Не просто журналист, а журналист-боец – вот кто Зорге. Перо ему служило все годы не для личного прославления, а для борьбы. Им были написаны большие работы, доказательно развенчивающие план Дауэса, американский и германский империализм, позицию II Интернационала в отношении послевоенного империализма. Но, как и всякий боец, он не пренебрегал любой возможностью посчитаться с врагами рабочего класса – потому- то в его арсенале так много едких и острых рецензий на книги всякого рода оппортунистов, деятелей II Интернационала. Недругов он разит, друзей поддерживает. Когда во время поездки в Швецию Зорге на глаза попалась книжонка некоего Олава Шефло «Ленин как политик и человек» – утонченная клевета на вождя мирового пролетариата, Рихард, отбросив все, засел за рецензию. Сегодня имя Шефло никому ничего не говорит, но в двадцатые годы оно было широко известно как имя отступника и предателя. Рецензия невелика по объему, здесь воистину «словам тесно, а мыслям просторно». Для Зорге всегда огромной загадкой была сила мелкобуржуазности, и он всякий раз стремился проследить за ее эволюцией, искал ее проявления на каждом историческом этапе. Он всегда старался прояснить отношение революционного пролетариата к буржуазным и мелкобуржуазным партиям, к мелкобуржуазной оппозиции. Он давно убедился, что для рабочего дела мелкобуржуазность представляет не меньшую угрозу, чем открытый враг. Мелкобуржуазность очень часто маскирует свое трухлявое нутро архиреволюционной фразой, экстремизмом или же она апеллирует к так называемому «здравому смыслу» мещанина, обывателя, в среде которого ей легче свить гнездо. Да, оппортунистическая идеология мелкой буржуазии живуча, она беспрестанно источает яд, выступая в разных формах, в разных оболочках, и хороший пример тому – брошюрка ренегата Шефло. Зорге пишет:
«Мелкобуржуазный характер рассуждений Шефло особенно отчетливо и ясно выражается не только в преклонении перед либеральным режимом и в том значении, которое здесь дается слову «ученый», но и в отрицании факта, что Ленина после Маркса и Энгельса следует причислить к крупнейшим теоретикам. Шефло, подобно буржуазной науке, стоит, по-видимому, на той точке зрения, что наука несовместима с учением о классовой борьбе. Но если Шефло ничего не известно о значительнейшем произведении Ленина, его работе об эмпириокритицизме, то хотя б мастерское изложение и применение Лениным диалектического метода уже само по себе крупнейшая научная заслуга…
Величие Ленина, по Шефло, состоит в том, что «мы можем сказать о Ленине, что он завоевал полную власть над огромной страной и что эту власть он добыл благодаря своим интеллектуальным дарованиям и целостности своего характера. Он обладал мозгом, каким обладают лишь немногие». И Шефло указывает далее, что трудно решить, кто более велик: Ленин или Цезарь, Кромвель или Робеспьер. Как раз этой разработкой признаков, делающих Ленина великим, Шефло доказывает, что он пол- ностью погряз в мещанстве и в свойственных буржуазным индивидуалистам взглядах на значение «великих людей».
Но не только это. Шефло рассматривает величие названных людей независимо от тех социальных сил, которые сделали этих людей столь мощными факторами истории. Даже для буржуазного понимания истории это слишком, когда власть Цезаря, построенная на основе феодального рабовладельчества и помещичьей олигархии Рима, сравнивается с влиянием (а не властью!), которым пользовался Ленин, когда под его гениальным руководством пролетариат в союзе с эксплуатируемым крестьянством завоевал власть. Это единственный в мировой истории факт практического перехода власти – не в руки Ленина, – но в руки пролетариата, как класса; это факт, знаменующий собою открытие великого периода пролетарских революций во всем мире; это период, который, по Марксу, указывает на конец «предыстории человечества»; роль, которую сыграл Ленин именно в этом всемирно-историческом перевороте, – все это Шефло подводит под один уровень с завоевательными походами Цезаря и с подвигами первых крупных буржуазных революционеров. Получается чисто спортивное рассмотрение рекордов, которое измеряет индивидуальное величие человека количеством квадратных метров, которые он завоевал, все равно, была ли добыта эта власть при помощи рабов, наемников, биржевых спекуляций или же борющимся за свое освобождение пролетариатом…»
«Эта работа о Ленине буржуазна, контрреволюционна и не имеет ничего общего с точкой зрения пролетариата. В ней нет правды; ни даже приближения к ней. Она не содержит ничего, кроме большой лжи, лжи ренегата».
