довелось быть на XXVII съезде от начала до конца. И весь дух съезда, на мой взгляд, именно этим и был наполнен — говорить всю правду, а не полуправду. Следовательно, если обсуждается какое-то общественное явление, то в равной степени должно быть предоставлено слово тем, кто положительно оценивает и кто отрицательно характеризует это явление. А мы в положении гоголевской унтер-офицерши. Вот сейчас, буквально через полтора месяца после съезда, стряслась беда, которую, на мой взгляд, мы еще толком не оценили. Какая должна быть принципиальная позиция всего общества? Сплотиться! Как на войне. А у нас идет сплошная демагогия, какие-то разборки. И думаю, что тон такому деловому разговору должны были задать ученые. К ним прислушиваются, более того, события в Чернобыле ближе к компетенции ученых.
— Полностью согласен. В условиях катастрофы, конечно, мы должны мобилизоваться и максимально вложить свою энергию в локализацию всех процессов. Очевидно, в средствах информации в рубрике «Чернобыльская АЭС» надо давать народу более широкую информацию, что конкретно делается на станции и в окрэге. Среди людей не должно быть безразличных, тем более что наша экономика требует побольше крепких и добрых рук. Что касается роли и места наших ученых, — Легасов решил меня деликатно поправить, и правильно сделал, — то они уже определились, и от каких-либо выступлений и заявлений в печати, думаю, их надо уберечь. Мы ведь можем поднять такую никому не нужную дискуссию, что она только отнимет силы и время. Думаю также, что надо больше слова сегодня давать практикам-промышленникам. Надо популяризировать героический труд наших воинов при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
— 14 мая Горбачев в своем обращении по телевидению дал оценку событий в Чернобыле. Кстати, он назвал число погибших — 9 человек. А фактически погибло 20 и более 200 госпитализировано. Но самое главное — из его обращения следует, что, оказывается, мы не видим серьезных последствий этой аварии, так как их не может быть. Честно говоря, я был крайне удивлен. Возможно, это был политический шаг, связанный с решением Европейского экономического сообщества временно прекратить экспорт товаров и продовольствия из СССР и даже из некоторых стран Восточной Европы. Я думаю, Горбачеву надо было найти какие-то другие аргументы. А так получается, что все в мире обеспокоены аварией в Чернобыле, кроме нас.
В. А. Легасов, естественно, молчал. Не критиковать же ему генсека! В моих рассуждениях, собственно, критики тоже не было. А было лишь не совсем лестное высказывание в адрес Горбачева. Хотя на критику генсека я к тому времени уже имел право: в декабре 1984 года на заседании Комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, еще будучи вторым секретарем ЦК, Горбачев заявил, что надо немедленно принимать меры и выводить войска из Афганистана, решая проблему политическим путем. Но закончился 84-й, прошел 85-й, прожили уже половину 86-го года, а «воз и ныне там».
— Чувствую, что вам, Валерий Алексеевич, не нравится тема о гласности и демократии. Готов обсудить наши чернобыльские дела. Хотя я относительно демократии придерживаюсь очень четких убеждений: чем выше социалистический строй — тем выше требования к государству в части соблюдения им законов, в свою очередь, должны быть выше требования к гражданам по выполнению ими своих обязанностей по отношению к государству и обществу. Другими словами — чем выше мы поднимаемся в социалистическом развитии, тем более совершенными должны быть и люди, и государство. Демократия — это не игра в вольность и анархию.
На мой взгляд, выплеснутая в народ еще Н. Хрущевым эта болезнь («игра в вольность») все время бродила в обществе, постепенно проходя многолетний инкубационный период. Я против, так сказать, казарменного коммунизма, как модно стало сейчас говорить в печати, но я еще больше не приемлю вакханалию в обществе. То, что произошло на Чернобыльской АЭС, — это проявление лишь толики брожения в умах людей. Вроде с благими намерениями, но специалисты станции перешагнули через каноны, которые регламентируют жизнь АЭС. А в настоящем демократическом обществе этого не должно быть. Такое может иметь место в анархическом обществе. Дисциплина должна быть обязательной для всех, она предполагает подчинение всех установленному порядку. Это отнюдь не угнетение личности, как некоторые «демократически» настроенные публицисты выпячивают это в своих опусах в угоду Западу.
Поговорим теперь о наших земных делах. Какая, на ваш взгляд, перспектива с Чернобыльской АЭС? Постоянная помывка всех зданий снаружи и особенно внутри коренным образом изменила ситуацию для продолжения дальнейших работ. А меры, принятые нашими угольщиками, Минсредмашем и Минэнерго под четвертым реактором, позволяют делать вывод, что настало время приступить к строительству для этого блока мощного саркофага. Но мне кажется, по этому поводу будет еще не один сбор. Дело в том, что нет единства взглядов между академиками Александровым и Велиховым. Почему?
— Анатолий Петрович утверждает, что бетонировать и строить саркофаг уже можно, а Евгений Павлович говорит, что этого делать нельзя, будто в бетон могут попасть частицы, излучающие радиацию, и мы создадим, мол, такое сооружение, которое само будет представлять опасность.
— А вы за какой вариант?
Легасов, не задумываясь, ответил:
— Несомненно, саркофаг строить надо, и чем раньше, тем лучше. А чтобы не было каких-либо тревог и сомнений типа тех, что у Велихова, надо определить четкие нормы и условия выполнения работ и создать жесточайший контроль за их выполнением. Тогда все будет нормально. Мы же в свое время задались целью — любой ценой погасить пожар в реакторе и приглушить брожение-реакцию, которая имела место с горючим (ураном). Мы поставили такую цель и добились ее выполнения. Благо наши вертолетчики в буквальном смысле ювелиры: огромное количество мешков с песком высыпали точно в кратер.
Песок — это лучший физико-химический фильтр. Он связывает аэрозоли и радиоактивные газы. Кроме того, расплавляясь, он обволакивает уран, снижает температуру, проникает в нижние этажи и создает необходимую «подушку». А чтобы одновременно поглощались свободные нейтроны, мы забрасывали вместе с песком борную кислоту и доломитовые глины. Особый разговор о свинце. Я настоял на его применении, потому что это средство, которое решительно снижает температуру в активной зоне. Я понимал, что часть этого свинца могла парами выделяться в «дыхании» четвертого реактора. Но мы должны были выбрать меньшее зло: либо мы применим все средства и гарантированно добьемся погашения активной зоны, либо будем ждать, когда произойдет новый взрыв, — ведь никто не мог даже предположительно сказать, сколько осталось урана в реакторе. А что такое еще один взрыв, а может, и не один?! Да еще и неизвестно какой мощности. Взрыв может разнести остальную часть АЭС, принести колоссальные жертвы, и весь адский труд, который мы сюда вложили, улетит, как дым. Взрыв повергнет в шок всех — и правительство, и ученых, и промышленников, и военных, а мир скажет, что СССР совершенно не способен управлять процессами ядерной реакции. А ведь это не так. И первую АЭС создали именно мы, т. е. Советский Союз, создали и продемонстрировали миру способность управлять ядерными процессами.
Кое-где можно встретить вдоль дорог посадки фруктовых деревьев, но их плоды для пищи непригодны, так как в их составе большое количество свинца, который микроэлементами выделяется у автомобилей вместе с выхлопными газами. Но со временем придорожная зелень все это приобретает в таких концентрациях, что эти яблоки или сливы становятся ядом. Так же, как и молоко у коровы, которую выгоняют пастись по кюветам магистральных дорог (в траве тоже много свинца). В результате заброски сотен тонн свинца в четвертый реактор выход plumbuma с парами и дымом, конечно, в тысячи раз больше, чем у дорог, и мы это знаем, но просто иного пути у нас не было. А вот цели своей мы достигли — зону погасили, — рассуждал Легасов.
