Литмир - Электронная Библиотека

Полк поднялся, привел себя в порядок и двинулся дальше, а у меня из головы не выходил Дудник и его слова: «Я ж говорил, что меня убьют». Я казнил себя, как мог. Ну, если человек предчувствовал, что его подстерегает беда, зачем же было брать его с собой? И твердил про себя: «Только бы он остался жив!» Ранение было очень тяжелое, и Дудник появился в полку, как мне потом стало известно, только в сентябре, т. е. через три месяца. Но я к тому времени сам уже был в госпитале, а когда вернулся в декабре, то при первом же, без свидетелей, разговоре я извинился перед ним, что так получилось. И, чтобы разрядить обстановку, сказал:

— Хорошо, что остался жив.

— Жив-то жив, но очень уж рана болит. Тяжко мне.

— Давай в госпиталь, пусть приведут полностью в порядок.

— Да какой уж тут госпиталь — скоро в наступление, конец войне.

А я опять был в положении человека, по вине которого пострадал другой. Конечно, не взяв его тогда с собой, можно было бы избежать этого тяжелого случая. И как бы я себя ни утешал тем, что многим другим (сотням, тысячам людей) сделал много доброго, это не снимало, не снимает и сейчас тяжесть, которую я несу по своей вине.

Конечно, корю я себя и считаю виноватым и в событиях августа 91 года, но об этом позже. А сейчас — Целленрода, прощание с боевыми товарищами.

…На следующий день рано утром у дома командира полка собрались его заместители. Наготове стояло две машины — в одной поедет командир с женой и дочкой, а во второй — адъютант с вещами. Отъезжающие вышли. Мы подошли, поздоровались. Женщины хоть и улыбались, но глаза их были мокрые, и они постоянно промокали их платочками. Командир полка двигался энергично, но без особой на то нужды. Так у него всегда, когда нервничает и переживает.

Наконец, мы поцеловали женщинам ручки, а они, к нашему огорчению, разрыдались. Потом обнялись поочередно с командиром полка, пообещали, что обязательно встретимся, пожелали счастливого пути, и они уехали. Мы долго еще стояли, не зная, о чем говорить. На душе было пусто и печально. Наконец, пришел солдат и сказал, что к телефону просят начальника тыла. Тот переговорил — оказалось, что ему надо выехать в Грейц для уточнения некоторых документов. А Уткин сообщил:

— У меня есть дельное предложение.

— Я поддерживаю, — заявил Каун.

Мне оставалось только согласиться с ними. Мы пришли к Владимиру Васильевичу на квартиру. Через две-три минуты все было уже на столе. Первый тост, уже по нашей традиции, был за Победу советского народа. Второй — за нашу славную дивизию, которую несправедливо расформировали, хотя у нее славный боевой путь и много наград. Третий — за Дегтярева.

— Что бы о нем ни говорили, а он был мужик что надо. Жил заботами полка и всего себя отдавал полку. Пожелаем ему и его семье счастья, пусть им икнется!

А потом, как обычно, пошли воспоминания, итоги, прогнозы. Особо жаркий характер принял раздел прогнозов. Владимир Васильевич однозначно заявил, что он возвращается в свой родной Рыбинск и будет учить детей. Другого взгляда придерживался Федор Иванович:

— Если меня оставят в армии, я буду благодарен. Конечно, надо пробиваться в академию. Служба мне нравится. Да и тебе, Валентин, служба нравится. Ты любишь порядок, четкость, хорошую организацию, дисциплину. У тебя есть военная косточка.

— При чем здесь порядок, дисциплина, организованность и военная косточка? — возразил я. — Ведь в гражданских организациях тоже должны быть порядок, организованность и дисциплина.

Но Федор не сдавался, а Уткин подливал масла в огонь.

В общем, встреча затянулась. А на следующий день я получил указание прибыть в штаб дивизии за предписанием к новому месту службы. Предупредили, чтобы взял вещи. Времени осталось в обрез, поэтому расставание с товарищами прошло накоротке. Договорились встретиться, но, к сожалению и к удивлению, жизнь нас так больше и не свела.

Приехав в Грейц, я зашел в отделение кадров дивизии. Там находилось представительство штаба армии. Полковник объявил мне, что я назначен в артиллерийский полк 88-й Гвардейской стрелковой дивизии. Помолчав, добавил:

— Заместителем командира дивизиона.

Поскольку я никак не реагирую, он спрашивает:

— Вопросы есть?

— Есть.

— Какие? Только коротко и по существу.

— Именно по существу и коротко: как решается вопрос с моим увольнением? Я ходатайствовал об этом.

— Никак. Вам, очевидно, объявили решение командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Пожарского оставить вас в кадрах?

