При встрече Зорге и Одзаки подвергли обстоятельному анализу складывающуюся ситуацию. И пришли к заключению: у «молодого офицерства» мало шансов на успех; в самом военном министерстве сильна так называемая «группа контроля», противостоящая «молодому офицерству». Эта группа генералитета, стремящаяся еще более укрепить роль военных кругов в политической и экономической жизни Японии, сама рассчитывает взять власть, а потому на первых порах поддержит законное правительство, чтобы впоследствии превратить его в марионетку. «Группа контроля» делала ставку на генерала Тераути, создателя программы полного овладения Китаем.

Только накануне выступления офицеров Зорге счел нужным поставить обо всем в известность посла Дирксена, военно-морского атташе Венеккера и военного атташе Эйгена Отта. Все трое не верили в возможность вооруженного выступления и не придали особого значения словам Зорге. Поэтому последующие события застали немецкое посольство врасплох. Явились они неожиданностью и для английского, французского и американского посольств.

Офицерский путч начался рано утром 26 февраля 1936 года, через несколько дней после выборов в парламент. Как и предполагал Зорге, партия сейюкай, связанная с группой «молодого офицерства», потерпела поражение. Путчисты убили бывшего премьера Сайто, министра финансов Такахаси и других противников «молодого офицерства». Три дня гремели выстрелы на улицах Токио. Путчисты вывели из казарм полторы тысячи солдат. Никем не поддержанные, на четвертый день они стали складывать оружие. В то же время японо-маньчжурские войска совершили нападение на Монгольскую Народную Республику, но были выброшены с ее территории. Зорге мог торжествовать. Ему пришлось даже разъяснять Дирк- сену, Венеккеру и Отту закулисную сторону этого события. Авторитет корреспондента после «февральского инцидента» поднялся на небывалую высоту. В донесении в Берлин посол сослался на Зорге как на источник информации. Это уже рассматривалось как важная услуга министерству иностранных дел.

Премьером Японии стал Хирота, военным министром генерал Тераути. От этих правителей также ничего доброго ожидать не приходилось, поскольку оба считались, так же как и Мадзаки, сторонниками сближения с фашистской Германией. В эти беспокойные дни Рихард отправил в газету «Берлинер бёрзенцайтунг», собкором которой значился, корреспонденцию с подробнейшим анализом событий 26 февраля. Эта корреспонденция сразу же привлекла внимание мировой общественности и была перепечатана крупнейшими газетами многих стран; пересказ ее содержания появился и в «Правде». А Зорге посылал в Германию статью за статьей не только в «Берлинер бёрзенцайтунг», но и во «Франкфуртер цайтунг», и в журнал «Цайтшрифт фюр геополитик». И все эти статьи, ставящие прогнозы в связи с профашистским путчем японской военщины, немедленно перепечатывались газетами всего мира. Еще никогда журналистская звезда Зорге не сияла так ослепительно, его узнало все читающее человечество, его статьи признаются международниками-специалистами чуть ли не вершиной аналитической мысли, он – оракул газетной державы. Теперь «Франкфуртер цайтунг» признала его безоговорочно.

Зорге своими статьями подводил читателя к мысли о том, что, хотя путч и подавлен, новое правительство Хироты все равно носит военный характер, управление государством фактически сосредоточено в руках военного министра генерала Тераути, намерения которого ничем по сути не отличаются от намерений путчистов. Зорге призывал банковские круги Запада воздерживаться от финансирования японской военщины, берущей куре на экспансию. Обозреватель советских «Известий», дважды комментировавший статьи Зорге и, конечно же, не подозревавший, кем на самом деле является токийский корреспондент «Берлинер бёрзенцайтунг», отмечал: «Корреспондент подчеркивает, что страна больше, чем когда-либо, управляется генералитетом. Из военного заговора «вышли победителями не левые, а правые».

