Колонный зал Дома союзов в трауре. Печальная, хватающая за душу музыка. Шаркают тысячи подошв.
В тиши то здесь, то там прорываются рыдания.
Сакен стоит в почетном карауле у гроба вождя. И ничего не видит. Слезы, беззвучные слезы застилают свет, людей.
Сегодня никто не стесняется слез…
Сакен отошел от гроба с таким чувством, словно и постарел на десять лет, и возмужал в горе. Еще раз прочитал обращение ЦК РКП (б). Оно теперь у него в сердце.
«Умер человек, который основал нашу стальную партию… Умер основатель Коммунистического Интернационала, вождь мирового коммунизма, любовь и гордость международного пролетарита, знамя угнетенного Востока, глава рабочей диктатуры в России. Но его физическая смерть не есть смерть его дела. Ленин живет в душе каждого члена нашей партии.
Ленин живет в сердце каждого честного рабочего.
Ленин живет в сердце каждого крестьянина-бедняка.
Ленин живет среди миллионов колониальных рабов…»
Эти строки побудили Сакена написать статью «Ленин и пробуждающийся Восток».
«Ленин — дорог для всех народов Востока. В их глазах Ленин — гений из гениев, дальновидный провидец, исключительный герой.
Товарищ Ленин, рожденный на голову выше всех провидцев, всех гениев в истории человечества, Ленин — предводитель трудящегося класса, всего мира. Весь мир знает о том, что Ленин был и есть Красное знамя борьбы за свободу, за счастье всего трудящегося класса, все наши победы на любых фронтах сражений связаны с его именем. Нет во всем Востоке, в бескрайней Сахаре ни одного дома, ни одной лачуги, в которой не знали бы имя Ленина. Глубоко скорбят эти дома и лачуги, услышав страшную весть: «Любимый предводитель ушел из жизни…»
Сердце мое разрывается от бесконечной боли, от скорби, великий учитель, преклоняюсь перед твоим безжизненным телом, поклон мой тебе!» — так закончил Сакен свою статью, предназначенную для «Известий».
Сакен вернулся в Оренбург. Долго не мог он прийти в себя после великого горя. Чтобы рассеять тяжелые думы, написал стихотворение «Красная звезда», посвященное вступлению в ряды партии в дни ленинского призыва своего товарища по Омской семинарии Таутана Арыстанбекова.
Связав свою судьбу с просвещением, Сакен никогда не переставал думать об улучшении культурно-просветительной работы. Даже в обыденных статьях, связанных с хозяйственными вопросами, он находил повод высказать свои мысли относительно роли просвещения в жизни народа.
«Учись, открой глаза, избавляйся от безграмотности». «Если делом, силой, языком — всеми доступными средствами не будешь способствовать улучшению просвещения, то подрастающее поколение будет проклинать тебя».
Сакену было чуждо мнение, что вот эти знания хороши, а вот эти плохи. Все радовало Сакена: и учитель, без устали воспитывающий детей; и ветеринар, борющийся с болезнями животных; и милиционер, блюдущий порядок; и наборщик, набирающий рукопись; и солдат, обучающийся защищать свою Родину; и счетовод, осваивающий тонкости учета государственного и народного добра; и ребенок, который пытается, но еще никак не может научиться правильно держать карандаш.
Сакен всегда готов был как поэт — воспевать прекрасную жизнь, как руководитель — приказывать для пользы дела, как журналист — поднимать жизненно важные проблемы.
На заседании президиума КирЦИК от 6 марта 1924 года обсуждалась работа комиссии по введению в учреждениях делопроизводства на казахском языке. А. Джангельдин, Н. Нурмаков, Ж. Садуакасов, С. Сейфуллин отметили, что декрет, принятый еще в 1923 году, выполняется неудовлетворительно. Сейткали Мендешев. Коростелев. Авдеев высказались на этот счет уклончиво, а Мухтар Саматов стал утверждать, что казахский язык нужно и возможно применять только на местах.
