Примеру Вахота последовали и другие. Эти нападки были только продолжением той. травли, которая началась против Петефи в начале 1847 года. Ведь уже тогда, после напечатания стихотворения Петефи «Одно меня тревожит…», в котором поэт предсказал, что падет на поле битвы, борясь за «мировую свободу», реакционная критика обозвала его «героем болтовни», который никогда не исполнит данного слова.
Стихами, полными гнева и гордости, отвечал Петефи на эти нападки:
Ты слышишь ли, сердце, что там прошептали?
Кого это трусом зовут? Не тебя ли?
Позорно кичась и глумясь над тобой,
Твердят, что боишься ты выйти на бой.
Я знаю вас, черви! Теперь за спиною
Вы шепчетесь храбро, смеясь надо мною,
А прежде, когда бушевала гроза,
Дрожали, не смея взглянуть мне в глаза.
Я слушаю ваше шипенье? Нимало!
Тяните, тяните змеиные жала,
И если начнете за пятки кусать,
Я даже не двинусь, чтоб вас растоптать.
Подла клевета, но легко оправдаться.
Да стоит ли мне с подлецами тягаться?
Ведь после победного славного дня
Они прибегут славословить меня.
Петефи «ценили по достоинству» не только Вахот, но и австрийская камарилья. Она по-своему тоже одарила его знаками почтения. Из одной пачки австрийских документов, захваченных в феврале 1849 года, выяснилось («Гонвед»[85], 1849, № 34, стр. 134), что наряду с описанием примет Кошута было разослано и описание примет Петефи. «Он сам прочел его и рассмеялся».
25 февраля 1849 года в Пеште, занятом войсками герцога Виндишгреца, в распространяемой бесплатно газете «Фиделе» было напечатано следующее: «Петефи своими никудышными стихами пытался увлечь венгерский народ на опасный путь… Пышными словами, не стесняясь указывать имя, восхвалял он до небес казненного в 1795 году на Генеральском лугу Мартиновича. Петефи заявил, что хочет вместе со своими приятелями воздвигнуть памятник Мартино-вичу. Пусть поэт поостережется, как бы ему не поставили надгробным памятником такую же секиру, какой отрубили голову Мартиновичу».
В 1918 году, после австрийской революции, в императорских архивах был обнаружен составленный в 1848 году список самых отчаянных врагов австрийской монархии. На первом месте в списке стояла фамилия Карла Маркса, на третьем — Шандора Петефи, который в этом почетном документе опередил многих других.
* * *
Петефи покинул Пешт, уехав на фронт, но и это не утихомирило его врагов. Если до сих пор они нападали на его идеи, воплощенные в стихотворные строчки, то теперь, когда привилегиям угрожали уже не строки стихов, а ряды повстанцев, его еще больше начали травить. Господа дворяне прекрасно понимали, что поэт и его приверженцы были единственными венгерскими революционерами в 1848–1849 годах, которые хотели вовлечь в революцию крестьянство — «народ Дёрдя Дожи».
Капитана, а позднее майора Петефи несколько раз подвергали наказанию. Осенью 1848 года, как раз когда он был в рядах войск на австрийской границе, его хотели арестовать за то, что он якобы агитировал против похода революционной армии на столицу Австрии. Совершенно ясно, что это была заведомая ложь. Месяц спустя в Дебрецене один военный начальник объяснил истинную причину предполагавшегося ареста поэта. Когда Петефи поручили проводить занятия в одном из батальонов, этот военный начальник предупреждал его:
— Господин капитан! Я поручил вам обучать солдат. Прошу вас не заходить дальше круга ваших обязанностей и не повторять тех ошибок, которые вы совершили тогда, когда стояли на австрийской границе и читали солдатам радикальные газеты.
Два раза вынуждали Петефи отказываться от воинского звания. И это неудивительно, потому что командование венгерскими войсками большей частью оставалось в руках офицеров, служивших в старой австрийской армии и ведших по указанию «Партии мира» тайные переговоры с интервентами,
0 поведении этих офицеров лучше всего можно судить по сцене, разыгравшейся в ноябре 1848 года, после того, как прибыл указ короля о роспуске Национального собрания, то. есть через шесть недель после сентябрьских событий. «Когда разнесся слух, что мы будем присягать королю, солдаты сами решили, что они присягать не станут. Об этом услышал главнокомандующий Веттер[86]. Мы стояли, выстроившись. четырехугольником, когда явился Веттер со своей свитой и прочитал нам приказ, согласно которому каждый, кто не произнесет вслух имени короля, будет расстрелян на месте, более того, будет расстрелян и тот, кто, заметив, что сосед его не произнес королевского имени, не донес об этом»[87].
В апреле 1849 года дебреценское Национальное собрание лишило австрийского императора венгерского престола, и правителем страны был назначен Кошут. Но одновременно с этим было отстранено и левое крыло собрания, пришедшее к власти после сентябрьских событий, и власть взяла в руки так называемая «Партия мира».
В мае 1849 года венгерские революционные войска вновь овладели Будой. Но эта победа не могла уже изменить положения. Плебейское крыло венгерской революции — Петефи и его товарищи ясно видели, что командующий армией Гёргей и большая часть парламента предали революцию, войдя в тайное соглашение с Австрией. Паскевич со своим войском находился по пути в Венгрию. Австрийский император, «коленопреклоненный», молил Николая I навести порядок в его владениях, тем более что «Венгрия может послужить дурным примером для окружающих государств».
Стотысячное войско Паскевича и двухсоттысячная австрийская армия повели концентрированное наступление против преданной Гёргеем и «Партией мира» истощенной венгерской армии. Австрийская ставка, как это установили позднее, располагала точнейшими данными относительно сил и расположения венгерских войск. Эти сведения исходили либо из военного министерства Венгрии, либо из созданного Гёргеем Центрального военного бюро главнокомандующего.
Вследствие саботажа «Партии мира» у венгерских солдат не было ни снаряжения, ни обмундирования, — они шагали ободранные, босые, ели сырую кукурузу, которую сами ломали тут же, на полях.
11 августа 1849 года Кошут передал всю власть в руки Гёргея, а тот через два дня после назначения сложил оружие под Вилагошем.
Начались расстрелы и казни. Гёргей получил помилование — вероятно, приняли во внимание его «заслуги».
«Гёргей никогда не посмел бы пойти на предательство, если бы он не чувствовал поддержку какой-нибудь из партий Национального собрания», — писал Кошут в одной из своих более поздних статей об освободительной войне, и свое высказывание он заключил следующими словами: «Я умел защищать страну от внешнего врага, но от внутреннего предательства. не умел».
К сожалению, Кошут подверг такой критике свое поведение только тогда, когда все было уже давно потеряно и Венгрия снова изнывала под сапогом Австрии. А Петефи писал еще летом 1848 года, предупреждая родину о грозящей ей опасности:
Внешний враг не так уж нам опасен,
Коль внутри покончим с подлой тварью.
Истина подтвердилась снова: если народ хочет разгромить реакционных чужеземных захватчиков, он должен прежде всего рассчитаться с реакцией внутри своей страны.
Венгерский народ проклял своих предателей. Скорбно звучала его песня после того, как венгерская свобода была повержена внутренними и внешними врагами: