К дому № 16 на улице Пигаль поклонники, ученики и алчущие правды приближаются с благоговением и с любопытством. В светло-коричневой обитой бархатом гостиной, украшенной картинами Делакруа и вазами с живыми цветами, женщины, несчастные в браке, молодые люди, потерявшие бога, писатели, не уверенные в своем призвании, с похолодевшими руками и бьющимися сердцами ждут появления учителя. Они благоговейно впитывают в себя впечатления визита.
Жорж Санд появляется тихая, рассеянная, благолепная. Она поражает своей молодостью; многие находят ее красивой; в ее одежде и прическе — сознательная нарочитая простота; у нее очень маленькие белые руки и она носит золотые браслеты; она много курит; она часто погружается в задумчивость, и тогда лицо ее принимает отсутствующее выражение, но улыбка, которая иногда появляется на ее лице, полна неземной доброты. Этой улыбкой она охотнее всего дарит тех, кто страдает; с любопытными она не всегда приветлива и бывает даже суха. Встреча с ней оставляет незабываемое воспоминание, все, начиная от заброшенного сада, говорящего о ее деревенских вкусах, и кончая ее маленькими сигаретками, кажется неповторяемым, глубокосвоеобразным.
В том же саду на небольшом расстоянии стоит другой павильон. Тут живет великий музыкант Фредерик Шопен. Всем известна история их близости. Легенда, правда, рассказы очевидцев растут, как снежный ком.
Тридцатишестилетнюю Жорж Санд называют великой страдалицей, философом, ее сравнивают с луной, которая безучастно и кротко смотрит с высоты на мирские страсти. Иногда добродушной иронией по ее адресу прорывается слишком мало расположенный к благоговению Бальзак, охладевший друг Сент-Бев, злобно саркастический Гейне. Жорж Санд давно перестала бояться иронии, ее не страшат комические положения, от которых она защищена славой, друзьями, поклонением. Она не подозревает, что о ней можно злословить, она честный и прямой друг и таковыми считает всех, кто входит в ее дом. Она знает только одну вражду, вражду общественную и принципиальную, ту, которая ведется на страницах газет, с открытым забралом. В этой сфере у нее много врагов и недоброжелателей, но она не боится их: они не могут нарушить спокойного течения ее жизни, а мировая известность защищает ее от насилия и репрессий государства и полиции.
Ее дом по вечерам открыт для друзей; Шопен ввел к ней весь цвет парижской интернациональной аристократии: Водзинский, Гжимала, Ротшильды, барон Штокгаузен, графиня Шереметева и князья Чарторижские делаются постоянными посетителями ее салона. На улице Пигаль можно видеть работы Делакруа, слушать игру Шопена и пение знаменитой певицы Полины Гарсиа. Эти светские люди, которые некогда тяготили бы ее своими требованиями приличия и хорошего воспитания, теперь не только не возражают против богемных распущенных манер и резкости Жорж Санд, но, напротив, находят в них особую прелесть. Она может покровительствовать самым высокопоставленным людям. Графиня д'Агу, давно потерявшая надежду на достойное соперничество с знаменитой подругой, оскорбленная ушла из ее жизни. Мадам Марлиани, преданный друг, умеет только благоговеть и преклоняться. Для Жорж Санд, всегда любившей роль покровительницы, открывается широкое поле деятельности. Она устраивает брак своей новой молодой приятельницы Полины Гарсиа с Луи Виардо, она усыновляет свою племянницу Огюстину Бро, она берет на себя заботу о материальном устройстве своего друга и учителя Пьера Леру.
В материальном и моральном отношении дом на улице Пигаль — полная чаша. Жизнь здесь разумна и полна: Жорж Санд находит время для уроков с Соланж, для вышиванья и для хозяйства, вечером она принимает гостей, ночью работает; голоса молодежи и их смех наполняют маленький садик, Шопен приходит играть к ней свои новые произведения.
Бури и страсти ушли из ее жизни. Она о них не жалеет. Ее рассудок ничем больше не омрачен. Путь проповедничества и служения идее расчищен.
