Утилизатор «брал» все виды отходов, включая радиоактивные (во время их утилизации в окружающую среду не выделялось ни одного микрорентгена), и при этом был абсолютно надежен в эксплуатации.
Изобретение Дивова пытались выкупить крупнейшие институты и университеты мира, но он неизменно отвечал отказом. Его пытались подкупить, запугать и даже убить — но он сумел основать собственную компанию по утилизации и назвал ее «Чистота». Он проявил себя талантливым организатором, смог выстоять в жесткой и кровопролитной войне с чиновниками всех уровней и званий и получил множество подрядов на утилизацию радиоактивных и особо опасных химических отходов. К концу своей жизни Дивоф оставил империю с вышколенной армией технарей, дрессированной сворой адвокатов и экономистов и программой действий на ближайшие триста лет. «Чистота» вкладывала деньги во все сферы науки и техники, связанные с экологией. Именно «Чистота» через сто шестьдесят лет после смерти своего основателя совершила переворот в автомобилестроении, внедрив машины, работающие исключительно на сжиженном газе. Именно «Чистота», ставшая транснациональной корпорацией с бюджетом, превышающим валовой доход сверхдержав, смогла прекратить вырубку экваториальных лесов, выбросив на рынок установки, способные выпускать продукты целлюлозной промышленности исключительно из продуктов переработки органических отходов. «Чистота» смогла создать уникальные аппараты и технологии, способные восстановить плодородность почвы, зараженной даже радиацией или химическим оружием, а также не имеющие аналогов фильтры очистки воды и атмосферы.
Помимо своей «прямой» деятельности по утилизации, «Чистота» вкладывала огромные средства в альтернативные источники энергии — солнечные батареи, термоэлементы, ветроустановки, приливные и термические энергостанции, делая ставку на будущее, далекое будущее.
Когда на земной орбите взорвались подряд два шаттла, столкнувшись с так называемым «космическим мусором», именно специалисты «Чистоты» разработали гравитационный поглотитель, способный собирать предметы, кружащие вокруг Земли по свободным орбитам, размером от гайки до отработанных ступеней ракет-носителей. Стоит ли говорить, что к тому времени, когда человечество открыло дорогу к звездам, на Земле почти не осталось сфер деятельности, в которых бы не присутствовала доля корпорации «Чистота». Прекрасно понимая, что планеты подобные Земле, очень редкая и драгоценная вещь во Вселенной, специалисты «Чистоты» разработали терратрансформеры — установки, способные изменить атмосферу планет, непригодных для жизни колонистов. Сто лет двадцать пять таких установок трудились над созданием земной атмосферы на Марсе, в результате чего Земля приобрела колонию, значение которой для землян трудно было бы переоценить.
Со временем, «Чистота» превратилась во множество компаний, корпораций, консорциумов, синдикатов, фирм и фирмочек, а «чистильщиками» стали называть всех, кто так или иначе работал на «Чистоту». Их фирменный знак — земной шар, лежащий на женских ладонях — можно было увидеть на космических кораблях и термоядерных реакторах, пылесосах и кондиционерах, на упаковках шампуни и орбитальных спутниках. Единственное, чего «чистильщики» всегда избегали — так это производства оружия в любой его форме, будь то ракеты с ядерными боеголовками или простые пистолеты. Они не имели никаких интересов в административной сфере, не стремились управлять планетами или странами, им вполне хватало того, что они имели в своих руках — а это было немало. К тому же они вкладывали большие средства в образование, с их рук кормилось с два десятка крупнейших университетов как Внутреннего Кольца, так и Периферии. В число прочих в это число входил и университет Эйнштейна. Но это так, к слову.
Если говорить об истории развития земной цивилизации, то впереди всегда шли купцы, воры и завоеватели, затем военные, затем колонисты, а затем — «чистильщики», тихо и незаметно подчищая за неряшливым человечеством его грязь, превращая её, если не в золото, то в полезные и необходимые вещи, и превращая отраву в воду, а ядовитые газы в чистый воздух...
