Себальд знал стиль работы американских сезонников. Технические вопросы до мельчайших деталей каждодневно обсуждались на собрании рабочих. Часами длились обсуждение и споры. Было чудом, что при такой трате времени работа все-таки шла. Все это надо изменить, и немедленно. Себальд энергично взялся за дело.
Поддерживаемый партийной организацией и профсоюзом, Себальд вынуждал Ангевича принимать все свои предложения, все больше ограничивал его власть, шаг за шагом отвоевывал почву у прежнего правления.
Руководство работой временно передали треугольнику: Себальду, Хейвуду и Ангевичу. Приказ не допускать колонистов к машинам отменили.
Среди первой группы приехавших в Кемерово колонистов был голландский инженер-строитель Баарс, ему поручили возглавить строительство домов.
— Пора кончать с собраниями и дискуссиями, с решением технических вопросов путем голосования, — объяснял Себальд сезонникам. — Вами будет руководить инженер Баарс.
Зная, что Баарс в течение долгого времени работал в голландских колониях на Яве, Себальд не забыл предостеречь его: надо ясно представить себе сложность положения. Надо проявлять большой такт. Сезонники исключительно дельные и способные люда, но они, как дикие кони, не привыкли к узде.
Себальд не предотвратил стычку инженера с сезонниками. Собравшись однажды по старой привычке на излюбленном месте собраний под открытым небом, они, бросив работу, обсуждали какой-то технический вопрос.
— К черту! — заорал подбежавший Баарс. — Что за разговоры? Вы обязаны делать так, как я приказываю. Довольно болтовни, здесь решаю я.
— Проклятый плантатор!
— Ты думаешь, мы тебе индийские кули!
— Хватайте его, ребята, в реку!
Сильные руки сезонников уже протянулись к Баарсу.
Положение спасла оказавшаяся невдалеке Бронка.
— Товарищи, товарищи! — на бегу кричала она. — Мы должны вместе… Вы — рабочие и инженеры. Надо работать дружно. Товарищи, вы должны подчиниться…
Постепенно Себальд всё крепче брал в свои руки бразды правления. «Дисциплина — это основное», — с этой мыслью он начинал свой рабочий день. Это требование определяло все его поступки.
Колонистов, открыто проповедующих анархизм и противящихся каждому распоряжению, без долгих разговоров отправили на родину. Таких было 23 человека.
Во Владимирской шахте до сих пор почти не велись работы. Ее полностью передали колонистам.
Одну из двух имеющихся лесопилок также передали «аиковцам». Заказы для дома-коммуны и жилых домов теперь выполняли сами колонисты. В механической мастерской, которую отдали в их распоряжение, иностранные механики, по определенным заданиям изготовляли инструмент и детали, нужные производственникам.
Вскоре приехала новая группа американцев. Среди них было несколько долгожданных специалистов. Горного инженера Пирсона назначили начальником шахт. Коммунист Ган, имевший большой опыт административной работы, взял на себя заведование всеми материалами. Их учет, систематизация, прием и выдача были теперь в надежных руках. Уже чувствовался порядок, контроль, разумное руководство.
И все-таки каждый день мог грозить неприятными неожиданностями: единого коллектива в колонии еще не было.
Американская колонистка Дойл, издалека пленившаяся Кузбассом, приехав сюда, быстро разочаровалась. Никакой специальности у нее не было, единственное, что она умела, — шить. Ей выдали ордер на комнату в доме-коммуне с тем, что она будет одновременно использована под жилье и швейную мастерскую.
— Хоть какая-нибудь польза будет от Дойл, швейных работ всегда много, — говорил Себальд, подписывая вместе с Хейвудом ордер на вселение.
И вот сейчас Дойл стоит в конторе Себальда, визжа и ругаясь, угрожая и проклиная всех.
Себальд был очень занят, его ждали в мастерской. Дойл загородила дверь.
— Комрад Рутгерс, комрад Рутгерс! — кричала Дойл. — Это неслыханно, это насилие!
— Успокойтесь, я вернусь через час и тогда выслушаю вас.
— Нет, сию минуту, я не выпущу вас. Это насилие, насилие. Мои вещи выбросили из комнаты. Мою комнату заняли…
— Что случилось? Кто занял?
— Эти три парня, эта банда. Они ворвались в мою комнату, выбросили мои вещи.
— А вы предъявили товарищам ордер, который получили от управления?
— Ордер? Вы знаете, что они сказали? «Катись со своим ордером!»
— Успокойтесь, товарищ Дойл, комната останется за вами. — Обернувшись к Бронке, Себальд сказал: — Это очень серьезно. Сегодня после конца работы созови, пожалуйста, общее собрание колонистов. Присутствие всех обязательно.
Зал для собраний переполнен. За длинным столом в президиуме Себальд, Бронка, Хейвуд, два шахтера. Председательствует Хейвуд.
— На собрании один вопрос — дисциплина, — объявляет Хейвуд. _ Слово имеет товарищ Рутгерс.
— Дисциплина, опять дисциплина, надоело! — раздаются выкрики в зале.
Себальд терпеливо ждет, пока наступит тишина.
— Товарищи, созвать это собрание меня вынудил сегодняшний случай. Трое колонистов силой захватили комнату в доме-коммуне, которая была предоставлена товарищу Дойл под жилье и мастерскую. Ордер подписан мной и Хейвудом. Те, кто самовольно нарушил наше распоряжение, должны немедленно освободить комнату.
— И не подумаем. Мы шахтеры. Мы целый день под землей. Мы устаем, как собаки, нам нужен отдых. А тут какая-то мещанка, лодырь, шитейная барышня получает хорошую комнату!
— Правильно, правильно! — кричат в зале. Хейвуд тщетно пытается навести порядок.
— Голосовать! — кричат колонисты. — Кто за то, чтобы Джон, Билль и Генри остались в комнате?
Лес рук подымается кверху.
Себальд спокойно ждет, пока установится тишина, и говорит медленно, четко выговаривая слова:
— Вы прервали меня и решили вопрос самостоятельно. Большинством голосов вы решили не подчиняться постановлению, принятому руководством. В таком случае вы должны проголосовать еще раз.
Себальд останавливается, смотрит на Хейвуда. Тот утвердительно кивает головой. В зале мертвая тишина.
— Так вот, вы голосуете вторично. Дело в том, что товарищ Хейвуд и я решили отказаться от руководства колонией. Либо вы считаетесь с нашими распоряжениями и будете считаться с ними впредь, либо… Товарищ Хейвуд, прошу провести голосование.
Минутную тишину разрывают взволнованные выкрики. Джон, Билль и Генри вскакивают:
— Товарищ Рутгерс, мы освободим комнату. Товарищ Рутгерс, мы совсем не так думали. Да ну ее к черту, эту Дойл: Но мы за руководство, мы за дисциплину.
— За наше руководство, за дисциплину, — многоголосо поддерживает собрание, и кверху снова взлетают руки.
Собрание закончено. Но колонисты не расходятся. Общее напряжение разряжается веселыми шутками, смехом. Люди собираются кучками, обсуждают происшедшее. «Ну конечно, мы за дисциплину. Нашу, пролетарскую, революционную».
— Это была проба сил, Себальд. А если бы они голосовали против? — спрашивает Бронка на обратном пути домой. — Ты был так уверен в благополучном исходе?
— Совершенно уверен. Мы строители, Бронка. У нас есть планы, и мы хотим творить. Но если у нас нет материала или материал негодный, как можем мы строить? Здание все равно скоро рухнет. Но ты видишь, у нас хороший материал.
3 октября Себальд получил телеграмму. Его вызывали на заседание комиссии СТО по рассмотрению бюджета АИК.
Заседание, посвященное рассмотрению бюджета АИК Кузбасс, открывает председатель Госплана Кржижановский. Первое слово предоставляется члену Госплана инженеру Федоровичу, бывшему директору-распорядителю французско-бельгийского акционерного общества «Копикуз».
Федорович говорит спокойно, уверенно, тщательно взвешивая каждое слово.
— Так называемая АИК кажется нам экономически нежизнеспособной.
Он приводит арифметические выкладки. Цифра следует за цифрой. Они убедительно доказывают, что при нынешних условиях превратить АИК в прибыльное предприятие невозможно.
— Я понимаю сложность своего положения, — продолжает Федорович. — Все знают, что я был служащим прежних владельцев Кемеровских шахт, но честность требует, чтобы я откровенно высказал свое мнение. При трудном хозяйственном положении страны нам может помочь только иностранный капитал. Сдача Кемеровских рудников иностранной концессии — единственное, что, по моему убеждению, может быть выгодно для хозяйства нашей Родины.
