Поскуливающий и безуспешно пытающийся остановить кровотечение из раненой руки разбойник послужил хорошим заграждением. А также наглядным примером для тех, кто уже подумывал о бегстве. Небольшая передышка позволила всем немного оглядеться. Разбойники были практически сокрушены. За несколько секунд, пока я прорывался через их ряды, в основном стараясь просто привлечь внимание и при этом не схлопотать ножом в бок, мне удалось ранить четверых. Не сильно, но сражаться больше они не могли, лишь только стонали и корчились в пыли дороги.

Это удивило не только меня. Остолбеневшими и ошарашенными стояли еще трое разбойников. Они не могли поверить, что все случилось настолько быстро, просто стояли разинув рты и смотрели на меня.

А я, в свою очередь, так же ошалело смотрел на них.

Затем раздался крик. Короткий, но пронзительный вопль человека, получившего смертельное ранение. Разбойники обернулись. Я тоже направил свой взгляд туда, где все еще шел бой. Сражалась… недавняя консервная банка. Эта безумная Лилия Руденберг не послушалась моего совета и не сбежала, когда я практически пожертвовал собой, чтобы дать ей этот шанс. Она вступила в неравную схватку сразу с тремя разбойниками…

…И, кажется, побеждала их.

Я пригляделся и заметил тело мужчины, лежащее в траве возле дороги. Это, без сомнения, был разбойник, которого убила агрессивная и безрассудная Лилия Руденберг. А потом она смертельно ранила второго.

Третий ее противник неуверенно попятился назад. Топор в его руке напряженно задрожал. Но я заметил это только боковым зрением. Мое внимание было сосредоточено на раненном Лилией разбойнике. Он медленно опустился на колени, схватившись за грудь, пробитую тонким лезвием изящной рапиры. Лезвием, которое пронзило насквозь легкое, и оно теперь постепенно заполнялось густой и темной кровью. Через пару минут мужчина должен был умереть, захлебнувшись собственной кровью.

Я видел это. Я знал это.

И это поразило меня до глубины души.

Сам я не убивал бандитов, наносил лишь незначительные, но очень болезненные порезы, чтобы поскорее вывести их из сражения. Просто не хотел никого лишать жизни. Я не понимал что меня сдерживало, наверное, банальный пацифизм. И меня шокировало то, что Лилия Руденберг убила человека.

Тогда я растерялся. Я начал сражение с твердостью и решительностью, но вдруг, увидев первую жертву, оцепенел, потерял концентрацию. Это едва не стоило мне жизни.

Разбойник, совершенно не подкрадываясь, переступил через раненого товарища и, не встретив никакого сопротивления, воткнул мне меч в ключицу. Может, он не надеялся на успех, потому как удар это был неприцельным, небрежным. Разбойник сам не на шутку испугался и оцепенел, когда ему удалось ранить меня.

Резкая боль опустила меня с небес на землю. Причем так внезапно, что мой разум на мгновение помутился. Показалось, что я снова стал марионеткой в руках невидимого великана. И немедленно отреагировал. Но вместо того, чтобы резко отпрыгнуть в сторону, или попятиться назад, я шагнул вперед. Провернулся волчком, соскакивая с кончика лезвия, и почти случайным, но уверенным движением распорол разбойнику горло.

Мужчина вцепился в шею руками, но кровь уже хлестала из открывшейся раны, попадая мне на лицо, на одежду, осыпая все вокруг красным градом. Он захрипел, поник, опустился на колени, теряя сознание от боли, затем закатил глаза и рухнул на землю.

Разбойники, наконец, признали поражение. Они побросали оружие и бросились в лес, оставив раненых и умирающих лежать на дороге. Странно, но среди них не было Тита, так же как и не было его в числе убегающих. Вероятно, зачинщик покинул поле битвы еще в самом начале, когда я только решил сражаться. Все-таки он оказался не настолько глуп, как о нем отзывались окружающие.

– Мы победили… – с металлическим эхом выдохнула Лилия Руденберг, опуская щит и рапиру.

Я не ответил. Развернулся и двинулся дальше по дороге.

– Эй! – крикнула она, но в ее голосе уже звучало меньше металла. Видимо, Лилия Руденберг подняла забрало шлема. – Ты куда это собрался!

