Но, «промазав» однажды с Петенькиным электросигнализатором, он решил на этот раз до конца бороться за Скатерщикова против самого Скатерщикова. .Это только со стороны все просто. Кузнец хочет перейти с одного завода на другой, ну и что? Подумаешь?! Мало ли людей увольняется и переводится на другие предприятия!.. Все так, да Алтунин-то не сторонний наблюдатель.
Белых говорит:
— Каждый человек должен изо дня в день беспрестанно уточнять себя— и в мыслях и в поступках. И тут нужна иногда помощь. Все мы нуждаемся в такой помощи. Потом наступает время, когда сам осмысленно начинаешь сверять ход своих часов с ходом часов эпохи. Это уже зрелость.
Скатерщиков давно созрел как кузнец, однако далеко еще не стал тем, кого тот же Белых назвал бы «гармонически развитым человеком». Ему надо помочь в «уточнении» самого себя. Но как?
Сергей собрал бригаду гидропресса, рассказал о своей поездке к Скатерщикову, о неприятном разговоре.
Поднялся ропот. Первым подал голос вспыльчивый Носиков:
— Ну и пусть катится на все четыре стороны! Обойдемся.
— Не горячись, — возразил ему Букреев. — Тут разобраться надо: почему он хочет сбежать? Причина должна быть.
— Известно почему: корысть заела. Какой это к черту бригадир! Я первый подам заявление об уходе, если он вернется, — отозвался Тошин.
— Я тоже подал бы заявление, да привык к гидропрессу, не хочется уходить, — сказал Пчеляков с обычной своей ироничностью. — Мне выходки Скатерщикова надоели не меньше, чем Носикову и Тошину. Но кузнец-то он классный! Зачем нам терять такого кузнеца? Не лучше ли запрятать свою амбицию за голенище сапога?
— Что ты предлагаешь? — перебил его Носиков. — Может, прикажешь поехать к нему всем миром?
— Да, именно это я и хотел предложить, — спокойно продолжал Пчеляков. — Попытаемся воздействовать на его комсомольскую совесть. Сергею Павловичу, разумеется, второй раз ехать незачем...
На другой день Пчеляков доложил:
— И уговаривали, и совестили, и припугнули плохой характеристикой — ничем не могли пронять. Как тот опытный вал, что в первый раз ковали: вся сердцевина трухлявая. Может, ему морду набить, а?
— Я не любитель таких «воспитательных мер», — сказал насмешливо Алтунин. — У Скатерщикова физиономия чугунная — кулаки отбить можно. Я — за психологию.
— Это как же?
— А как по-научному называется человек, малочувствительный к отрицательным оценкам?
— Прохиндей, должно быть?
— Нет.
— Асоциальный тип — вот как это называется, — подсказал Носиков.
— Да нет же! Скатерщиков к асоциальным не принадлежит. Он вполне социальный, только с завышенной самооценкой.
— С бусарью, значит?
— Точно... Надо его пока оставить в покое. Пропесочили, а теперь надо дать время одуматься. Он должен вернуться.
— А если не вернется? Небось на Втором машиностроительном его в отделе кадров уже обласкали, пообещали златые горы.
— Возможно. И вот тогда придется признать, что все мы ни на что не пригодны.
Пчеляков не принял этого:
— Вы, бригадир, тоже завышаете оценку Скатерщикову. Готов спорить на трехсоттонный слиток, что все мы кое-чего стоим, а этот тип на завод все-таки не вернется. Он все на нашем заводе, что можно было, уже выгреб. Я не знаю как это называется по-научному, но он все выгреб, все...
20
Пылающие рябины выстроились в две шеренги перед застекленными стенами экспериментального цеха. В небе холодная синяя рябь по утрам. А днем горизонт обнимают кольчужные тучи и деловито рассыпают по крышам крупное зерно дождя. Осень!..
Сделались золотыми лиственницы. Клонится над своей слабой тенью белая акация с пустыми ветвями. Ее облепила нахохлившаяся стайка воробьев. По мокрому асфальту заводского двора ветер гоняет темные листья. Осень...
А в цехах размеренный грохот машин, скрежет и лязг, вой сирен; дрожат стены и пол. Здесь прихода осени как-то не заметили.
