— А немного овса Серому можно?
Матрос засмеялся, хлопнул Юру по плечу и скоро принес ведро овса. Юра свистнул, и Серый заржал в ответ.
Бескаравайный спал на матрасе, разложенном на земле под кустом, и что-то бормотал во сне. Лицо его раскраснелось.
Юра пошел искать фельдшера.
После ужина многие партизаны пошли к речке. Сняли пропотевшие гимнастерки, сапоги и с наслаждением, вскрикивая и взвизгивая от обжигающей ледяной воды, плескались в быстрых струях горной речки. Потом разожгли на береговой лужайке большой костер и запели любимую свою песню, сообща сложенную в отряде. Юра лежал на спине, смотрел в глубокое крымское небо с крупными ясными звездами. Порывы ветерка иногда обдавали его вкусным, приятным дымком костра. Чуть скосишь глаз — и видишь на фоне неба темные хребты гор. Юре было так хорошо, так хорошо, как никогда в жизни!
Партизаны пели. Запевал лихой разведчик Яша Хейф, феодосийский наборщик:
Мы очень долго голодали
И спали в стужу на снегу.
Походы часто совершали,
Война была вся на бегу.
Вдали трещали пулеметы,
Лилася всюду кровь в горах,
Повстанцев смелые налеты,
У белых паника и страх.
Мы знаем крымское подполье
И всю работу в городах.
Погибло много за свободу,
Угрюмо смотрит Чатыр-Даг.
3
Разведчики доложили, что в Салах остановился карательный отряд белых с пулеметами и двумя пушками. На другой день в полдень комиссар отряда собрал подводчиков и обратился к ним с речью:
— Вот что, товарищи! Контрреволюционеры много брешут на красных, на советскую власть, на коммунистов. Даже капля камень точит… А я расскажу вам правду, какое сейчас международное и внутреннее положение, расскажу о нашем рабоче-крестьянском вожде — Владимире Ильиче Ленине. И тогда вы поймете, кто такие красно-зеленые, а точнее — бойцы повстанческих советских полков, потому что зелеными называет себя и шайка дезертиров в горах. Расскажу вам, за кого, за что мы воюем. Кто нас ненавидит, кто задушить нас хочет?.. Сами это знаете и видите: генералы, министры, князья, фабриканты, помещики, белоофицерская свора. А кто нам помогает, кто в наших рядах? Рабочие, крестьяне, солдаты, матросы, все народ трудовой. И еще большевикам помогают и многие большие ученые, доктора, учителя, агрономы. Они тоже трудящиеся люди. А теперь сами соображайте, за какой лагерь вам стоять надо: за генеральско-баронский или за народный?
Комиссар сидел под деревом, обняв руками колено, и, простодушно улыбаясь, спросил:
— Как вы думаете, почему разрушенная, голодная, холодная, раздетая Советская Россия не только разгромила отлично вооруженные, одетые, обутые, накормленные армии Колчака, Деникина, Юденича и других белых генералов, но и полчища Англии, Франции, Америки, Японии, Греции и других интервентов?
Никто не ответил. Юре комиссар нравился. Уж очень он доброжелательно и запросто, как старый знакомый, разговаривал. Юра сел так же, как он, поджав под себя левую ногу, а руками обхватил приподнятое правое колено.
— Почему, — продолжал комиссар, — в Германии, в Австро-Венгрии, Турции и других странах по примеру русского народа сбросили царей, королей, султанов и началась революция? Почему восстали французские военные матросы в Одессе и Севастополе и отказались воевать против нас?
И опять никто не ответил. А комиссар продолжал:
— Я не буду вас агитировать за советскую власть. Сами видите, особого труда не требуется, чтобы понять, на чьей стороне сила и правда. Ну, вот ты, например, — комиссар показал на Умара, — что ты знаешь о нас?
— Я — что? Я ничего. Сказали, зеленые забирают подводы… Ну, забрали и меня.
— Ну, а ты что слышал? — обратился комиссар к пожилому подводчику.
— Я скажу, что знаю, а вы, того, не рассердитесь?
— Говори откровенно.
— Говорят, что большевики продали Россию немцам и что будто зелеными командуют бандиты-каторжники.
— Неправда! — вмешался другой подводчик. — Я знаю. Зелеными командуют большевики-матросы Мокроусов и Папанин, что высадились в Капсихоре, и большевик Макаров, который обдурил генерала Май-Маевского и был его адъютантом.
— Ну, насчет того, кто кому продает Россию в розницу и оптом, мне вам нечего рассказывать. Вы в Крыму здесь насмотрелись сами, — еще мне расскажете… А насчет зеленых… Правильно! Мы, советские повстанческие полки, помогаем Красной Армии тут, в тылу у белых, освободить Крым, последний оплот контрреволюции. Врангель боится партизан и хочет, дурак, залучить нас к себе. Вот его воззвание. Слушайте! «Братья красно-зеленые! Протяните нам руки, и мы пожмем их. Все преступления, совершенные вами, прощаются». А Макаров ему ответил: «…Сумасшедший «стратег» Врангель! Вы пишете: …красно-зеленые, протяните нам руки, и мы их пожмем». Но как мы можем пожать ваши подлые, грязные руки, обагренные кровью рабочих и крестьян?! Жаль, что вашу гнусную авантюру не понимают солдаты и рядовое офицерство, втянутое в нее обманом. Мы-то их действительно примем, как братья, и гарантируем жизнь и будущее. Ваше же положение сейчас незавидное: красные подходят к Варшаве, на вашем фронте появляются все новые и новые части Красной Армии. Советская Россия разгромила всех врагов на всех фронтах. Остался только Врангель. Но приходит час расплаты с ним!
Товарищи солдаты, офицеры! Мы обращаемся к вам с последним призывом: покидайте ряды белых, идите в лес! Вы найдете там нас. Не дайте уйти приспешникам буржуазии, которые за вашими спинами грузят чемоданы, чтобы удрать за границу»…
Комиссар сложил листок и продолжал:
— Подписал это письмо Макаров.
— А Мокроусов?
— В тысяча девятьсот двенадцатом году царская охранка уличила Мокроусова, молодого матроса с миноносца «Прыткий», в революционной деятельности. И он бежал с подложным паспортом в Англию. Там он работал на шахтах, плавал на многих судах. А когда Мокроусов возвращался с китобойного промысла в Буэнос-Айрэс, он узнал о революции в России и через Японию прибыл в Россию. Партия прислала его в Симферополь. Он организовал из моряков Первый Черноморский революционный отряд, который сражался против Каледина на Дону, против немцев под Николаевом и Херсоном, против сейдаметовцев в Крыму.
— А зачем шпалы сожгли? — спросил кто-то.
— Шпалы сжигаем, чтобы не дать построить железнодорожную ветку Джанкой — Перекоп. Эта железная дорога нужна Врангелю для бронепоездов и подвоза снаряжения и войск. А дрова сожгли, чтобы белогвардейцам нечем было топить паровозы. Бешуйские угольные копи мы взорвали.
— А беляки снова лес нарубят! — сказал кто-то из подводчиков.
— Мы снова сожжем!
— А они снова нарубят!
— Снова сожжем!
4
К комиссару подошел молодой партизан в английской форме, без погон (теперь все были без погон) и, наклонившись, о чем-то негромко спросил.
— Не возражаю, товарищ Комсомол. Бери молодых. Беседуй.
Товарищ Комсомол позвал партизан и подводчиков помоложе и повел за собой. Они спустились к реке, расселись под старым тенистым дубом. Всего собралось шесть человек. Юра хорошо знал только Манаса, с которым дружил два года назад, с остальными же, хотя он и видел их в Судаке, знаком не был. Всем ребятам было на вид лет по шестнадцать-семнадцать.
— Пусть старшие говорят там, — начал партизан, взлохматив пятерней копну русых волос, — а здесь у нас будет свой разговор. Кто из вас знает, что такое эркаэсэм?
Собравшиеся недоуменно переглянулись. Партизан продолжал:
