Элиза, быстро освоившаяся в дружелюбном доме Маркса, проявив незаурядное дарование рассказчика, описала женевское кафе, где собрались анархисты, зазывательные афиши на стенах, на которых Бакунин изображался то мучеником, то беглым каторжником, то философом, то самим богом разрушения. Элиза небезуспешно пародировала Бакунина, рычавшего с трибуны, осыпавшего клеветническими стрелами Маркса и его партию. По ее словам, речь идеолога анархии была подобна оглушительным взрывам хлопушек. Пустозвонный диспут превратился в скверный балаган, где все могло окончиться дракой. И тогда Элиза решила прервать нападение разъяренного Бакунина на теряющего самообладание Утина. Она внезапно вскочила на подмостки и, к великому удовольствию публики, на мотив плясовой песни пропела убийственные по своей иронии куплеты, сочиненные про Бакунина. Он был сражен и постыдно сбежал с диспута, который с самого начала напоминал клоунаду.
Маркс вдоволь посмеялся над рассказом Элизы. Он был приятно удивлен живостью и глубиной ума русской революционерки и решил тотчас же познакомить ее со всеми членами своей семьи. Елизавета Лукинична понравилась всем без исключения и вскоре близко сошлась с Женнихен и Тусси.
Дочь богатого помещика Луки Кушелева и крепостной Натальи, Елизавета с детства получила разностороннее образование, изучила иностранные языки, приобрела манеры и навыки дворянского общества. Вольнолюбивые книги и знакомство с протестующей против социальной несправедливости молодежью усилили в душе Елизаветы Лукиничны Кошелевой беспокойное недовольство своей жизнью. Чтобы получить самостоятельность и право выезда из России, Елизавета Лукинична вышла фиктивно замуж и отправилась в Женеву. Там она встретилась с Утиным, Бартеневыми, Трусовым и другими деятелями русской ветви Интернационала, нашла жизненную цель, друзей и смогла подкрепить издание журнала «Народное дело» деньгами, которые охотно вручила своим единомышленникам. Вскоре разглядела Элиза сущность Бакунина и его клики. Прошло всего несколько месяцев, а доверие к знаниям, такту, уму Элизы настолько утвердилось в русской секции Международного Товарищества, что именно на нее пал выбор, когда понадобилось послать к Марксу кого-либо из его русских последователей.
В Модена-Вилла всех тревожила судьба Германа Лопатина и его попытка спасти Чернышевского, вырвать его из заключения и переправить за границу.
В дни, когда там бывала Элиза, об этом говорили особенно горячо, расспрашивали о Сибири. Женни и ее дочери, Елена Демут и Карл Маркс не скрывали своего беспокойства и тщетно силились найти способ помочь самоотверженному революционеру. Что можно было сделать в Лондоне для того, чтобы проникнуть в Иркутский острог?
Не всегда в Модена-Вилла Элиза виделась с Марксом. Часто она проводила интересно и весело время только в обществе своих приятельниц — Женнихен и Тусси, так как их отец был очень занят. Вечера на Мэйтленд-парк-род обычно проходили в игре на фортепьяно, пении, декламации, чтении вслух, рассказах о России и различных путешествиях, шутках и играх. Женни Маркс охотно присоединялась к молодежи. Она стала лучшим другом не только своих дочерей, но и всех их друзей. Остроумная, изобретательная в развлечениях, уникально образованная, увлекательная собеседница, Женни Маркс была также очень доброжелательна ко всем близким по духу и целям людям. Элиза Томановская, мать которой была полуграмотна, не скрывала своего удивления и восхищения госпожой Маркс. Если Карл бывал свободен, Элиза иногда заходила в его рабочую комнату, и тогда часами длилась их беседа. Маркс радовался возможности говорить по-русски и слушать звучание живого языка. Он читал в это время произведения Чернышевского и весьма интересовался развитием русской крестьянской общины. Представительница русской ветви Интернационала была очень сведуща в этом трудном предмете не только в теории. Она многое видела и продумала, когда жила в имении отца в Псковской губернии.
