Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Да я же здоров! — воскликнул Юра, задетый за живое.

— Здоров?

— Абсолютно! — Юра соскочил в трусиках с постели, перевернулся колесом.

— Ничего не понимаю. К чему же тогда этот спектакль?

— Спектакль? — Юра опомнился. — Так я же действительно немного болен, — произнес он, ложась в постель.

— Ничего не понимаю. Почему ты вдруг скис? — Она задумчиво окинула взглядом комнату, сняла висевшую на стене гитару, взяла несколько аккордов и запела:

Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету…

Юра очень любил еще мальчиком слушать ее пение и особенно эту песню.

Песня кончилась, а Тата все еще перебирала красивыми пальцами струны гитары.

— Скажи, ты любишь сидеть у костра? — спросила она. — Там, в горах, наверное, жгут костры, вокруг сидят мужественные, бородатые воины. Чудесно! — Тата вздохнула.

— Нет, бородатых там не видно. А у костра, правда, хорошо было. Хочешь, я тебя новой песне научу, там пели у костра.

И он тихонько запел:

Мы очень долго голодали
И спали в стужу на снегу.

. . .

— Ин-те-рес-но, очень интересно! — протянула Тата. — Я потом запишу слова.

Через мгновение, нахлобучив на голову соломенную шляпу Петра Зиновьевича, Тата схватила яблоки и стала быстро жонглировать ими. Глядя на нее, Юра забыл и думать о своей «болезни». Эта способность Таты мгновенно менять облик, перевоплощаться, представляя новый и новый образ, всегда так захватывала Юру, что он при каждой встрече смотрел на нее, как на необыкновенное существо.

Вдруг Тата отбросила яблоки и, взяв Юру за руку, шепотом спросила:

— Почему все-таки ты притворился больным?

— Так надо! — тоже шепотом произнес Юра.

— Юрочка, ты молодец! Я горжусь тобой! — с восхищением произнесла Тата. — Вот не думала! Всех провел! Неужели родителей тоже?

— Ага. Так надо!

— Понимаю, понимаю! Тайна! И не спрашиваю, — сказала Тата.

Вошел Петр Зиновьевич.

— Хочешь перед дамой казаться здоровее, чем ты есть? — спросил он Юру. — Простите, Таточка, мальчику нужен покой.

— Я буду сидеть тихо-тихо, как мышонок. Мы же с Юрой старые друзья.

— Простите, но сейчас я вынужден настаивать, чтобы он остался один. Перевозбуждение! То он скачет, то лежит, то плачет, то хохочет. Я знаю, что это невежливо, но здоровье сына мне дороже.

Тата поднялась, сдвинув брови, и бросила уже на ходу:

— Поправляйся, Юрочка! Приезжай к нам.

Отец подождал немного, затем повернулся к сыну и с необычайной резкостью произнес:

— Я кое-что слышал из вашей беседы. Что ты нарушил обещание, данное партизанам, это меня не касается. Но ты нарушил также обещание, данное мне, — разыгрывать больного и не болтать!

— Я ничего не говорил о партизанах! — с отчаянием закричал Юра.

— А партизанская песня? А костры? А признание, что ты здоров и только симулируешь болезнь? А эти дурацкие слова: «Так надо». Намек, что ты владеешь какой-то тайной? Хвастун и болтун, вот кто ты! Увидел хорошенькую мордочку и раскис. Позор! Еще немного, и ты мог стать предателем!

Дверь так грохнула за отцом, что стены задрожали.

Юра ткнулся в подушку и заплакал.

— Так мне и надо, так и надо!.. — с отчаянием шептал он.

Тихонько скрипнула дверь. На край постели присел отец.

