Когда читаешь некоторые страницы «Энциклопедии», невольно приходит на ум эта шутка. И дело не в отдельных промахах Гегеля, не в звучащих порой, как анекдот, высказываниях, а в принципе, в третировании опытного знания, в твердом убеждении, что философская спекуляция дает ключ к решению всех проблем. Теория безгрешна, если факты ей не соответствуют, тем хуже для фактов. В истории науки такого рода умозрительное истолкование природы получило наименование «натурфилософии».
Природа для Гегеля — инобытие идеи, «окаменевший дух». Поэтому нельзя ни обожествлять природу, ни ставить ее произведения выше человеческих свершений. В природе явственно видна система последовательных ступеней, высшая из которых — жизнь. Однако Гегель называет «неуклюжим» эволюционистский взгляд: естественные формы не знают развития. Равным образом он отвергает и телеологическое рассмотрение природы, при котором каждое ее творение оценивается с точки зрения полезности для человека.
Философия природы Гегеля состоит из трех частей: механики, физики и органики. Основными проблемами механики являются пространство и время. В основе этих категорий содержится противоречие — тождество прерывности и непрерывности. Исчезновение и воспроизведение пространства во времени и времени в пространстве есть движение, реальную форму которого представляет материя. Гегель справедливо не приемлет взгляда Ньютона, согласно которому пространство и время сами по себе пусты и лишь извне заполнены материей.
Глава, посвященная физике, начинается с рассмотрения природы света как простейшей материи. Здесь Гегель снова ополчается против Ньютона. Он уверяет, что учение о разложении света ошибочно: «Каждый знает, что цвет темнев света»; философ при этом ссылается на Гёте, по мнению которого белый свет нерасторжим, а цвета возникают от различных его комбинаций с темнотой. Свет абстрактен, и поэтому не связан непосредственно с теплотой. «Теплота не является свойством солнечного света как такового, а солнечный свет согревает, лишь соприкасаясь с землей, сам по себе он холоден, как это показывают высокие горы и подъемы на аэростатах».
От оптики Гегель переходит к небесной механике. К чести философа, надо отметить, что он отказался от тех произвольных утверждений, которые содержались в его габилитационной работе, где он пытался обнаружить закономерность в расстояниях планет от Солнца. Такая закономерность, говорит теперь он, еще не найдена. «То, что я писал по этому поводу в ранней диссертации, теперь меня не может удовлетворить». Единственный случай, когда Гегель признает допущенную ошибку! (эта поправка есть только в первом издании «Энциклопедии»).
Следующая проблема — «элементы», точнее «стихии». Таковых, по мнению философа, четыре: воздух, огонь, вода, земля. В «стихиях» материя обретает индивидуальную структуру, и соответствующий раздел науки Гегель называет «индивидуальной физикой». Простейший способ различия тел — удельный вес. Поскольку Гегель не признает существования пустоты, он не соглашается и с объяснением удельного веса различной плотностью вещества. Он на стороне Канта, согласно которому дело не в количестве частиц, заполняющих тот или иной объем, а в их напряженности, в динамической силе. Атомистику Гегель отвергает.
Высшая ступень «индивидуализации» неорганического вещества — химическая реакция. В химии Гегелю принадлежат две замечательные догадки: он высказал предположение об электромагнитной природе химических реакций и предсказал периодическую систему элементов. Еще в «Науке логики» он писал: «Следовало бы поставить себе задачу познать показатели отношений ряда удельных тяжестей как некоторую систему, вытекающую из правила, которое специфизировало бы чисто арифметическую множественность в ряд гармонических узлов. Такое же требование должно было бы быть поставлено и познанию указанных выше рядов химического сродства».
Философ смотрит на природу как на систему, но ни за что не желает привести эту систему в движение. Великий диалектик закрывает глаза на самое убедительное подтверждение диалектики, отвергает естественное происхождение жизни. В первом издании «Энциклопедии» Гегель абсолютно категоричен в этом отношении, в последующих он идет на небольшие уступки: признает самозарождение «точечной и скоропреходящей жизненности». Животный организм характеризуется чувствительностью, раздражимостью, самовоспроизведением. Эти признаки реализуются в трех системах: нервной, кровообращения и питания. В составе крови Гегель отрицает существование красных телец: «Если вылить кровь в воду, она скатывается в шарики; но кровь сама по себе, живая кровь, не свертывается. Кровяные шарики появляются таким образом только при умирании крови, когда она соприкасается с атмосферой. Стало быть, их устойчивое существование есть фикция подобно атомистике». Организм живет в тесной связи с неорганической природой. Разрыв этой связи проявляется как чувство недостатка, как потребность. Деятельность организма есть постоянная борьба за удовлетворение потребностей, в этой борьбе животное руководствуется чувством. Это предел, выход за который переносит в сферу духа.
Достигнув ступени духа, идея приступает к самопознанию. Философия духа включает в себя учение о субъективном, объективном и абсолютном духе. Нам эта терминология уже знакома по «Феноменологии духа». Речь идет об индивидуальном сознании, деятельности общества и формах общественного сознания.
Учение о субъективном духе распадается на антропологию, феноменологиюи психологию. Антропология изучает «душу», то есть ту часть духовной деятельности человека, которая непосредственно связана с его телесностью. Гегель говорит о природной детерминации психики и в качестве примера приводит расовые и национальные различия. Разумеется, он против расизма: человек разумен как таковой, в этом заключается возможность равноправия всех людей. Но своеобразие духовного облика народов — факт неоспоримый. Итальянцы непосредственны, их дух безудержно изливается в «телесность», отсюда отчаянная жестикуляция; частные интересы преобладают над общими, поэтому политическое право не смогло развиться до прочной разумной формы. У испанцев мы точно так же встречаем преобладание индивидуальности, однако последняя приобретает форму всеобщности, понятие о чести выступает в качестве определяющего принципа поведения. Итальянец живет под впечатлением момента, в сфере ощущений, испанец обладает твердыми представлениями и с фанатическим усердием придерживается буквы католического учения. Французы обнаруживают твердость рассудка, живость остроумия, тщеславие и стремление нравиться; благодаря этому они достигли высшей тонкости светского обращения. Как по отношению к отдельному человеку, так и по отношению к обществу, французы всегда во всех своих делах и поступках проявляют величайшую внимательность. Однако это уважение к чужому мнению нередко вырождается у них в стремление нравиться во что бы то ни стало, даже ценой истины. Англичан можно назвать народом интеллектуальной интуиции: они познают разумное в форме не столько всеобщего, сколько единичного; поэтому их поэты выше их философов. На первом плане у англичан — оригинальность личности, возникающая из мысли и воли; индивид старается опираться преимущественно на самого себя и только посредством собственного своеобразия устанавливать отношение к другим. Национальная гордость англичан покоится на сознании, что в их стране человек может полностью осуществить свою неповторимость.
Наконец, немцы. Это глубокие, подчас неясные, но всегда систематические мыслители. Прежде чем действовать, немец должен определить принципы, именно поэтому он не может принять немедленное решение. Поступок совершается только па законных основаниях. Но так как основания можно найти решительно для всего, то в результате возникает пустой формализм, в котором произвольное содержание подменяет идею права. В течение столетий немцы довольствовались тем, что свои политические права сохраняли исключительно посредством протестов. Немцы всегда придерживаются мнения, что должность и титул создают человека, только так они определяют значительность личности и подобающуюей меру уважения. К своим соотечественникам мыслитель относился в достаточной степени критично.
