4. Запрещается как обществу вообще, так и всякому частному человеку принимать и давать у себя пристанище беглым как природно-русским, так и людям иноплеменных народов, находящихся в подданстве великого Императора; еще непозволительнее давать убежище беглым солдатам. Нарушители сего подвергнутся строгому наказанию, которое законами российскими за сие определяется. Обычай куначества в сем случае не будет принят в оправдание и не спасет виновного от наказания.

5. Российских подданных, какого бы они племени ни были, попавшихся по каким-нибудь случаям в плен, запрещается продавать, покупать или удерживать в неволе. Нарушители сего подвергнутся также строгому наказанию по законам российским.

6. Гамри-Юзенское общество, прибегнувшее в подданство Великого Императора, для собственного блага должно свято хранить данную им присягу, и правительство твердо надеется, что оно никогда не нарушит оной. Но между большим числом людей добрых и честных могут иногда случаться изменники, кои для собственных выгод захотят возмутить общество и заставить оное присоединиться к врагам общего спокойствия, кои неоднократно наносили уже бедствия на народы дагестанские; таковых изменников общество, для собственного блага, должно представлять к российскому в Дагестане Начальнику. Каждый обязан о таких людях доносить, и если кто будет о каких-нибудь замыслах или заговорах знать во вред правительства и не донесет о них, тот подвергнется почти равному наказанию с самими заговорщиками.

7. Запрещается грабить на дорогах и в деревнях людей, занимающихся торговлею, особенно если они российские подданные. Напротив того, общество должно доставлять им возможное со стороны своей пособие. Нарушители сего подвергнутся строгому по законам наказанию, и общество должно представлять таковых к российскому в Дагестане начальнику.

8. Общество, как и до сих пор, должно управляться беком, кадиями и старшинами. Обязанности народа относительно к беку изменяются в том только, что без воли российского правительства не должен он требовать от общества войска. Доходы должен он получать совершенно те же и с той же деревни, как и прежде.

9. В случае требования российским правительством каких-нибудь повинностей оно будет давать знать о том беку, и он, собрав старшин, вместе с ними должен сделать равную на все деревни раскладку и немедленно привести в исполнение. Равным образом чрез бека российское правительство будет передавать народу все приказания свои, требовать отыскания и представления виновных, когда они случатся; во всех сих случаях содействуют беку старшины.

10. Старшины и кадий избираются народом по обычаям, доселе существовавшим, и переменяются им.

11. Старшины разбирают ссоры и тяжебные дела, не подлежащие духовному разбирательству; недовольный решением старшин, согласно с прежним обычаем, предлагает жалобу свою на рассуждение общества. Недовольный определением общества жалуется на решение оного российскому в Дагестане начальнику, который пересматривает решение старшин и общества и делает окончательный приговор.

12. Дела, подлежащие духовному суду, разбираются кадием и по приговору его оканчиваются; но он никак не должен принимать на духовное разбирательство дела, кои не подлежат оному, хотя бы тяжущиеся стороны того желали.

13. Изобличенные в воровстве обязаны удовлетворять обворованного, а потом согласно с существовавшим доселе обычаем должны платить штраф управляющему беку в его пользу; но назначение штрафа должно зависеть не от бека, а от старшин.

14. Строго воспрещается между жителями смертоубийство. Для прекращения таковых преступлений будет впоследствии сделано особое постановление.

15. Бек должен наблюдать, чтобы старшины и кадии разбирали тяжбы, суду их принадлежащие, без малейшей проволочки времени. В случае нерадения которого-нибудь из них в отправлении сей обязанности доносить российскому начальнику в Дагестане.

16. В случаях непредвидимых общество просит рассмотрения российского в Дагестане начальника, который разрешает затруднения сам, когда случатся они такого рода, что не превышают предоставленной ему власти; в противном случае представляет высшему начальству.

Обществу, что чрезвычайно важно, оставлено было в полном объеме собственное традиционное управление. В отличие от ханств, поступивших под управление русской администрации, с общества не требуется никакой дани. Наконец, в “Извещении” отсутствует требование, которое неизменно оказывалось невыполнимым и лишало русские власти и горцев возможностей компромисса – требования не пропускать через свою территорию враждебные русским отряды.

В начале своей кавказской карьеры, 28 октября 1816 года, проконсул, полный решимости пресечь набеги чеченцев, приказывал начальнику Кавказской линии генералу Дельпоццо: “Извольте объявить всем аулам ‹…›, что если они не будут воспрещать прохода хищникам или не давать известия, то я накажу их оружием, изгоню в горы, где истребят их или неприятели, или моровая язва”.

Исследователь этой проблематики совершенно справедливо комментировал приказ: “При всей внешней справедливости требований генерала, они были неосуществимы. Если даже специально для этого поставленные воинские команды, опирающиеся на систему укреплений и постов, не могли воспрепятствовать набегам, то горцы, к тому же связанные узами родства с так называемыми “хищниками”, и подавно не в состоянии были пресечь нападения”1.

Три года не прошли даром. Как в свое время князь Цицианов, Ермолов постепенно приходил к выводу, что нужна избирательная политика по отношению к разным народам и обществам.

Отношение к чеченцам у него было особенное. Он считал их наиболее опасными и непримиримыми и, соответственно, выбирал тон разговора.

В ответ на предложение засунженских чеченцев о переговорах и поисках компромисса Алексей Петрович ответил 30 мая 1818 года: “Вот мой ответ: пленных и беглых солдат не медля отдать. Дать аманатов из лучших фамилий и поручиться, что когда придут назад ушедшие в горы, то от них будут взяты русские и возвращены.

В посредниках нет нужды и потому не спрошу я ни Турловых, ни Бамат-Девлет-Гирея, ни Адиль-Гирея Тайманова. Довольно одному мне знать, что я имею дело с злодеями.

Пленные и беглые или мщение ужасное!”

Послание это свидетельствует о наличии весьма болезненной для русского командования проблемы – бегство солдат к горцам. И если пленных, захваченных при набегах, чеченцы могли вернуть, то многие из беглецов принимали ислам, и выдача их была страшным преступлением против веры. Чеченцы не могли пойти на это, и “мщение ужасное” становилось реальной угрозой.

Надо сказать, что через некоторое время Ермолов понял чрезмерность этого требования и фактически от него отказался.

Он тщательно отслеживал перемещения непокорных групп чеченцев и преследовал их неумолимо.

5 сентября 1818 года он обратился с посланием к кумыкскому народу костековцам.

Имея повеление великого Государя нашего ввести спокойствие и тишину во владение ваше; зная поведение ваше и что вы всегда готовы все обещать и всегда изменить обещаниям, следуя милосердию Императора, хочу я быть на сей раз к вам снисходительным; но приказываю вам объявить духовным особам, узденям и народу и исполнить следующее:

Злодеев чеченских, живущих между вами и делающих беспрерывные воровства и разбои в наших границах, которых, по собственному вашему желанию, ген. Дельпоцо выгнал в прошедшем году из владений ваших и которых некоторые из владельцев опять приняли к себе, нарушив изменнически свои обещания, немедленно и без всяких отговорок выгнать и препроводить в Чечню, дабы они подобно живущим в Кара-агаче не могли остаться на землях ваших. Из сих людей отнюдь ни один не должен у вас оставаться.

Тех чеченцев, которые оставались у вас и хотя не были выгнаны ген. Дельпоцо, приказываю также разобрать со всею строгостью и ежели между ними найдутся известные трудолюбием и спокойною жизнью, таковых позволяю я оставить на теперешнем их жительстве, но не иначе, как на следующих правилах: