2. Все хозяйство: отопительная система, телефонная станция, холодильные установки, электрооборудование было разбросано.
3. Пожарная команда также полностью вывезена. Все противопожарное оборудование было разбросано.
4. Все противохимическое имущество, в том числе больше сотни противогазов «БС», валялись на полу в комнатах.
5. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП (б) и другие документы.
6. Вынесенный совершенно секретный материал в котельную для сжигания оставлен кучами, не сожжен.
7. Оставлено больше сотни пишущих машинок разных систем, 128 пар валенок, тулупы, 22 мешка с обувью и носильными вещами, несколько тонн мяса, картофеля, несколько бочек сельдей, мяса и других продуктов.
8. В кабинете товарища Жданова обнаружены пять совершенно секретных пакетов.
В настоящее время помещение приводится в порядок. Докладываю на Ваше распоряжение»[8].
Все вышеприведенные архивные документы настолько красноречивы, что комментарии не требуются. Как, впрочем, и остальное содержание вышеприведенного анализа упомянутых мифов.
Миф № 4. В годы войны не было единства тыла и фронта, все делалось из-под палки.
Миф № 5. Сталинская экономика не выдержала испытания войной.
Честно говоря, установить, кто же «сработал» первый из указанных мифов, не представилось возможным. Но, к глубокому сожалению, миф существует и периодически используется отдельными «деятелями» от Истории. К не меньшему сожалению, «адекватно» этому мифу о великой работе тыла и его астрономическом вкладе в нашу Победу у нас знают разве что отдельные пафосные выражения. Между тем без единства фронта и тыла первый ни при каких обстоятельствах не смог бы выиграть войну. Подчеркиваю, что воюют-то не армии – они только убивают друг друга. Воюют экономики, а это и есть тыл, без которого фронт не может прожить и дня. И потому для начала позвольте внести некоторую ясность в эту тему.
«Творцы» первого из указанных мифов обычно пользуются, причем, что далеко не редкость, отнюдь не сознательно, одним малоизвестным широкой публике обстоятельством. Оно связано с самим понятием тыла в разные периоды войны. На это особое внимание обратил в свое время авторитетный отечественный историк Ю. А. Поляков, который, в частности, отмечал, что «дело, прежде всего, в том, что применительно к истории Отечественной войны территориальное определение всего тыла не было и не могло быть постоянным, стабильным, однозначным. Что же касается отдельных регионов, то одни (Восточные районы) все годы войны свое определение сохраняли, а в других (преобладающая часть европейской территории СССР) оно, напротив, постоянно менялось. Это, разумеется, меняло границы тыла в целом. А положение в различных тыловых районах отличалось коренным образом. В самом деле, как можно объединить одним, равнозначным понятием «тыл» Ленинград, где в 1941–1943 гг. противник находился в предместьях города, или Москву осени 1941 г., ощетинившуюся противотанковыми «ежами», перекрывшую улицы баррикадами, с районами за Уральскими хребтом, с оазисами Средней Азии, со всеми теми городами и селами, «где не было затемнения»? Понятие «тыл» в территориальном смысле требует конкретно-исторического, дифференцированного рассмотрения. Это совсем не простой вопрос. Своеобразие военных действий было таково, что обстановка менялась на протяжении недель, дней, а иногда и часов. Места, еще недавно отдаленные от фронта, становились прифронтовыми, а затем и прямой ареной боевых операций.
Первоначальное отступление советских войск сменилось в декабре 1941 г. наступлением, длившимся до весны 1942 г. Новое наступление фашистских армий, начавшееся летом 1942 г., привело к новому изменению в соотношении фронта и тыла. А после Сталинграда и Курской дуги, когда развернулось освобождение временно оккупированных врагом территорий, эти районы на какое-то время оказывались прифронтовыми, а затем по мере продвижения наших войск на запад все больше и больше превращались в тыловые. Поэтому определение понятия «тыл» не может быть абстрактным, оно обязательно должно сочетаться с выяснением обстоятельств времени и места. На наш взгляд, следует различать понятия «глубокий тыл», «средний тыл», «близкий (или ближний) тыл» и «прифронтовой тыл» или «непосредственный тыл». При этом применительно к различным этапам войны территориальное содержание каждого из этих понятий существенно менялось.
…Для первого этапа войны (с июня по декабрь 1941 г.) глубокий тыл составляли районы Урала и Приуралья, Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, Казахстана, Закавказья (в первые недели войны глубоким тылом являлось и Поволжье). Эти районы, находившиеся вне воздействия вражеской авиации, стали (прежде всего Урал, Сибирь, Казахстан, Среднеазиатские республики) главной кузницей страны. Известное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 августа 1941 г., одобрившее военно-хозяйственный план на IV квартал и на 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии[9] предусматривало, как очевидно из перечня регионов, прежде всего глубокий тыл и частично средний (Поволжье). О первоочередном развитии в глубоком тылу предприятий оборонного назначения говорили и другие партийные и правительственные постановления (постановление Политбюро ЦК, принятое в ноябре 1941 г., «О развитии черной металлургии на Урале и в Сибири в 1942 году», постановление СНК СССР от декабря 1941 г. «О развитии добычи угля в восточных районах СССР» и др.)[10]. Сюда шел главный поток эвакуированных предприятий и населения. Как известно, во второй половине 1941 г. в тыл было эвакуировано полностью или частично 1523 предприятия. Из них 667 было размещено на Урале, 322 – в Сибири, 308 – в Казахстане и Средней Азии[11].Здесь сооружались новые фабрики, заводы, стремительно росло производство. Несколько иным было положение дальневосточных районов. Наиболее отдаленные от линии фронта, они в то же время являлись форпостом Родины на восточных рубежах, где империалистическая Япония не оставляла мысли о нападении на СССР. Дальневосточные районы наращивали производство, но новое промышленное строительство носило сравнительно ограниченный характер. Развитие каждого из районов глубокого тыла в первые месяцы войны характеризовалось рядом особенностей, в общем, неплохо изученных в… историографии. Без глубокого тыла с его мощнейшим потенциалом Советский Союз был бы после потерь лета и осени 1941 г. обречен на поражение.
Средний тыл включал в 1941 г. большинство районов Поволжья, Северного Кавказа, Европейского Севера, восточную часть европейской России. Эти районы были в зоне досягаемости вражеской авиации (и ряд железнодорожных узлов и промышленных объектов подвергался атакам с воздуха), линия фронта постепенно становилась ближе (некоторые из них в дальнейшем, в 1942 г., были захвачены врагом и стали зоной военных действий), но в 1941 г. для них не было прямой угрозы со стороны гитлеровских войск. Волжские города Ярославль и Горький, Ульяновск и Казань, Куйбышев, Саратов, Сталинград, Астрахань, такие центры Европейской России, как Иваново, Владимир, Муром, Пенза, Тамбов, северные города – Вологда, Киров, а также города Северного Кавказа приняли часть эвакуированных с запада предприятий и населения. (В Поволжье во второй половине 1941 г. было эвакуировано 226 предприятий[12],то есть около 15 % от общего числа перебазированных на Восток заводов и фабрик.) Здесь формировалась и сосредотачивалась значительная часть стратегических резервов Красной Армии. 5 октября 1941 г. ГКО решил сформировать девять резервных армий на Волжском рубеже[13]. Во всех этих районах в неослабевающем темпе развертывалось военное производство. Трудно переоценить значение большинства из них в производстве оружия и боеприпасов для фронта на протяжении всей войны и в особенности в ее первые месяцы. В ряде работ Поволжье упоминается или рассматривается применительно к 1941 г. как единый тыловой регион[14].