Общественная жизнь в Париже к этому времени отличается необыкновенной интенсивностью и пестротой. Жадной и свободной любознательности Жорж Санд открывается широчайшая деятельность. С ее необыкновенной способностью сочувствовать при полном неумении сострадать она успевает делить свое время между представителями самых различных слоев общества и самых различных умонастроений. Она никого не забывает и ничто всецело не поглощает ее. При свете оптимистических теорий Леру, еще смягченных индивидуальным благодушием, жизнь представляется Жорж Санд огромной школой, где шаловливые дети расшибают себе лбы и дерутся только за недостатком хорошего руководителя. Ей хочется перекричать тысячи спорящих голосов и внушить безумцам простые и ясные мысли, одно восприятие которых сделает человечество счастливым. Ошибки и преступления, совершаемые вокруг нее, вызывают в ней материнскую печаль, но никогда не рождают негодования. Перед ней никогда не становится во всей своей остроте вопрос о несовместимости мещанского благополучия с революцией, тихого счастья с борьбой. Социальная борьба в ее глазах не более, как роковая ошибка, и она хранит незыблемое убеждение, что некогда палач обнимется со своей жертвой и серна ляжет рядом со львом.
Мистик и патриот Мицкевич один из первых находит покровительство на улице Пигаль. Жорж Санд благосклонно выслушивает его теории мессианизма, присутствует на его лекциях и пишет статьи о славянской литературе.
Дружественный ей Гейне знакомит ее с немецкой литературой и собирает материалы для ее романа «Графиня Рудольштадтская». Делакруа открывает ее мало приспособленные к пластическим восприятиям глаза на значение, смысл и современное направление живописи. От природы не слишком музыкальная, она воспитывает свой вкус и слух в беседах о музыке и слушаньи Шопена, Дессауэра и Полины Виардо.
Но все эти светские и полусветские заботы не вытесняют главной, доминирующей заботы ее жизни: прежде всего, она писатель, а в воздухе носятся новые идеи, которые тянут ее прочь от индивидуального усовершенствования к альтруизму и широкому служению человечеству. Первую дань социалистическим теориям она отдает в своем романе «Орас». Она еще ничего или очень мало знает о том классе общества, где, согласно ее убеждениям, живет святая простота и христианская нетребовательность. Действие романа развертывается в Париже во время рабочего восстания 32-го года. В бедной, но чистой мансарде находящиеся в идеальном сожительстве скромный студент и женщина-сен-симонистка являются покровителями восставших рабочих. Поль-Арсен, живописец-самоучка из народа, наделенный всеми добродетелями, противопоставляется Орасу, молодому человеку с буржуазными наклонностями и с одним никогда не прощаемым Жорж Санд пороком — расточительностью. Добрый автор не может в конце романа не вознаградить своих героев: участники восстания, благодаря счастливой случайности остаются ненайденными агентами правительства, и высшее счастье, хороший заработок, обеспеченность и счастливый брак вознаграждают мучеников революции за годы борьбы. Влияние Пьера Леру здесь несомненно, и развязка романа вполне соответствует безмятежной философии неунывающего мечтателя.
Однако оставаться в сфере умозрений и романтических фикций для женщины, желающей выступить на арену общественной деятельности, становилось невозможным. Пьер Леру, не защищенный стенами литературного и аристократического салона, вполне реально уходил в самую гущу жизни и звал за собой свою покровительницу и поклонницу.
К 40-м годам все больше и больше нагнеталась атмосфера, предсказывая в недалеком будущем революционный взрыв. Французская промышленность достигла небывалого расцвета. Крупная финансовая буржуазия, охваченная горячкой спекуляций, отдавалась со страстью биржевой игре. Роскошь росла, все шире развертывалась бездна, разделяющая рабочий класс от класса торжествующей буржуазии. Вся заботливость Луи-Филиппа о трудящихся классах исчерпывалась циркулярами о призрении бедных. Одна за другой появляются книги Луи Блана «Об организации труда», Леру «О человечестве, его законах и будущем» и сочинения Прудона. Ко второму десятилетию царствования Луи-Филиппа реакционная политика правительства приняла резкий и незамаскированный характер. Либеральное кокетство буржуазного короля уступило место вновь возродившейся самодержавной политике и возбудило в кругах правящего класса недовольство своим ставленником на престоле. Новая борьба между троном и буржуазией завязывалась в стенах парламента. С другой стороны, тяжелый опыт июльских дней и десятилетняя диктатура финансовых королей, усиливая бедствия рабочей массы, одновременно ковала революционное сознание и воспитывала боевые способности пролетариата. Обострение производственных и социальных взаимоотношений классов становилось очевидным. Интеллигенция в социалистических теориях ищет лекарства против общественного зла, надеясь взять на себя роль примирителя борющихся классов. В среде пролетариата появляются первые ростки самостоятельной, освобожденной от буржуазных влияний мысли, первые попытки самостоятельного разрешения социальных вопросов.
