Счастье может не бегать по дорогам и не выставлять себя напоказ — его и так приметят два его заклятых врага, Бетт и Тжатт (глаз и язык). Они знают, где его отыскать и как нанести смертельный удар под ребро. Чем больше восхищается глаз, льстит и хвалит язык, тем больше поддается счастье яду этих похвал. Оно слабеет или вдруг рушится, как падает с дерева заманчивый спелый плод.

Однажды вечером Кумба, мать Кари, слегла и больше не встала. И Кари-умница, маленькая красавица Кари осталась сиротой,

Человеку, овдовевшему в расцвете лет, мало дочерней любви и заботы, мало полного порядка в хозяйстве. И пришлось Самбе, отцу Кари, взять себе другую жену, чтобы заменила покойницу Кумбу.

Для Кари началась жизнь совсем иная, не похожая на прежнюю. Ее мачеха Панда была еще молода и завидовала девочке — ее красоте, уму. Ревновала к ней Самбу, который нежно любил сиротку. Если б муж ей настрого не запретил этого, Панда не устояла бы перед искушением побить падчерицу. Желание это грызло и точило ее с ночи до утра и с утра до ночи, а в особенности у нее чесались руки, когда Кари надевала драгоценности матери, — Самба сохранил их для дочери, только для нее одной.

Однажды в сумерках — Самба еще не вернулся с охоты, а Кари надела украшения покойной матери — Панда вышла из своей хижины и приказала падчерице:

— Возьми этот калебас и ступай по воду.

Калебас был огромный и очень тяжелый. Он был выдолблен из старого красного дерева.

Маленькая Кари встала со своей скамеечки и хотела снять украшения.

— Незачем их снимать, тебе так к лицу эти ожерелья и браслеты, — сказала мачеха.

И сирота пошла к колодцу. Она набрала воды, но так и не смогла, сколько ни старалась, поднять полный калебас. Девочка, всхлипывая, запела:

Из сырой дыры у края колодца выскочила М’Ботт-жаба. Она поспешила к девочке — топ! шлеп! — и объявила:

— Пошла вон, мелкота длинноротая, — пренебрежительно сказала ей маленькая Кари. — Где тебе приподнять хотя бы цыплячье перышко!

И она вновь принялась молить:

Прибежала и остановилась перед девочкой ящерица: фррр… фр… Повертела головой, раздула чешуйчатую шею и молвила:

— Убирайся отсюда, ты, плоскобрюхая, нечего шею раздувать! — сказала ей Кари-сирота и заплакала еще громче, причитая:

На своих негнущихся лапах приковыляла матушка М’Бонатт-черепаха. Она сколько могла вытянула шею и вкрадчиво сказала:

— Ступай-ка ты отсюда подальше, — посоветовала ей Кари-сирота. — Ты можешь опрокинуться, поднимая этот тяжелый калебас.

Наступила ночь, а Кари-сирота все пела:

Вдруг перед нею взвился огромный питон. Он легко поднял на голову полный до краев калебас.

сказал он девочке. И опустил калебас на валик у нее на голове.

— Какую же тебе надобно плату? — спросила Кари-сирота. Она и не почувствовала тяжести калебаса, он стал сейчас гораздо легче, легче даже, чем пустой. Да, калебас был так легок, что шея Кари, украшенная ожерельями из золота и амбры, ничуть не пригнулась и оставалась все такой же стройной.

Змей ответил:

— Возвращайся домой. Я скажу тебе, какую хочу на граду, когда ты подрастешь. Тогда я вернусь и призову тебя…

И змей исчез во мраке ночи.

Кари вернулась домой. Мачеха набросилась на нее с бранью, спрашивая, где она болталась столько времени вместо того, чтобы сразу принести воду. Панда даже пригрозила ее отколотить, ведь Самба еще не вернулся с охоты.

А Самба не вернулся совсем. Когда на следующий день мужчины из деревни отправились в бруссу искать его, они нашли лишь белые кости — так обглодали их за ночь и утро львы, гиены, грифы, а после них и муравьи.

Вся черная работа, все заботы по хозяйству легли теперь на плечи бедной сироты, а мачеха ни утром, ни днем, ни вечером, ни ночью не давала ей передышки. Она отняла у Кари все драгоценности, что оставила дочери Кумба.

Время шло, и Кари-сирота, к негодованию мачехи, с каждым днем хорошела да набиралась ума-разума (в этом ей помогали несчастья). Частенько приходили ей на память советы любящей матери, — а ведь она как будто и не слушала их, пока мать была жива.

Кари ходила по воду к колодцу вместе с подругами и сверстницами, а еще чаще одна и в любое время дня и особенно ночи — как вздумается ее мачехе, Панде.

Все подружки уже говорили о парнях, и каждая хвастала своим: он-де и глаз с нее не сводит, простаивает целыми днями возле ее дома и лучше всех работает в поле ее родителей, когда в установленный день к ним приходят помогать молодые люди из этой и окрестных деревень.

Время шло…

Однажды девушки, как всегда, говорили у колодца, каждая о своем милом.

— Ну, а на тебя кто заглядывается, Кари? — коварно, с притворным сочувствием спрашивала то одна, то другая.

— Да кому же понравится замарашка без отца, без матери? Даже М’Ботт-жаба, Багг-ящерица и Джанн-змей — и те не захотели бы меня.

Но успела она вымолвить эти слова, как огромный питон взвился в кругу насмерть перепуганных девушек, и они бросились бежать, роняя свои калебасы, и с водой и пустые; все калебасы разбились, кроме калебаса Кари: ведь он был из красного дерева. Девушки прибежали в деревню, дрожа от страха, и заперлись в хижинах. А от колодца неслась песня змея:

Песня донеслась до самых отдаленных хижин деревни, и все — от мала до велика, мужчины и женщины, — в страхе попрятались.

Песня летела через частоколы, проникала сквозь листву деревьев и крыши в жилища и, казалось, поднималась от земляного пола хижин:

Панда-мачеха совладала со своим страхом и, громко расхохотавшись, сказала Кари-сироте:

— Да это тебя он кличет, бедная доченька.

— Ступай же к нему, — продолжала мачеха. — Отзовись! — И, выставив сироту за порог, она прогнала ее из дому.