КирЦИК вынужден был принять повторное решение. Сакен направил всем председателям губернских и уездных исполкомов «Открытое письмо». Резкое письмо со справедливыми упреками в адрес местных работников, опасающихся, что, ратуя за казахский язык, они могут прослыть «националистами». Сакен, разоблачая эту демагогию, еще раз напоминал о необходимости вводить казахский язык в делопроизводство и не только сверху вниз, а прежде всего — снизу вверх.
Для того чтобы скорее обучить казахский народ грамоте, нужно было упростить арабский алфавит, сделать его доступным для масс.
Естественно, возникла мысль о том, что реформа алфавита — дело неотложное. Именно об этом и говорили казахские ученые на своем первом съезде.
Сакен выступил с конкретными предложениями, которые потом легли в основу постановления КирЦИК.
К лету 1924 года между руководителями Казахской республики возникли разногласия, которые, конечно же, мешали их плодотворной работе. Мендешев и Коростелев уже меньше прислушивались к мнению Сакена. Уехал в Москву Абдулла Асылбеков, Шарипов ушел в «Эмбанефть», Жанайдара на посту секретаря сменил Ураз Исаев.
30 сентября КирЦИК рассматривал вопрос о включении в Казахстан Сырдарьинской и Семиреченской областей.
В тот же вечер корреспондент газеты «Степная правда» взял у Сакена интервью в связи с четырехлетием Казахской республики.
«Четыре года тому назад, — отметил Сакен, — перед нами во весь рост стоял вопрос о киргизских работниках. Чувствовалась неподготовленность к управлению тех молодых работников, которые были призваны к созданию молодой республики. За это время научились работать как в масштабе уездов, так и губерний.
В киргизские степи политическое сознание до сих пор еще глубоко не проникло. Тот промышленный киргизский пролетариат, который был в Восточной Киргизии, разошелся по степям. Отсутствие классового сознания объясняется еще и родственными связями. Они еще очень сильны.
При кочевом образе жизни привить культуру трудно, и наша первая задача — это землеустроение, научить ведению хозяйства и улучшить его. Пока в этой области за отсутствием средств успехи невелики, хотя стремление к оседлости можно считать поголовным.
В деле введения в работу советских органов киргизского языка сделано очень много. Можно сказать, что почти во всех волостях уже пишут на киргизском языке…»
К своему пятилетию Киргизская социалистическая республика подошла окрепшей как экономически, так и политически.
Но новые задачи индустриализации, повышения эффективности сельского хозяйства решали уже новые руководители республики.
Вместо Коростелева секретарем обкома стал Ненайшвили, вместо Мендешева председателем президиума КирЦИК был избран Мынбай Жалауов. Пост председателя СНК занял Ныгымет Нурмаков. Смагула Садвакасова назначили народным комиссаром просвещения и редактором газеты «Енбекши казах». Таким образом, основной и решающий руководящий состав целиком был переизбран.
Перед Сакеном открывались новые возможности для усиленной творческой работы. Уезжая на XI съезд Советов, Сейфуллин предупредил новое руководство республики, что хочет поступить в Социалистическую академию, дабы пополнить свое образование и потом всецело сосредоточиться на чисто литературной работе.
В Москве Сакен сразу же вошел в круг ведущих советских писателей и попытался разобраться в тех направлениях и организационных принципах, которые бытовали среди них.
Чем отличается, например, организация «Кузница» от РАПП, какие организационные формы наиболее приемлемы для молодой, только что встающей на ноги казахской литературы?
Сакен встречается с Владимиром Кирилловым, высоко ценившим дарование Сейфуллина. Кириллов был ответственным секретарем «Кузницы» и, естественно, стремился обратить Сакена в свою «веру».
Но Сакен был осмотрителен. Разговор между ними походил на обмен взаимными колкостями.
— Владимир Тимофеевич, как говорится в этих строчках:
Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы, —
все еще продолжаете рушить или уже начал глодать вас червь сомнения?