У меня в душе образовалась какая-то пустота и поселилось безразличие ко всему. Что толку затевать спор с этим бумажным полковником? Ему лишь бы выполнить приказ и растолкать офицеров по свободным нишам в штатах. Потом, мол, разберемся.

Получил я направление в 88-ю Гвардейскую стрелковую дивизию в 194-й артиллерийский полк, который располагался неподалеку от Плауэна в знакомых для меня краях. Но самое интересное то, что, прибыв в полк и вступив в должность заместителя командира одного из трех артиллерийских дивизионов, я из разговоров среди офицеров понял, что дни этой дивизии тоже сочтены — и она должна быть расформирована. Вполне понятно, что это вызвало у меня и удивление, и возмущение — зачем же по несколько раз перебрасывать офицеров, тем более что они заинтересованы в увольнении? Или, так сказать, испытывали на прочность? Однако вместе с этим чувством была и надежда, что я в этот раз все же добьюсь своего. Все-таки очередное расформирование, причем в новой для меня дивизии, где никто меня не знал, и поэтому ценности для них особой я представлять не мог. У них своих офицеров, хорошо изученных и прославившихся, полно. В общем, как говорят, появился свет в конце туннеля.

Слухи подтвердились. Действительно, в конце мая 1946 года попадаю в 88-ю Гвардейскую дивизию, а в декабре этого же года ее расформировывают, и меня, уже командиром батареи, направляют в 20-ю механизированную дивизию (такие дивизии начали создаваться у нас, в Группе войск в конце 1945 года). Она дислоцировалась в Иене — городе, знаменитом оптикой фирмы «Цейс». Все происходило в авральном порядке: вызвали, вручили предписание и, не сказав даже пары слов для поддержания духа, отправили на новое место. Ну, какое может быть в таком случае настроение? Понятно, самое отвратительное.

Прибываю в штаб дивизии, отыскиваю отделение кадров и вместе с предписанием вручаю свой рапорт об увольнении. Офицер покрутил мои документы и, сказав: «Подождите!» — быстро исчез. Появившись минут через пять, пригласил меня пройти к начальнику отделения кадров дивизии. Большой, средних лет мужчина в звании майора поздоровался за руку, любезно пригласил сесть, предложил курить, а потом начал свой долгий монолог:

— Я внимательно изучил ваше личное дело, особенно боевой путь. Вы побывали в таких сложных операциях, что хотели вы того или нет, но приобрели такой колоссальный опыт, каким многие не располагают. Оборона, наступление, отступление, опять наступление, Сталинград, Северный Донец, Днепр, Днестр, Висла, Одер — и везде захват или удержание плацдарма, один из сложнейших видов боевых действий. А штурм Берлина?! Да сам путь в стрелковом полку от Сталинграда до Берлина уже о многом говорит. Участник Парада Победы. Вы ведь отлично знаете, что туда не каждого посылают, а по заслугам и по внешнему виду, чтоб сразу было видно: вот он, победитель! Мне еще известно и от подполковника Дегтярева — вашего бывшего командира полка, с которым мы давно дружим, и от командования 194-го артиллерийского полка, что вы прекрасный методист, любите военное дело и умело обучаете офицеров и солдат. Вы способный офицер. Вам надо думать не об увольнении, а об учебе в Академии. Я уже не хочу напоминать вам о существующем решении члена Военного совета 8-й Гвардейской армии — командующего артиллерией армии Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Пожарского — вы, как и некоторые другие офицеры, должны быть оставлены в кадрах Вооруженных Сил. Конечно, обидно, что вы дважды попадали под сокращение и дважды по независящим от вас причинам понижались в должности от заместителя командира полка до командира батареи. Но ведь вы молодой человек, вам всего 22 года, а вы уже прошли такую богатую школу. Давайте договоримся: сейчас вы идете на службу в 59-й Гвардейский механизированный полк командиром батареи артиллерийского дивизиона, а на следующий год пишете рапорт об учебе в Академии. Наши механизированные войска пользуются сейчас всеобщей поддержкой у руководства Вооруженных Сил, и офицерам открыт зеленый свет на учебу. Я не требую от вас сейчас окончательных решений, подумайте, дверь ко мне в любое время для вас открыта, тем более что ваш полк практически в одном городке со штабом дивизии. Пройдет некоторое время — приходите, всегда буду рад поговорить. А сейчас прошу зайти к капитану, который привел вас ко мне. Необходимо получить у него предписание, подписанное командиром дивизии генерал-майором Серюгиным, и явиться в штаб полка к помощнику начальника штаба по учету личного состава. Он вас представит и руководству полка, и в дивизионе.

15
{"b":"197540","o":1}