Что же касается меня, то я слушал доктора и его рассказы помогали мне не думать о Риве. По крайней мере, не думать о ней днем. Ночью я видел её такой живой, что казалось — протяни руку и коснешься ее. Когда моя рука в темноте упиралась в холодную стену, мне хотелось орать от злости. Каждую ночь мне снилось, что я успеваю добежать до дома. Каждую ночь мне снились мои родные. Я видел их живыми, как они с укором смотрят на меня, казалось, они спрашивают меня: «Как ты смог оставить нас?» Я видел их умирающими, их глаза кричат: «Помоги нам, Аль, помоги! Нам так больно!» Я видел их мертвыми, их глаза открыты, но я знаю, что они мертвы, они утонули в замораживающей жидкости чужих спасательных шлюпок. Мне снились чужие, страшные корабли, летящие в пустоте с выключенными холодными двигателями, а внутри — Рива, Марта, Артур, Арчер, все наши девушки. Корабли летят почти в полной темноте, а звезды вокруг них похожи на острия алмазных игл, холодные и далекие.
От таких снов легко можно было поехать мозгами. Я уже подумывал о том, чтобы спереть у доктора какую-нибудь отраву для крыс вроде меня, но подумывал так только ночью, когда время растягивается, как удавка на шее. Секунды тянутся, минуты ползут, час — все равно, что год. Нехотя ложишься в постель, зная, что дока не переспоришь — в двадцать три ноль-ноль он вырубит свет из своего кабинета, хочешь, не хочешь, а все равно ночь сделает. Лежишь и ждешь, когда же наконец утро. Правда, тут утро тоже можно сделать поворотом выключателя, но от этого легче не становится — спать-то когда-нибудь надо.
Время шло, а мне было так плохо, как никогда. Слабость не проходила, руки дрожали противной мелкой дрожью (док назвал это тремором — вот же словечко — хорошо, хоть не триппером). Док говорил, что это — последствия длительной гибернации. Гибернация — это довольно болезненная процедура, применялась она да и иногда еще и сейчас применяется при длительных перелетах без использования гиперприводов. Сама процедура проста — человек ложится в герметичную капсулу, в капсулу подается усыпляющий газ, постепенно температура понижается и человек может спать так месяцами. Когда корабль подлетает к конечному пункту следования, компьютер подает команду на пробуждение, в капсуле поднимается температура, подается теперь уже пробуждающий газ, и все — Белоснежка, проснись!
Команда техников продолжала исследовать капсулу, Худой днями не выползал из второго испытательного шлюза базы. Он попросил, чтобы еду ему приносили прямо в шлюз, так что он там чуть ли не спал. Доктор этому не удивлялся, по его словам, все настоящие ученые такие, им только дай интересную задачу — так они и про еду и про сон забудут совсем. Прямо, как дети малые.
Док настоял, чтобы я не выходил из лазарета, я не спросил его, почему, а он не сказал мне. Он оградил ко мне доступ до тех пор, пока техническая комиссия не выполнит свою работу до конца.
Я лежал целыми днями, док приносил мне книги, но я не читал их. Я лежал, глядя в безукоризненно белый потолок, а перед моими глазами проходили видения о прошлой жизни. Эти видения были настолько яркими, что казались настоящими, а комната с белыми стенами вокруг — чьей-то больной фантазией, бредом. Из этого бреда меня вывел Худой. Однажды он вошел в мою палату и сел в удобное кресло возле моей кровати. На мой столик он поставил бутылку минеральной воды и два стакана. Я понял, что разговор будет долгим. В горле пересохло, руки задрожали сильнее и мне стало очень страшно.
В палату вошел док:
— Вы не возражаете, если я посижу с вами?
Я молча покивал, а Худой ответил неожиданно приветливо:
— Конечно, доктор, присаживайтесь.
Док улыбнулся ему и сел в кресло, в котором он сидел тогда, когда я увидел его в первый раз.
— Мы закончили расследование, Алекс, — сказал мне Худой и этим «Алекс» он так напомнил мне Чарли.
— Да, мы его закончили, я сделал кое-какие выводы из того материала, что был в моем распоряжении и некоторые эти выводы касаются тебя, Алекс, тебя и твоих родных и друзей.