Я проигнорировал ее слова. Сделал шаг и словно провалился в прорубь с ледяной водой – настолько глубоко было потрясение. Меня охватила паника и лютый холод. Руки затряслись, а сердце застучало так сильно, что пульсация в ушах перекрыла все остальные звуки.

В голове крутилась только одна мысль.

«Я убил человека!»

Верно. Только что, своими собственными руками я убил человека. Вспорол горло и забрал жизнь, оставив ему несколько ужасных секунд агонии, прежде чем душа навсегда покинет тело. Я стал убийцей…

«А разве оборотень умер своей смертью?»

Нет, неправда. Я всего лишь участвовал в убийстве оборотня. Именно участвовал. Убивал чудовище не я, а ужасный демон, обитающий внутри меня. Другое чудовище…

Мне так и не стало известно, какой была смерть оборотня. Я также не видел тела после убийства. Меня словно вообще там не было. Единственное, что я знал, что оно было совершено моими руками. Демон убил оборотня, но не я. Демон, обитающий внутри меня.

«Это все отговорки!»

В памяти проник образ бандита с распоротым горлом. Я испугался, что обернусь и увижу, что он лежит на дороге. Мертвый. Подступала тошнота.

Я просто не мог поверить, что это оказалось настолько тяжело…

Закружилась голова.

Случайно я коснулся рукой лица, смазав чужую кровь. Очередной безжалостный факт, подтверждение того, что я стал убийцей.

«А что, если все было сделано правильно?»

Угрызения совести внезапно отступили. Я как будто отстранился от собственного разума, нашел способ взглянуть на свои действия со стороны. Это была самозащита. Если бы я остановился и не убил его, то скорее всего погиб сам. Ведь он даже ранил меня.

Я коснулся плеча. Просунул палец в дырку в рубашке и осторожно ощупал кожу. Больно не было. Сильно надавил в том месте, где должны быть повреждения, но ничего не почувствовал. Кровь была свежая, еще даже не свернувшаяся, но раны не было.

«Неужели зажила?»

– Эй! Ты меня вообще слышишь? – До моего разума, наконец, достучалась Лилия Руденберг. – Ты что, глухой?

Я остановился и обернулся. Эта консервная банка почему-то преследовала меня. Мы уже довольно далеко ушли от места сражения, но безрассудная спасительница упорно шла за мной. Она по какой-то необъяснимой причине просто отказалась отпускать меня.

– Услышал! – радостно закричала она и выбежала вперед, преграждая мне дорогу.

Я проследил за ней взглядом.

– Так… Что я хотела сказать. – Она остановилась передо мной и принялась стучать пальчиком, закованным в кольчужную перчатку, по латному шлему. Казалось, она забыла, зачем шла за мной все это время. – А-а-а! Дуреха! Как ты осмелился назвать меня дуреха! Вообще, что это значит, дуреха? Я, между прочим, жизнь тебе спасла, неблагодарный ты бродяга!

– Тише, тише, – попытался успокоить ее я. – Это все, что ты хотела сказать?

Конечно же, это было не все.

– Я – графиня Лилия Руденберг, младшая дочь графа Августина Руденберга, правителя славного города Короны и всех его окрестных земель, одного из четырнадцати великих лордов этого королевства, преданных и послушных слуг короля Франция. Я – рыцарь-командор ордена Львиной розы. А ты меня «дуреха»! – Ее голос сорвался на визг.

Глядя на то, как она сжимает кулаки и пыхтит в душном шлеме, я понял, что зря справедливо охарактеризовал представителя высшего сословия. Ведь в Средние века, как, впрочем, и в любые другие эпохи, они такого отношения не терпели.

Но заваренную кашу нужно было расхлебывать.

– Прошу прощения, великодушная госпожа, – вежливо поклонился я, полагая, что смена манеры разговора будет уместна. – Я никоим образом не пытался нагрубить вам или оскорбить. Слова обидные слетели с моих уст от страха, меня сильно напугали напавшие разбойники…

И, как ни странно, мои слова подействовали. Графиня Лилия Руденберг сменила гнев на милость.

– Хорошо, – ее голос смягчился. – Я все поняла.