Когда в экспериментальном никого нет, Алтунин и Кира стоят, обнявшись, перед стеклянной стеной, забывая, что нельзя надолго отходить от стенда. Оба они очень устали — синева у глаз кольцами. Устали от дежурства возле аппаратуры, от предельной сосредоточенности при проверке и перепроверке ее показаний. Алтунину иногда кажется, что конца этому не будет никогда... Лишь бы довести испытания до финиша. А потом он и внукам и правнукам закажет заниматься исследовательской работой— пусть его потомки будут обыкновенными людьми— кузнецами, инженерами-исполнителями — кем угодно. Только не эти моральные муки, когда человек забывает, для чего он живет...
У Киры лицо посерело. Торчит белый нос, и вдруг выявилась его утиная природа...
Разговаривали они мало. Казалось, и сама любовь умерла в них. Но это было не так. Они любили. Они были счастливы. Звездные ночи ломились в огромные окна экспериментального цеха, совсем рядом перекатывался ветер по верхушкам сосен и лиственниц, там, за окнами, наверное, шептались влюбленные. Влюбленные есть не только весной, но и осенью. Такие же влюбленные, как Сергей и Кира. И в то же время не такие, не познавшие восторга открытий необычайного... И, должно быть, по-прежнему, в том доме, где живет Алтунин, в соседнем подъезде выводит свою тягучую ночную песнь незнакомая женщина. Сергею чудилось, что даже сюда, через осеннюю мглу, долетает ее голос:
Все ветры повинут...
Да меня огросянут!..
Огросянут... Что бы это значило?..
Алтунин выковал добротный вал из самого большого слитка, и о бригаде гидропресса снова писали в газетах, говорили по радио. Бригаду сфотографировали возле этой стальной махины. Особенно хорошо получился Носиков.
— Жди сватов, — сказал ему Пчеляков. — В бригаде, где я до этого был, после удачной ковки сразу пять человек женились. Девчата, как прослышали об удаче, немедленно потащили их во Дворец счастья.
Носиков укоризненно покачал головой:
— Дурень ты лохматый, вот ты кто... Жена ко мне на днях вернулась! Была, говорит, неправа.
— Так почему же ты молчал? Хотел скрыть от коллектива?
— Угадал!.. Вот когда женятся — свадьба. А когда сходятся после размолвки — что это такое? Не знаешь? То-то же... Так вот я всех вас приглашаю на это самое.
— Спасибо, Геннадий Алексеевич, обязательно будем. А там, глядишь, и бригадира просватаем...
— Ему прогресс лег на пути: пока не автоматизирует свободную ковку, не женится. Такие, как он, безыдейно не женятся. Это я влип по серости.
Сергей, слушая подковырки товарищей, только ухмылялся: никто ведь не подозревает, что он и Кира уже наметили день... Тот самый... Об этом не знал даже Юрий Михайлович Самарин. И мать Сергея тоже не знала...
А в экспериментальном цехе обстановка накалялась: Карзанов, беспрестанно совершенствуя свою схему, деспотически требовал от рабочей группы все новых и новых данных. Он выходил из себя, если кто-нибудь по той или иной причине не являлся в экспериментальный цех. После одной такой, особенно неприятной сцены, когда потерявший выдержку Карзанов напустился на знатного рационализатора Кускова, сразу три человека заявили ему о своем отказе продолжать участие в эксперименте...
Тут уж вынужден был вмешаться Белых. Он появился опять в своем темно-синем костюме и ярком галстуке. Отозвав Карзанова в сторону, сделал ему строгое внушение, потом повел разговор со всей бригадой.
— Горячиться вам не советую, — сказал Белых. — Андрею Дмитриевичу иногда свойственно увлекаться. Но оскорблять личное достоинство других, пусть даже в изысканно-метафорической форме и во имя самых высоких целей, не дозволено никому. Он это понял, и вы должны понять. А теперь — об одном очевидном заблуждении. Я имею в виду разговорчики о том, что не к чему, мол, нам тягаться с научно-исследовательским институтом, который тоже занимается сейчас проблемой автоматизации свободной ковки. Проблема-то общая, цель одна, а способы достижения ее разные. Никто тут никого не дублирует. Это — во-первых. А во-вторых, если даже и у них и у нас эксперимент увенчается успехом, можно ли будет считать, что свободная ковка автоматизирована? Нет, конечно. Что значит автоматизировать свободную ковку? Это равносильно освоению громадного, слабо исследованного материка. Вы лучше меня знаете, что такое функциональная связь между размерами, предположим, коленчатого вала, который вам нужно выковать, и параметрами, доступными для программирования. Тут все очень сложно. Недаром Сергей Павлович Алтунин называет свободную ковку искусством.