В марте проходил крупный судебный процесс по делу «правотроцкистского блока», на котором главными обвиняемыми были бывший член Политбюро ЦК Н. И. Бухарин, бывший член Политбюро ЦК и председатель Совнаркома СССР А. И. Рыков, бывшие члены ЦК и наркомы Крестинский, Розенгольц, Гринько, Чернов. Тогда Василий Константинович со страхом ждал своего «разоблачения». Он боялся, что Бухарин и Рыков расскажут на суде об их контактах с командующим ОКДВА на XVI и XVII съездах ВКП(б). Особенно опасался, что Александр Иванович Рыков упомянет о письме, посланном им Блюхеру с предложением, в случае смены руководства страны, занять пост Ворошилова.
К счастью, тогда ни Бухарин, ни Рыков, ни другие подсудимые о маршале Блюхере не сказали ни слова. Но через полгода о его связях с «правыми» и злосчастном письме расскажет Берии Гулин, помощник командарма по связи, близкий Василию Константиновичу человек. Вот отдельные фрагменты из протокола допроса арестованного Сергея Фадеевича Гулина от 28 октября 1938 года:
«Вопрос. В 1930 году вы учились на курсах в Ленинграде и в середине учебы были отозваны Блюхером. Расскажите, чем вызывалась необходимость вашей поездки в Хабаровск?
Ответ. Телеграмму от Блюхера с предложением немедленно прибыть в Хабаровск я получил в начале мая 1930 года. В конце мая я приехал в Хабаровск и сразу пошел к Блюхеру на квартиру, где и застал его собирающимся в Москву. Я спросил Блюхера, почему он меня вызвал, может быть, на границе есть какие-нибудь неприятности? На это он мне ответил: „Ничего подобного. Я еду в Москву вместе с женой и в Москве, может быть, останусь. Я получил предложение А. И. Рыкова занять пост наркома по военно-морским делам, в Хабаровске нужен свой человек, который бы информировал о положении в ОКДВА“…
Вопрос. Что произошло после возвращения Блюхера из Москвы?
Ответ. Когда Блюхер был еще в Москве, в газетах я прочитал его выступление на съезде против „правых“ и, в частности, против Рыкова. Зная о том, что Блюхер полностью солидарен с Рыковым и получил от него даже приглашение занять пост наркома, выступление Блюхера на съезде меня очень удивило.
Когда Блюхер вернулся в Хабаровск, я пришел к нему на квартиру и спросил, что произошло с ним и почему он выступил на съезде против Рыкова и „правых“, тогда как сам полностью разделяет их взгляды? Блюхер ответил, что в Москве обстоятельства заставили его переориентироваться, и рассказал следующий эпизод.
В Москве Блюхер остановился в гостинице. Порученцы Блюхера, прибывшие вместе с ним — Попов и Крысько, — пропустили представителей Промпартии[66], которые предлагали Блюхеру занять пост военного министра в случае, если они придут к власти.
Вопрос. Кто это — они?
Ответ. Промпартия. Блюхер якобы не дал им, т. е. представителям Промпартии, прямого ответа на их предложение.
О факте посещения Блюхера представителями Промпартии каким-то путем узнал Сталин. Он вызвал Блюхера к себе и имел специальный разговор. „Я, — говорил мне Блюхер, — на это Сталину ответил: прости, я был выпивши, мои порученцы пропустили их ко мне, поэтому я не помню, какие переговоры с ними вел“. Всю вину свалил на порученцев и на свое нетрезвое состояние. „Ты же понимаешь, — говорил мне Блюхер, — что после этого мне ничего не оставалось делать, как выступить на съезде против ‘правых’ и хоть как-то реабилитировать себя. Я это сделал, а в разговоре со Сталиным заявил ему, что я предан партии, что буду поддерживать партию, и предан лично Сталину“.
Вопрос. У Блюхера с Рыковым были встречи перед партсъездом?
Ответ. Да, перед тем как выступить на съезде, Блюхер встречался с Рыковым. Выступление Блюхера на партийном съезде против „правых“ было санкционировано Рыковым. Это делалось с целью маскировки, так как другого выхода в сложившейся обстановке, в связи с приемом представителей Промпартии, не было. Тогда же, как мне рассказывал Блюхер, он дал согласие Рыкову принять пост наркомвоенмора при победе „правых“.