В Модена-Вилла Елизавета Лукинична встретила Энгельса, который в шутку отрекомендовался ей Федором Федоровичем, как он иногда подписывался под письмами к русским людям.
Пребывание Томановской в Англии совпало с роковыми днями европейской истории.
Единственным спасеньем от нашествия Пруссии на Францию после свержения Наполеона III, по мнению Маркса, было бы вооружение всех парижских рабочих. «Но вооружить Париж, — писал Маркс, — значило вооружить революцию. Победа Парижа над прусским агрессором была бы победой французского рабочего над французским капиталистом и его государственными паразитами».
Больше, нежели внешнего своего врага, боялась французская буржуазия пролетариев-одноплеменников. Отстаивающее интересы богачей правительство превратилось в правительство национальной измены.
Предатели министры Трошю и Фавр не обеспечили столичное население продовольствием и обрекли его на голод. На фронте одно поражение следовало за другим. Французские войска сдавались в плен.
Глава правительства тайно встретился с Бисмарком. Весть об этом скоро проникла в народ, и завеса обмана была разорвана. Французские рабочие поняли, что их одурачивали. Всем стало ясно, что Временное правительство вопреки заверениям заботилось не об обороне, а о капитуляции.
В то же время трудовое население, несмотря на все возрастающую нужду, преисполнилось героической готовности воевать за освобождение Франции. Уже в первые дни сентября в Париже народ сам избрал своих представителей в окружные комитеты бдительности, возглавляемые Центральным комитетом, который состоял из деятелей демократического и социалистического движения, членов французской секции Интернационала. Были созданы батальоны Национальной гвардии. На гроши, добровольно отданные рабочими, отлили пушки. Артиллерия парижского пролетариата должна была защищать столицу от пруссаков и собственной коварной реакционной буржуазии.
В конце октября Париж узнал о новом вероломстве главнокомандующего Трошю. В Бурже погибли вольные стрелки, геройски сражавшиеся, но оставленные без подкрепления и оружия на произвол судьбы правительством. 31 октября отряды национальных гвардейцев, возглавляемые бланкистами, восстали и потерпели поражение.
Молодая Социал-демократическая партия Германии — эйзенахцы — из-за побед Бисмарка оказалась в тяжелом положении. Все классы, партии и группы страны хотели единой Германии. Наполеон III — враг этого объединения — потерпел поражение, и это было по душе всем немцам. Но революция во Франции изменила характер войны, и немецкие рабочие были заинтересованы отныне в победе скорее Французской республики, нежели в успехах реакционного правительства Бисмарка. В то же время распространились слухи, что Германия намерена отнять у Франции Эльзас и Лотарингию в качестве вознаграждения за победу над Наполеоном. Немецкие империалисты говорили, что это необходимо якобы для укрепления границ Германии на западе.
Центральный комитет Социал-демократической рабочей партии в Брауншвейге обратился к Марксу как к секретарю-корреспонденту Интернационала для Германии за разъяснениями по вопросу об отношении пролетариата к франко-прусской войне.
Маркс и Энгельс придавали исключительное значение своему ответу руководителям Социал-демократической партии Германии. Они сознавали, что дело шло о директивах, определяющих линию поведения немецких рабочих, и тщательно готовили текст письма. В нем они предрекли, что если Германия захватит у Франции Эльзас и Лотарингию, то войны в Европе никогда не прекратятся.
«Тот, кто не совсем еще оглушен теперешней шумихой или не заинтересован в том, чтобы оглушать германский народ, должен понять, что война 1870 года так же неизбежно чревата войной между Германией и Россией, как война 1866 г. была чревата войной 1870 года.
Я говорю неизбежно, непременно, если не учитывать того маловероятного случая, что в России до этого времени может вспыхнуть революция.
Если этот маловероятный случай не произойдет, то войну между Германией и Россией приходится уже сейчас рассматривать как fait accompli (совершившийся факт).