Зорге масштабен во всем, даже в небольшой критической заметке. Это масштаб мыслителя-марксиста, убежденного ленинца. Он любил повторять слова Оскара Уайльда: о вкусах спорят; не спорят об убеждениях – за них сражаются на баррикадах. И он сражался. Его масштабность должна была проявиться и здесь, в Японии, во время сотрудничества в нацистской прессе.
Небывалая ситуация: журналист-коммунист работает в нацистской прессе! Жизнь Зорге оригинальна со дня рождения и до последнего дня. Он всегда должен был делать то, что не под силу никому другому. Нужно обладать исключительной гибкостью мысли, чтобы использовать профашистские газеты и журналы для разоблачения не только японского милитаризма, но и самого германского фашизма. Не в метафоричности слова, а в интонации фразы, в самом настрое повествования, в гипнозе осмысленных и обобщенных фактов, в зрелости мысли – искусство Зорге-журналиста. Он говорил, что хорошо пишет тот, кто хорошо думает. А Зорге думал хорошо. Да, в подобной ситуации не находился до него ни один журналист. Но в каких бы обстоятельствах ему ни приходилось действовать, он оставался все тем же бойцом партии, и над сонмом буржуазных журналистов Зорге возвышал его метод, принцип познания, глубоко скрытый от врагов: видеть явления в их развитии, в связи с конкретными историческими условиями, их определяющими; в отличие от буржуазных журналистов, для которых история слепа, как крот, а события действительности представляются метафизическим скоплением разрозненных фактов, Зорге признавал необратимость и преемственность характера изменений в жизни общества, он понимал, что изучение опыта прошлого является необходимым условием правильного, научно обоснованного решения теоретических и практических вопросов современности. А с другой стороны, чем лучше журналист осознает настоящее, тем ближе он к пониманию истории человечества как единого процесса, тем ближе он к пониманию исторической перспективы. Таков был его метод. Вооруженный этим методом, он стремился в своей журналистской практике разгадать, понять историческую обусловленность явлений окружающей его жизни, передать в статьях социальную и психологическую атмосферу времени.
В этом отношении весьма характерны его репортажи из Японии. Их много, этих газетных репортажей, обширных статей, опубликованных газетами и журналом «Цайтшрифт фюр геополитик». Заголовки статей предельно выражают то, о чем будет речь: «Японские вооруженные силы», «Финансовые заботы Японии», «Не является ли победа Хаяси Пирровой победой?», «Князь Коноэ собирает силы Японии», «Неопределенность между Токио и Лондоном», «Помехи экспансионистской политике», «Японское хозяйство в условиях военного законодательства», «Япония после года войны», «Гонконг и юго-западный Китай в японо-китайском конфликте», «Япония борется вполсилы», «Военное хозяйство» вместо «открытых дверей», «Императорский путь» – статьи-исследования. Им присущ сугубо деловой стиль. В большой статье «Японские вооруженные силы», опубликованной в 1935 году, дается всесторонний анализ вооруженных сил союзницы Германии. Эта статья имеет довольно своеобразное начало:
«Япония находится сейчас в одной из самых тяжелых стадий своей современной истории. Бедственное положение сельского хозяйства начинает становиться серьезной опасностью для силы и сплоченности японского народа. Оживленная промышленная и экспортная конъюнктура демонстрирует опасные противоречия. Государственные финансы, захваченные водоворотом постоянно увеличивающихся военных расходов, стоят на пороге кризиса. К этому добавляются внешнеполитические трудности в отношениях со значительными мировыми державами, таящие в себе существенные опасности.