В Токио было три собкора немецких ежедневных из Дании: князь фон Урах представлял здесь нацистский официоз «Фелькишер беобахтер»; был свой собкор у газеты промышленного магната Стиннеса «Дойче альгемайне цайтунг»; и Зорге – от «Берлинер бёрзенцайтунг». Но теперь Зорге вышел на первое место, он считался лучшим, наиболее серьезным представителем германской прессы в Японии. А Рихарду, дабы не наживать себе врагов, приходилось всячески задабривать «собратьев по перу», особенно князя фон Ураха, человека самолюбивого, вздорного, интригана и доносчика. Да, славой нужно распоряжаться умело…

Кате Зорге писал:

«Были здесь напряженные времена, и я уверен, что ты читала об этом в газетах, но мы миновали это время хорошо, хотя мое оперение и пострадало несколько. Но что можно ждать от «старого ворона»? Постепенно он теряет свой вид».

Все последние месяцы Зорге находился в возбужденном состоянии, шутил, смеялся. Дело в том, что Рихард узнал из письма Кати, что скоро станет отцом.

«Я, естественно, очень озабочен тем, как все это ты выдержишь и выйдет ли все это хорошо.

Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы я сразу, без задержки, получил известие.

Сегодня я займусь вещами и посылочкой для ребенка, правда, когда это до тебя дойдет – совершенно неопределенно.

Мне было сказано, что я от тебя скоро получу письмо. И вот оно у меня. Конечно, я очень и очень обрадовался, получив от тебя признаки жизни.

Будешь ли ты дома у своих родителей? Пожалуйста, передай им привет от меня. Пуст они не сердятся за то, что я тебя оставил одну.

Потом я постараюсь все это исправить моей большой любовью и нежностью к тебе.

У меня дела идут хорошо, и я надеюсь, что тебе сказали, что мной довольны.

Будь здорова, крепко жму твою руку и сердечно целую.

Твой Ика».

Ика втайне от своих знакомых колесит по Токио, отыскивая игрушки и распашонки. Если бы его за этим занятием застал Эйген Отт, он, вероятно, был бы изумлен и не знал бы, что подумать. Рихард – и детские игрушки!.. А он только жмурится от яркого токийского солнца и,представляя себя в роли отца, решает перечитать сказки братьев Гримм и Андерсена, которые уже подзабылись. О! Он будет образцовым отцом.

А потом приходит страшное письмо: Катю постигло несчастье – ребенка у них не будет! Рихард подавлен.

Он все еще не может поверить. Из соседнего дворика доносится меланхоличный звон гитары. Поет низкий мужской голос: «Видели ли вы чаек, притаившихся в камышах, неясно ласкающих друг друга, алых, будто пылающих огнем от лучей заката? Видели ли вы их утром? Они обе летели тихо над волнами, серебряными от утра. А зимнею, холодною ночью они тесно прижмутся друг к другу, ободряя, лаская и грея… А я?.. Так опадают цветы! Так ветер прошумит и бесследно уйдет куда-то…»

Впервые за все тревожные годы он почувствовал себя старым.

«Получил иэ дому короткое сообщение, и я теперь знаю, что все произошло совсем по-другому, чем я предполагал…

Я мучаюсь при мысли, что старею. Меня охватывает такое настроение, когда хочется домой скорее, насколько это возможно, домой в твою новую квартиру. Однако все это пока только мечты, и мне остается положиться на слова «старика», а это значит – еще выдержать порядочно времени.

Рассуждая строго объективно, здесь тяжело, очень тяжело, но все же лучше, чем можно было ожидать… Вообще прошу позаботиться о том, чтобы при каждой представившейся возможности имел бы от тебя весточку, ведь я здесь ужасно одинок. Как ни привыкаешь к этому состоянию, но было бы хорошо, если бы это можно изменить.

Будь здорова, дорогая.

Я тебя очень люблю и думаю о тебе не только когда мне особенно тяжело, ты всегда около меня…»

Он должен прятать свое горе от всех, он не волен в настроениях. В посольстве, как всегда, приемы, обеды. Нужно присутствовать, делать беззаботный вид, разговаривать с пучеглазым Оттом, немецким князем Урахом. Князь падок на угощения, каждый вечер тянет в ресторан «Фледермаус».

События, события… Они заставляют Рихарда действовать, выводят из состояния апатии.