Еще об истории одного письма, полученного Блюхером от Рыкова…
Вопрос. Хотите рассказать?
Ответ. Примерно полгода спустя после партсъезда (конец 1930 года. — Н. В.) в армии было совещание высшего командного состава. После совещания Блюхер устроил у себя на квартире банкет для командиров дивизий и корпусов. На этом банкете был и я. В середине банкета Блюхер стал сильно волноваться, вызвал к себе в кабинет жену, Галину Александровну (это вторая жена — Кольчугина), порученца Попова и начал их ругать. Я спросил Попова о причине этого волнения. Попов мне ответил, что комиссар дивизии Двинский и другие смотрели альбом, а в альбоме, по предположению Блюхера, лежало письмо, полученное от Рыкова. Я спросил, что это за письмо? Попов мне сказал, что письмо получено давно, и передал его содержание. Я думаю, что и сейчас смогу почти в точности воспроизвести его: „Дорогой Василий Константинович, в ближайшее время должна произойти перемена в правительстве, и я рад вас видеть на посту главы всех вооруженных сил РККА. А. И. Рыков“.
Когда я сопоставил дату получения письма и разговор с Блюхером, я понял, что это и есть то письменное предложение, о котором говорил мне Блюхер в конце мая 1930 года, когда он отправлялся в Москву…
Вопрос. Что еще вы можете сообщить о Блюхере?
Ответ. Блюхер очень много пил. Особенно в последние годы. Он лечился в Москве от пьянства. В пьяном виде бил молодую жену Рафу. Я часто бывал вместе с Блюхером, общался с ним и его семьей. Почти ежедневно… Поэтому могу сказать, что образ жизни его был тяжелый. Он так пил, что на конференции даже доклад не мог сделать. Пил ночью и днем… Все это знали и скрывали. Например, он в вагон садился с утра, а вечером вылезал из него, так никуда и не поехав, пропьянствовав весь день…»
Это — серьезный компромат на маршала. Но он появится у НКВД только через полгода.
А сейчас от бегства предателя Люшкова лихорадило многих высоких начальников, и прежде всего в столице. Он рассказал японцам все, что знал. По линии НКВД выдал важнейшие из секретов — организацию советской агентурной сети в Японии, Китае и других тихоокеанских государствах, раскрыл всех перевербованных чекистами агентов, снабжавших японцев дезинформацией. Японские спецслужбы получили данные о том, как передаются в СССР шифровки от резидентов советской разведки, узнали их имена — Као и Лео. К счастью, кроме псевдонимов, Люшков об этих людях больше ничего не знал, поскольку с резидентами напрямую работал Центр.
Чекистский генерал-предатель был хорошо осведомлен о состоянии боеготовности СССР на Дальнем Востоке, расположении военных объектов, аэродромов, складов боеприпасов, образцах оружия, уровне подготовки личного состава частей и соединений Особой Дальневосточной армии.
Все эти важные сведения об обороноспособности советского Дальнего Востока, полученные от Люшкова, сыграют свою роль в подготовке японского правительства и его генштаба к нападению на Советский Союз.
Побег Люшкова коренным образом изменил отношение Сталина к Ежову. Хозяина с некоторых пор возмущали в наркоме развратность и пьянство, а также «искривления» в борьбе с врагами народа. Авиаконструктор А. С. Яковлев в своих мемуарах поведал, как однажды Сталин при встрече с ним в 40-х годах разоткровенничался о Ежове: «Ежов — мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в Наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли».
Сталин готовил смещение Ежова. Он делал теперь ставку на Лаврентия Павловича Берию, своего верного земляка. Через два месяца Берия будет назначен первым заместителем наркома внутренних дел.
Блюхер хорошо знал Берию, который десять лет, с 1921 по 1931 год, был в руководстве ЧК — ГПУ Закавказья, жестоко расправлялся с партийным инакомыслием, потом стал первым секретарем ЦК КП(б) Грузии, Заккрайкома ВКП(б). Прочитав в газете в конце августа о назначении Берии заместителем главы НКВД, Глафира Лукинична спросила Василия Константиновича: хорошо это или плохо? Он ответил: «Плохо. Очень плохо».
