Здравствуй, Лаци! Слушай, братец, Потолкуем пять минут. Ну. иди, коли зовут. Да живей, одним прыжком, На колено сядь верхом! Ты уселся? Ну так вот, Сказочку послушай, Да закрой покрепче рот, И открой-ка уши. После нескольких чудесно проведенных дней он уехал из Салонты. Прибыв в Пешт, заключил договор на сборник стихов, теперь, правда, на несколько лучших условиях, чем прежде, — уж очень велик был успех книги, которая вышла весной. Из полученных денег он аккуратно отложил тысячу форинтов на время женитьбы. И опять покинул Пешт. Не зная устали, писал он «Путевые письма» и стихи. Горевал он или радовался, но работал, творил непрестанно. Да послужит он и этим вечным примером для следующих за ним поколений поэтов!
В конце июля он снова прибыл в Эрдёд. 5 августа они обручились с Юлией. Игнац Сендреи был разъярен, а Петефи чувствовал себя на седьмом небе. Видал ли кто на свете Такого великана? Я небо на коленях Держу и не устану. Обвей рукой мне шею, Мой светлый свод небесный, И кругозор закрой мне Своей красой прелестной! Зачем грудная клетка Заключена в границы? В таком пространстве счастье Не может уместиться. Чтоб радость не давила, Я часть ее истрачу: От полноты восторга Я, кажется, заплачу. Я знал, что буду счастлив, Что горе — гость минутный, С которым я столкнулся На станции попутной. И вот печаль, прощаясь, Снимается с привала, А я не обращаю Внимания нимало. Еще не село солнце, А соловей безумный Уже защелкал где-то Раскатисто и шумно. Но соловей ли это? Нет, это, без сомненья, Звук наших поцелуев Похож на птичье пенье. Как тихий дождь весною Живит земные соки, Они покрыли градом Мне губы, лоб и щеки. Как тихий дождь весною, Рождающий без счету Моря цветов и всходов В дни полевой работы. Они обручены, но до свадьбы им запрещено ветречаться. «…Представь себе: моя невеста живет в часе ходьбы от меня, а мне нельзя навещать ее до самой свадьбы, до восьмого сентября», — писал Петефи своему другу. Это было последнее условие отца, его по следняя надежда — может быть, время сделает свое и они одумаются. Но они не одумались. Все это время к Юлии летели стихи: старые и новые. У леса — птичья трель своя, У сада — мурава своя, У неба — звездочка своя, У парня — милая своя. И луг цветет, и чиж поет, И девушка и небосвод Выходят вчетвером вперед В свой беззаботный хоровод. Увянет цвет, звезда падет, И птица улетит в отлет, Но милый с милой — круглый год И всех счастливей в свой черед. Петефи снова в Сатмаре. За день до свадьбы он пишет стихотворение, полное доверчивого восхищения будущей семейной жизнью: За горами синими, в долине, Жить ты будешь, милая, отныне, Будешь жить под кровлею одною С мужем, осчастливленным гобою. Уведу тебя, мой друг, далеко, Все к востоку псведу, к востоку, Уведу в Эрдей тебя, в селенье, В романтичное уединенье. Дни счастливые пойдут за днями, Ибо лишь природа будет с нами, Славная, сверкающая вечно И тобой любимая сердечно, Потому что лгать она не станет, Не предаст она и не обманет, Не поранит и не покалечит, А добру научит и излечит. Будем жить от света в отдаленье, И не шум его, а отраженье — Только эхо шума мирового, — Вроде гула дальнего морского, Будем слышать Снов он не развеет, А, напротив, новые взлелеет. О цветок единственный! С тобою Мы помчимся над большой землею. В той пустыне мира, дорогая, Выучу заветные слова я. Их сказать стремлюсь уже давно я — Милой назову тебя женою! Свадьбу отпраздновали 8 сентября. Петефи был в черном костюме и в сорочке с отложным вортничком — галстука он не надел даже по случаю этого торжества; Юлия была в белом шелковом платье. Из семейства Сендреи в церкви присутствовали только мать Юлии и сестра. «Мы венчались по-средневековому, романтично: рано утром в часовне эрдёдского замка. И я и моя невеста хотели придать своим лицам подобающее серьезное и торжественное выражение, но это никак не удавалось, мы непрестанно улыбались друг другу… Когда все свадебные фокусы[54] окончились, мы сразу же сели в коляску и понеслись в Колто… Эта деревня — имение одного моего друга… Он уступил нам свое жилье, чтобы мы провели там медовый месяц…»
Даже когда дочь села в коляску, чтобы навсегда покинуть родительский дом, отец ее, господин Сендреи, выйдя во двор, не попрощался с ней и благословения своего не дал. На свадьбе он тоже не был — сидел, запершись, в своей комнате. Любовь к богатству, стремление замужеством дочери еще увеличить имеющееся состояние, чинопочитание и ненависть к поэту-«бунтарю», у которого нет ни чинов, ни богатства, — все это заглушило в нем отцовские чувства. Кучер хлестнул лошадей, Петефи оглянулся на замок и, обняв жену, громко, по-детски счастливо и победоносно засмеялся. вернуться Петефи ненавидел церковь и попов. Даже о своем друге, поэте Михае Томпа, который был священником, он писал так: «Поп остается во всем попом, а ненасытная поповская мошна — это не химера». В поэме же «Апостол» он пишет: «Если речь попы заводят, то истина распятью предается». |