— Я немного погорячился. Но как после случившегося можно доверять тебе? — сказал Петр Зиновьевич, еле сдерживая кипевшее в нем возмущение и вместе с тем с явным беспокойством. — Какая в тебе поразительная смесь ребячества и взрослости! Пора, мой милый, переходить из мира детской фантазии в мир реальный. Поразительно, до чего ты не умеешь разбираться в людях, анализировать события. Ты слишком поддаешься чувствам. А теперь Хорошенько запомни следующее. Если контрразведчики снова явятся за тобой, то, ни в какие разглагольствования не вступая, они моментально поймают тебя на слове. Отвечай кратко: «Да, нет, ночь, не помню, не знаю, не видел, больной». На уговоры не поддавайся. Имен не называй, ни на кого не ссылайся, Не наговаривай, даже если будут тебя пугать или подкупать. Даже оставаясь в комнате с знакомым, не болтай зря. Помни — чужая комната часто имеет уши. Твой главный аргумент — ты молод, ты еще мальчишка, а какой с мальчишки спрос! Это и они понимают и, думаю, больше трогать тебя не будут.

Петр Зиновьевич ошибся.

Не прошло и полчаса, как за Юрой прислали коляску из контрразведки. Родителей просили не беспокоиться.

Когда Юра выезжал из ворот, сидя в коляске рядом с франтоватым солдатом, к даче подходили Сережа, Коля и Степа. Увидев Юру в известном всему Судаку экипаже контрразведки, хлопцы молча остановились, будто остолбенели. Через мгновение они опрометью мчались в город напрямик, чужими виноградниками, прыгая через арыки и низкие каменные ограды, сопровождаемые отчаянным лаем возмущенных собак.

3

С сильно бьющимся сердцем, но стараясь не обнаружить страха, Юра опустился на стул, положил руки на колени, потом скрестил их на груди, как Наполеон, и решил пребывать в такой гордой позе до конца.

В кресле за столом восседал Фальстаф. Он улыбался добродушно, даже сочувственно. Как это непохоже на то, что Юра слышал об этом месте: дачи контрразведки — это разбойничьи притоны на берегу моря. Трупы топят на заре… Расправы без суда… Страшные пытки… Расстрелы «при попытке к бегству»…

Признаться, он, Юра, именно этих пыток и страшился. Рассказывали такое!..

Когда Юру ввели, он прежде всего окинул взглядом комнату, но не увидел никаких орудий пыток. Даже плетки с проволочными и свинцовыми концами на стенах не видно. На стене над столом висит только портрет барона Врангеля. Он совсем непохож! На самом деле у Врангеля голова, как алебарда. Лицо-лезвие приделано к очень длинной и тонкой шее, поднимающейся прямо к темени. Очень странная голова… Это и поразило Юру, когда он увидел Врангеля в доме Бернистов, где барон прятался два года назад под чужим именем от советской власти. «Зря его советская власть освободила из-под ареста», — сказал тогда Трофим Денисович.

На стене против Юры карта России. Маленькие флажки на булавках отмечают линию фронта. Юра хорошо ее знает, даже где стоят какие части. В гостиной Бернистов тоже висит такая же карта с флажками. Первая армия генерала Кутепова стоит от Азовского моря до Александровска на Днепре, охватывая всю Таврическую губернию. В эту армию входят знаменитые офицерские дивизии: орловская, марковская, донские части. Вторая армия генерала Драценко вытянулась от устья Днепра вверх по реке до Александровска. Кроме них, флажками отмечены автоброневой и конный корпуса генерала Барбовича. Там действуют кавалерия с тачанками, бронеавтомобили. И, наконец, группа генерала Бабиева — так называемая «дикая дивизия». Все в бешметах, с кинжалами, в бурках на плечах. Головорезы!

— Любуешься? Кстати, я давно не отмечал наших побед. — Фальстаф подошел к карте, выдернул один флажок и вколол его повыше со словами: — Станция Синельниково. — Вколол второй, сказал: — Юзовка, — и, глядя на карту, стал рассуждать вслух: — Если вторая армия выйдет на правый берег Днепра в тыл каховской группе красных, ей конец. Как красным удалось создать этот плацдарм на нашем берегу Днепра? Пришла новая дивизия — сплошь коммунисты. Во главе — немецкий генерал Блюхер. Захватим Херсонщину — это два… Ну и займем Донбасс. И будет уголь — это три. Соединимся с поляками — это четыре. А там — на север. И Москва наша! — И, быстро повернувшись к Юре, в расчете захватить его врасплох: — Вам, подводчикам, лесные товарищи что говорили о военном положении?

Юра смолчал, соображая, говорить или нет? Потом все-таки решил сказать:

142
{"b":"197462","o":1}