Николай Семенович Мордвинов, родившийся в 1754 году и, стало быть, сформировавшийся в екатерининское время, идеологически был человеком этой эпохи с ее грандиозными азиатскими проектами. Он выдвинулся как способный морской офицер во время турецких войн. И хотя его боевая и административная деятельность связана была, главным образом с Черным морем, но будучи одним из наиболее сильных политико-экономических мыслителей александровского уже времени, он не мог не обратить свой взгляд на Азию и Каспийское море.

Как мы помним, циклопические планы Екатерины, Потемкина, Зубовых восходили к соответствующим идеям Петра I. И бурная деятельность Петра на Каспии, включая Персидский поход 1722-1723 годов, хорошо известная деятелям екатерининского времени, была одной из фундаментальных основ их азиатских планов.

Молодой Мордвинов, энергичный деятель и смелый мыслитель, питался, с одной стороны, теми же идеями, с другой – проведя в юности три года в Англии, – усвоил не только высокие представления о правах личности, но и получил представление об экспансионистском напоре английских строителей империи.

Настойчивые советы закрепиться на восточном берегу Каспия спровоцированы были и желанием опередить англичан.

Но, знаток Черного моря, – он много лет был председателем Черноморского адмиралтейского правления, – Мордвинов слабо представлял себе условия существования на восточных берегах Каспия и трагический опыт петровских предприятий в тех местах.

В 1716 году Петр отправил на восточный берег Каспия князя Александра Бековича-Черкасского – до крещения Девлет-Киздень-Мурза, – кабардинского князя, учившегося военному делу в Европе и принятому потом офицером в лейб-гвардии Преображенский полк.

Пушкин, тщательно изучавший архивные документы, писал в “Истории Петра: “Бекович заложил крепость Тук-Караганскую (при мысе Тук-Карагане) и оставил в ней Пензенский полк. В 120 верстах оттоле при заливе поставил он другую, Александр-Вайскую, и оставил в ней три роты. Потом при заливе Красноводском, где мнил видеть прежнее течение Аму-Дарьи, заложил главную и в ней оставил Крутоярский и Риддеров полк…”.

Бекович должен был дойти до Хивы и завязать отношения с хивинским ханом, “склоняя его в подданство”, “вступить сношения с Бухарским ханом, “склоняя и его в подданство”, по пути закрепить за Россией восточный берег Каспия и разведать удобный путь в Индию через Персию.

Отряд Бековича был предательски вырезан хивинцами.

Судьба полков, оставленных им в крепостях на побережье, оказалась не намного счастливее.

В 1764 году Красноводский залив посетили корабли русской экспедиции под командой инженер-майора Ладыженского. И вот что он писал о том месте, где в свое время оставлены были на погибель два русских полка: “Что касается до удобства к поселению людей или к заложению крепости, то за неимением по берегам оного залива пресной воды, а паче за весьма нездоровым воздухом за наихудшее на всем восточном берегу Каспийского моря почитать должно, ибо в оном заливе почти целый месяц ни одной птицы по берегам не видно было, а только люди день ото дня в слабость приходили, так что за великою одышкою напоследок и на берег съехать было не с кем”.

Из 1293 солдат и офицеров, оставленных Бековичем в крепости у Красноводского залива, судя по реестру потерь, от цинги и горячки умерло в течение года 765 человек. Остальные погибли почти все на обратном пути через Каспий.

В этом-то благословенном месте адмирал Мордвинов рекомендовал Ермолову “сделать сильную колонию”, опорный пункт для продвижения вглубь Азии.

Полномочий для действий на восточном берегу Каспия у Ермолова не было – это была территория вне российских границ. Но, во-первых, это был путь в Азию, минуя Персию. Во-вторых, обитающие там туркмены – “трухменские племена” – враждовали с персами. В-третьих, Хивинское и Бухарское ханства тоже были в напряженных отношениях с этой “региональной сверхдержавой”. Стало быть, можно было не только отыскать желанные пути в Индию, но найти союзников в случае войны с Персией.

