Литмир - Электронная Библиотека

Улугбек охотился, сочинял стихи, пировал и беседовал с учеными мудрецами, строил бани, улаживал глупые гаремные скандалы — и чувствовал: жизнь проходит. Она течет безостановочно и неуклонно, как мутные воды Сыр-Дарьи, плутая среди зарослей тугаев. Вот ему уже тридцать, а что он сделал? Частенько теперь повторял правитель особенно полюбившиеся стихи Низами:

Будь удел твой, как тот, что имел Джемшид,

Все равно седина лишь тоску сулит.

Счастье, юности благо дано кому?

Нет, не мне оно. Боже! Оно кому?

Прочь ушла твоя юность, так ложь порви.

Время скорби пришло, так скорби, скорби!

Был по пламени в юности каждый шаг,—

Рядом с старостью молодость хороша!

Разве юности блага ценны для нас?

Ценим юность, увидевши смертный час.

Так побег молодой в цветнике растет,

Станет старым — садовник его сорвет;

Так нам юное дерево дарит плод,

Так золу нам валежник в дар несет!

Если кончилась юность, вставай, не спи,

Ночь уходит, так утро встречай, не спи!..

И снова его поманила военная слава. Улугбек опять решил отправить войска на север, в Моголи-стан, чтобы расширить свои владения и пополнить казну. О своем намерении он известил Шахруха. Тот повел странную политику: сначала одобрил решение сына и даже посулил поддержку, а потом прислал гонцов с приказанием отменить поход. Это задело Улугбека. Опять ему пытались напомнить, что настоящим хозяином Мавераннахра остается все-таки Шахрух.

Не обращая больше никакого внимания на посла-кия отца, Улугбек приказал передовым отрядам начинать переправу через Сыр-Дарью. Помня о прежних нелепых неудачах, когда противник просто-на-просто исчезал в степи, не принимая боя, Улугбек на сей раз постарался перехитрить его. Авангарду он приказал двигаться как можно неприметнее, даже не зажигать костров для приготовления пищи. А столкнувшись с неприятелем, передовые отряды должны были вести бой так, чтобы монголы подумали, будто перед ними слабый и малочисленный противник, и не отступили далеко раньше времени. План был хитрый, но какой-то вроде бы унизительный для внука Тимура. Получалось так, словно Улугбеку приходилось чуть ли не упрашивать врага принять бой и позволить ему, накоцец, показать свою доблесть.

И обиднее всего было то, что решающего сражения все-таки никак не получалось. Верные своей кочевнической тактике, монголы медленно отступали в глубь страны, изматывая войска Улугбека мелкими непрерывными стычками. Преследуя их, передовые отряды дошли до тесного и извилистого Боомского ущелья. Продвигаться дальше, к озеру Иссык-Куль, они не решились и стали у входа в ущелье ожидать прибытия основных сил во главе с правителем.

Поход грозил затянуться. Враги окружали армию Улугбека. Они были всюду: и прямо перед ним в опасной для наступления теснине Боомского ущелья, и на юге, и на севере, возле озера Балхаш. А добраться до них мешали горы. И нелегко к тому же было решить, куда направить главный удар, где сосредоточить основные силы. Сама природа помогала здесь обороняться в естественных неприступных крепостях из высоких гор со снежными вершинами, а наступать мешала.

В мелких стычках, заканчивавшихся с переменным успехом, прошли вся весна и половина лета 1425 года. Наконец с помощью перебежчиков удалось выбрать удачный момент для удара и совершить ловкий обходный маневр, который позволил Улугбеку окружить основные силы неприятеля в одной из горных долин. Чтобы запугать противника, Улугбек теперь, наоборот, приказал жечь по ночам как можно больше костров. Монголам показалось, будто их окружает несметное войско.

Битва была недолгой, но жестокой. Взбешенный долгим преследованием и сопротивлением вражеских воинов, Улугбек приказал перебить всех пленных. Чтобы окончательно сломить противника и лишить его возможности будущих набегов на свои земли, Улугбек послал отряды к месту главной летней ставки монголов, приказав захватить там и угнать все стада. Сам же он отправился с оставшейся частью своей армии добивать вражеские отряды, еще оборонявшиеся и даже порой переходившие в наступление в других горных районах.

Это тоже оказалось нелегким, а главное, страшно затяжным делом. С трудом пробились войска Улугбека к Иссык-Кулю, а противник в это время напал на другой отряд, застрявший в горах. Не успел Улугбек отправить туда на выручку своих воинов — неожиданному нападению подвергся его собственный обоз.

Пока его воины очищали одну долину за другой, Улугбек совершил поездку вокруг озера. Оно поразило правителя своей красотой и необычайно ярким цветом воды: словно упал на землю кусок чистого весеннего неба и застрял здесь навеки между гор. Озеро было большим, но нешироким. В ясную погоду хорошо были видны горы на другом берегу. Подножия их прятались в голубоватой дымке, и только снежные вершины словно парили в воздухе. Но плавать по Иссык-Кулю оказалось опасным: из горных ущелий внезапно вырывались свирепые ветры, сталкивались над озером и поднимали такую волну, что однажды едва не потопили большую лодку, с которой Улугбек любовался берегами.

Из-за этих частых штормов, не дающих озеру замерзать даже в большие морозы, и прозвали его Иссык-Куль—«Горячее озеро». А вода в нем была холодной от множества ключей и потоков, сбегавших с гор. Уже наступал июнь, негде было спрятаться от зноя, но охота выкупаться в манящем озере пропадала у воинов после первой же попытки.

Улугбек посетил перевал Санташ, который предания связывали с походом Тимура на Китай. Санташ означает в переводе «Считанный камень». Такое странное название он получил будто бы из-за того, что когда через него проходили отряды Тимура, каждому воину было приказано принести по камню и сложить в общую кучу. Когда армия возвращалась из похода обратно, каждый уцелевший воин брал камень из кучи и уносил в долину. И все-таки на перевале осталась большая груда камней: видно, немало воинов сложило свои головы в чужих краях и не вернулось домой...

Улугбек так и не смог допытаться у местных жителей, откуда возникла легенда. Ведь поход в Китай оборвался смертью Тимура в Отраре на его собственных глазах. Но может быть, какой-нибудь отряд отважных джагатаев и забирался когда-либо в эти горные дебри?

Во всяком случае, горы будут стоять дольше всех мечетей и дворцов на земле, и легенда сохранит в веках имя Тимура. Думая об этом, Улугбек решил сберечь для потомков и память о своем походе. На обратном пути в Самарканд он приказал нескольким воинам забраться на угрюмую скалу, замыкавшую вход в «Ворота Тимура» в Нуратинском ущелье, и сделать памятную надпись громадными несмываемыми буквами:

«С помощью аллаха величайший султан, покоритель царей народов, тень бога на земле, опора исла

ма Улугбек — да продлит аллах время его царствования!— предпринял поход в страну монголов и от того народа возвратился невредимым».

Любопытная надпись! Во-первых, в ней совершенно не упоминается Шахрух, а имя Улугбека украшено всеми титулами полноправного владыки. Во-вторых, хорошо чувствуется, как хотелось ему похвастать своим походом. И в то же время, видимо, не очень он все-таки был им доволен в душе: ни о каких особых (победах в надписи против обыкновения не говорится. Сказано весьма скупо и скромно: «... и от того народа возвратился невредимым».

Между тем Улугбек вполне мог бы чувствовать себя настоящим победителем. Враги рассеяны, если не разбиты полностью. Захвачена богатая добыча. В ее числе оказались две громадные глыбы темно-зеленого, почти черного нефрита. Их захватили в одном из селений, где они лежали с незапамятных времен, вызывая суеверный трепет среди жителей и порождая самые фантастические легенды. Слава о них докатилась даже до Китая. Там нефриту приписывались лечебные свойства, и китайские императоры несколько раз предлагали большие деньги тому, кто доставит эти камни в Пекин. Теперь Улугбек привез их в Самарканд, чтобы положить на могилу деда, которому не суждено было закончить свой последний поход. Они оказались так громоздки и тяжелы, что пришлось построить особую повозку на прочных колесах для доставки их в Самарканд.

21
{"b":"197237","o":1}