Избранный членом Испольнительного Комитета Союза ССР — высшего органа власти, руководящего всей деятельностью Советов между съездами, Сакен участвовал в работе первой после съезда сессии, в выборах Президиума Центрального Исполнительного Комитета. Сессия Центрального Исполнительного Комитета РСФСР в связи с образованием в составе ЦИК СССР совета Национальностей приняла постановление о ликвидации самостоятельного народного комиссариата по делам национальностей.

В Оренбурге, как всегда, его ждали заботы, большие и малые. С созданием союзных учреждений неотложных дел заметно прибавилось. Приходилось в срочном порядке решать многие сложные вопросы. Но и несложные тоже требовали рассмотрения, а значит, и времени, и внимания Сакена.

В один из суматошных дней Сабыр Шарипов снова появился на пороге кабинета предсовнаркома. Опять протянул лист бумаги.

— А что это, Сабыр абзи?

— В прошлом году, чтобы лечить работников КирЦИК кумысом, купили несколько кобылиц. Сейчас без всякой надобности содержим двадцать четыре кобылицы с семнадцатью жеребятами. Думал отдать их в казахский поселок «Урнек», что в Баженовке.

— Вы советовались с Сейтеке?

— Он сказал, чтобы решил ты.

— Ойпырмай,[42] этот человек… — Сакен нехотя склонился над бумагой, написал в самом углу: «Разрешить отдать опытно-показательному казахскому поселку. Председатель Кирсовнаркома С. Сейфуллин. 2.1.23 г.». Вспомнил докладную Сабыра Шарипова об этих поселках. Хорошее начинание, пример для всех, подумал и взялся за перо. На чистом листе вывел крупно: «Казахский город», дважды подчеркнул. Сами собой написались строки: «Те, кто хочет, чтоб казахи встали в ряд народов с развитой культурой, должны скорее перейти к оседлой жизни, а не разговорами заниматься. Это исторически важное дело для быта казахского народа возглавил товарищ Сабыр Шарипов. Думается, что и в других краях Казахстана по примеру акмолинцев приступят к переводу казахской бедноты к оседлому образу жизни. Правительство Казахстана по силе возможности поможет в этом деле. Мы от души желаем, чтобы начатое хорошее дело увенчалось успехом!»

Закончил и отодвинул лист в сторону. Попозже надо будет передать Написанное в газету. Сейчас некогда — ждут другие, более спешные дела.

Именно в это горячее время на Сакена начали возводить хулу недруги. Они не могли придраться к Сейфуллину как предсовнаркому, здесь он был неуязвим. Зато чего проще очернить все его творчество поэта, драматурга, публициста.

В декабре 1922 года ташкентский журнал «Шолпан» поместил критическую статью на «Красных соколов». В этой революционной драме критиканы ничего путного не нашли. «Не заблуждайтесь, считая эту пьесу казахской. Последняя часть, в которой автор старается показать жизнь казахов, фантазия Сейфуллина, а не жизнь казахов. О будущем этой книги могу сказать только одно, что она едва ли займет какое-либо место в казахской литературе. Коль так, зачем представляться красным соколом? И герои этой книги, показанные поверхностно, едва ли могут называться соколами…»

Эта критика нашла поддержку в некоторых кругах Оренбурга.

— Камня на камне не оставили! — с затаенным злорадством говорили одни.

— Это еще что! — веселились другие. — Настоящий кувардак[43] увидите, когда заколем верблюда! «Красному соколу» так и надо!

Прочитав статью, Сакен огорчился. Хотя в этой критике было кое-что, над чем следовало подумать, недружелюбный тон ее глубоко его ранил. В самом деле, у кого не бывает недостатков? И сделай критик, пусть суровый, но беспристрастный разбор творчества Сакена — это было бы по справедливости, человечно, этично. Но он все малюет в один-единственный цвет — черный. Й это обидно.

Первой мыслью Сакена было ответить критику. Но потом, подумав, он решил, что самому это делать неудобно. Может, найдутся другие критики, которые заступятся за него.

Через десять дней пришел первый номер журнала «Полярная звезда», издававшегося в Москве. Журналом заинтересовались все. В этом номере была помещена рецензия на сборник стихов Сакена — «Неукротимый скакун» — еще злее той, первой, в журнале «Шолпан». Под статьей стояла подпись — Назир Тюрекулов.

Тюрекулов, мог ли Сакен не знать его, бывшего председателя ЦИК Туркестанской республики, секретаря ЦК Компартии Туркестана, всеми уважаемого человека.

Тем больнее было читать несправедливые слова: «Ведь говорю же: революция идет своей дорогой; а Сакен своей. Даже не обернется». Это по поводу стихотворения «В день айта». А дальше еще хлестче: «От нижесреднего поэта нижесредняя польза». Не в зачет пошла даже «Марсельеза казахской молодежи». Из 69 стихотворений, составивших сборник, критик не нашел и единого, достойного внимания. Похоже, он не допускает саму возможность для Сакена создать что-либо стоящее. «Если бы узнали, что оренбургский казах по имени Сакен высказал ценное мнение, в тот же день Сакена привезли бы из Оренбурга и поместили в музей».

Следует ли удивляться после этого, что и пьеса «На пути к счастью» не удостоилась ни единого доброго слова.

Сакен читал и не верил своим глазам. Неужто это ему советуют, «что бы он ни делал и о чем бы ни говорил — думать: что полезно для революции»? Как будто бы не об этом только все его помыслы.

Неужто это его книги, по мнению критика, не следует читать молодежи, ибо они вредят «истинному революционному воспитанию подрастающего поколения»? Словно не его «Марсельеза» стала любимой песнью строящей новую жизнь молодежи. Неужто и вправду предлагать его книги читателю — значит отбить у него охоту к чтению?

Сакен переставал понимать, что происходит. Может, полемический азарт завел критика так далеко, что он уже не разбирал, где друг, а где неприятель. Или кто-то тут поработал, подготовил соответствующим образом мнение о нем. У предсовнаркома немало тайных недоброжелателей — все еще не могут успокоиться те, кто некогда так ратовал за «Алаш-Орду». Порой казалось, что не рука Тюрекулова, а чья-то другая водила пером, из-под которого выходили все эти убийственные заключения.

На этот раз Сакену изменила его обычная выдержанность — как бы там ни было, он рвался в бой. Друзья с трудом удерживали его от опрометчивого шага.

— Оставь, Сакен! — говорили они. — Писать статью и пытаться таким образом обелить себя не дело. Ты написал книгу для того, чтобы ее читали, чтобы каждый мог высказать о ней свое мнение. Думаешь, что не найдется человек, который скажет свое справедливое слово? Не отчаивайся! Терпи!

И вот 2 февраля 1923 года газета «Енбекши казах» опубликовала доброжелательную рецензию на сакенов-ских «Красных соколов». Статья называлась «Первая ласточка». Автор ее Сака (псевдоним Арыстанбекова) писал:

«Октябрьская революция изменила политическую и духовную жизнь трудящихся казахов. Эти преобразования первыми почувствовала передовая часть общества, истинные сыны казахской бедноты. Они, сообразно новому течению, стали открывать новый путь в области литературы, высказывать новые мысли. Писатели, воспитанные на старых традициях, не могли идти в ногу с новыми политическими течениями и стали отставать, начали блуждать в потемках. Новое стало им непонятным, недоступным. Рожденный революцией новый путь — путь коллективизма…

Тех, которые стоят на новом пути, которые мыслят по-новому, пока еще мало, но в конце концов они возьмут верх. Это закономерное явление в истории литературы, сама жизнь заставит старое сдаться. Это закон жизни.

Один из представителей нового поколения писателей, поэтов — Сакен Сейфуллин. Если внимательно приглядеться к последним стихам, пьесам Сейфуллина, то нетрудно заметить, что в них нет встречающегося в стихах старых писателей «бахвальства», «символизации себя», «приравнения себя к льву, тигру», «ветрогонства», «гамлетизма». Герои Сейфуллина не один человек, а целые коллективы.