Опальный уже Ермолов, рассказывая Погодину об этой, в общем-то, авантюре, говорил: “Я послал в Хиву Муравьева на свой страх и ответственность. Если бы я просил дозволения, то никак не получил бы его: пошли бы опросы да расспросы, ноты и переговоры”.

Скорее всего, Петербург без всяких расспросов и нот просто запретил бы Алексею Петровичу расширять сферу своей деятельности.

10 июня 1819 года генерал от инфантерии Ермолов вручил в Тифлисе гвардейского генерального штаба капитану и кавалеру Муравьеву подробную инструкцию:

Назначив экспедицию к Трухменским берегам, все поручения, относящиеся до обитающих по оным народов, возложил я на состоящего по армии майора и кавалера Пономарева.

Вместе с ним отправляетесь и ваше высокоблагородие, и обязанности ваши состоят в следующем:

1. Выбор удобного места на самом берегу моря для построения крепостицы, в которой должен быть склад товаров наших. Место сие не должно быть слишком близко к владениям персидским, чтобы не возбудить опасения против нас; ни близко слишком к Хоросану, дабы караваны с товарами (которые впоследствии правдоподобно к нам обратятся) не подвергнуть нападениям народа хищного.

Главнейшее затруднение в выборе места происходить будет от недостатка пресной воды, и на изыскание оной должно быть обращено все тщательнейшее внимание, ибо всякий другой порок в самом местоположении может при учреждении крепостицы быть исправлен искусством.

Далее следовали подробные советы как Муравьеву, так и Пономареву относительно дипломатических приемов в сношениях с Хивой.

Но все эти разговоры о будущей торговле и дружбе между русским царем и хивинским ханом были далеко второстепенны. Главное заключалось в третьем пункте, обращенном исключительно к Муравьеву:

3. Если невозможно будет предпринять путь в Хиву, определенный при экспедиции армянин Петрович, имеющий знакомства между трухменцами, доставит Вам случай быть между ними и Вам поручаю я иметь старание изведать:

а) Какие силы сего народа в военном отношении?

Какого рода употребляемое оружие?

Не имеют ли они недостатка в порохе?

Имеют ли они понятие об артиллерии и в войнах против соседей желали бы употребления оной?

Можно ли будет из них самих составить по крайней мере нужную прислугу для некоторого числа орудий?

б) Исследовать расположение их к персиянам. Прошедшая с ними война дала много случаев заключить о вражде, между ними существующей.

Каковы отношения их к жителям Хоросана и нет ли вражды, обыкновенной между соседей?

Принимают ли участие в войне Хоросана против Персии и воспомоществуют ли первому освободиться от ига персиян?

Какого рода пособия дают они хоросанцам и что служит их условием?

Ваше высокоблагородие, можете сделать и другие полезные исследования, которым может дать повод Ваше между ими пребывание, более, нежели, что могу я предписать, а паче о народе почти совершенно нам неизвестном. Я от способностей Ваших и усердия могу себе обещать, что не останутся бесплодными делаемые усилия войти с трухменским народом в приязненные сношения и что доставленными сведениями облегчите Вы путь к будущим правительства предприятиям.

Короче говоря, Ермолов поручал Муравьеву, которому доверял, – можно ли будет в случае войны с Персией вооружить и использовать туркменов.

Хоросан – а точнее Хорасан, – появился не случайно. Эта обширная область, населенная разными народами, в том числе воинственными туркменами и курдами – находился в состоянии мятежа против Персии. Подкрепленные кочевыми туркменами восточного берега Каспия, снабженными оружием, порохом, а возможно и артиллерией, объединившись с хорасанцами, могли нанести удар по Персии с границ, противоположных российским, и поставить А66ас-Мирзу в положение катастрофическое.

Характерно, что проводником Муравьева в его рискованном путешествии в Хиву и доверенным лицом стал туркмен Сеид, который “славился разбоями, которые он производил в Персии”.