Ну а другие, неактуальные, но очень важные? Документы, фотопленки?.. Их иногда отвозила в Шанхай Анна. Семья Клаузенов обеспечивала все виды связи с Центром. И даже тогда, когда Зорге отправил Макса на несколько недель в Арконэ на воды, радист приезжал два раза в неделю в Токио и вел передачи.

Привыкшая к перемене мест, Анна быстро освоилась в незнакомой обстановке. Усиленные занятия немецким языком дали свои результаты: в колонии ее принимали за настоящую немку. «Как-то председательница женского немецкого общества фрау Этер спросила меня, почему я не имею детей, и посоветовала обзавестись ими, так как «нашей стране» нужны дети, они будут иметь счастливое будущее. Это подтвердило лишний раз, что они считали меня своей. У японцев я была зарегистрирована как немецкая гражданка – финка».

Существовало неписаное правило: в Японии каждый европеец обязан держать японскую прислугу, как известно, состоящую на службе в полиции. Клаузены преднамеренно сняли дом, где не было лишней комнаты. Прислуге вменили в обязанность приходить в определенный час и после уборки немедленно удаляться, так как хозяин производит опыты и мешать ему нельзя.

Не без тайного умысла Анна завела кур. Полицейские часто любовались белыми несушками и огнеперым петухом, всегда охотно объясняли, где раздобыть корм для птиц. Крестьянская идиллия располагает к доверию. Сразу видно, фрау из сельской местности.

Она часто появлялась на улицах Токио с узелком – фуросики. В узелке находилась корзинка с фруктами или кормом для кур. Если бы полицейский не поленился запустить руку в корзинку, он обнаружил бы на дне аккуратные коробочки, а в них передатчик и приемник. Иногда Анна переносила аппаратуру на другие конспиративные квартиры в чемоданчиках и сумках для продуктов. «Было и так, что однажды я встретилась, имея при себе драгоценный узел, с полицейским в не совсем подходящем мне районе. Я ему сказала, что купила корм для кур, который у меня действительно был поверх коробок. Я придерживалась такого правила: держаться проще, свободнее и открыто, не прячась от людей. Когда я, бывало, иду с чемоданчиком, то зайду в одну лавочку, в другую, что-нибудь куплю из продуктов, поставлю чемоданчик на пол, а что купила, положу сверху и прохожу мимо полицейских, а то и подойду спросить их что-либо. Я же знала, что полицейские ищут тех, кто прячется».

Скромно, просто рассказывает Анна о своей героической работе. Обыкновенная русская женщина, Анна Матвеевна Жданкова в силу обстоятельств сделалась разведчицей. Природный ум, хладнокровие помогали ей выходить неуязвимой из самых опасных ситуаций.

Случалось, задания носили своеобразный характер. В 1939 году ей поручили купить в Шанхае детали и лампы к передатчику, «лейку» для Вукелича, кое-какое оборудование для фотолаборатории Зорге. Связь с Китаем была почти прервана: перевозили только солдат. Макс завязал знакомства со своими покупателями – офицерами Мараве и Иошинавой. Они-то и устроили Анну на военный самолет, усадили вместе с японскими генералами. «Лейку» передала во французское посольство на имя Вукелича, остальное везла в Токио в банках из-под печенья.

Любой из таких эпизодов мог бы послужить основой остросюжетной повести из жизни разведчиков. Но для Анны подобные эпизоды стали бытом, содержанием ее жизни.

Во имя чего эта женщина безропотно несла нелегкую долю жены разведчика, вместе с ним подвергалась опас- ностям, совершала рискованные рейсы, наконец, сознательно отказалась от радостей материнства?

Анна сама отвечает на эти вопросы: «Наблюдая за нелегальной деятельностью моего мужа в пользу СССР, я связала свою жизнь с ним и помогала ему как могла, потому что Макс был верным, преданным и непоколебимым коммунистом, работал на пользу рабочего движения и, безусловно, в первую очередь на СССР, мою Родину. Я им горжусь и благодарю его, потому что только через него я смогла принять участие в борьбе против врага и хоть в некоторой степени быть полезной моей Родине».

В сентябре 1938 года Клаузенам пришлось сменить квартиру. Дело было так. Макс, оставив свою машину в немецком клубе, заведующим которого он теперь значился, пошел домой к Вукеличу. Связаться с Центром в эту ночь почему-то не удавалось. Атмосферные помехи заглушали все. В три часа утра над Токио пронесся страшный тайфун. С грохотом и звоном вылетели окна. Хлынул ливень. Город погрузился в кромешную тьму. Макс забеспокоился об Анне. Набросив плащ, он отправился в немецкий клуб, вывел машину. На первом же углу Вукелич передал ему радиостанцию. Макс торопился домой. Радиостанция лежала рядом. Внезапно выросла фигура полицейского. Пришлось остановиться. Полицейский был зол. Во время стихийных бедствий полиция задерживает все частные машины, использует их для помощи пострадавшим. Но прежде всего, конечно, расспросы: кто такой, откуда и куда едешь, что везешь? В такое время лучше не показываться на улицах Токио. Макс знал эти порядки. Он знал также, что, например, за шесть недель до Нового года полиция устраивает облавы на бандитов. С девяти часов вечера до трех утра полицейские задерживают все машины.

Остановив машину иностранца, полицейский резким голосом потребовал визитную карточку. Сейчас машину погонят в участок. Заберут чемодан с радиостанцией…

Как бы нехотя, бормоча ругательства, Макс вынул визитную карточку, прихватив несколько иен. Деньги рассыпались, ветер взвил бумажки. Полицейский, сразу забыв о Максе и его машине, бросился ловить деньги, а Клаузен дал газ – и был таков.

Дом пострадал сильно: слетела крыша, в комнатах стояла вода. Анна, закутавшись в одеяло, сидела на узлах и чемоданах.

Пришлось переехать на новую квартиру – но Хироотие, 2. Макс облегченно вздохнул: тут рядом не было японских частей.

Бранко Вукелич мог завидовать семейной жизни Клаузенов. Ему не повезло. Эдит не хотела быть, помощницей мужу. По-видимому, она так и не смогла приспособиться к окружающей обстановке. Если в первые годы Эдит еще как-то мирилась, с эфемерным существованием в чужой стране, даже пыталась устроиться инструктором спорта в школу, то после пяти лет нервной тряски задумала покончить со всем этим. Частыми скандалами с мужем, стремлением уехать во что бы то ни стало и от полицейских, и от Зорге, от изнуряющего климата, беспокойством за сына она довела себя до болезненного состояния.

И когда летом 1938 года она потребовала развода, ни Бранко, ни Рихард не удивились. Бранко еще пытался уговорить, растолковать… Доводы здравого рассудка не помогли. Разрыв назрел, он подготавливался долго. Она хочет уехать к сестре в Австралию.

Оба поняли, что любовь умерла. Как вновь соединить людей, ставших чужими друг другу? Да и нужно ли это делать? Как поведет себя Эдит в дальнейшем? Речь шла о безопасности всей организации. Бытовой конфликт мог обернуться трагедией для всех. Слишком уж неуравновешенный характер у Эдит. Ее нелюбовь к занятиям мужа выражалась в недоброжелательности, а затем перешла в ненависть и к Зорге, и к Максу, и, конечно же, к Бранко.

Эдит немедленно изолировали, сняли для нее отдельную квартиру. Зорге запросил Центр. Ответ гласил: отпустить.

Получив развод, Эдит уехала в Австралию.

Вся эта история произвела тяжкое впечатление на Зорге. Может быть, во многом виноват Бранко. Но, к сожалению, жизнь не всегда можно уложить в определенные рамки. Да и виноват ли Бранко, если подумать как следует? Эдит не выдержала сурового испытания. Не мог же Бранко отказаться от того, что стало смыслом жизни, бросить товарищей и бежать, спасая семейное благополучие. Он презирал трусов и шкурников.

Через два года Вукелич женился на японской студентке Иосико Ямасаки, дочери служащего одной из компаний.

Официальная церемония бракосочетания была проведена во французском посольстве, которое тогда представляло интересы Югославии в Японии. Им предложили обвенчаться по христианскому обычаю в Николаевском соборе на улице Канде. Иосико не возражала. Бранко возмутился было, но Зорге объяснил, что придется пойти и на этот шаг, чтобы не вызывать ненужных толков. «Это тебе вроде очередного задания», – сказал Рихард шутливо. Бранко махнул рукой и пошел венчаться.