Тем временем в Англии над готовящейся экспедицией продолжали сгущаться тучи. Ненависть к Бекингему достигла наивысшей точки. 13 июня некий доктор Лэмб, полуврач-полуалхимик, заподозренный в дружеских отношениях с герцогом, был убит, растерзан и разорван на части озверевшей толпой, а в песенках стали провозглашать следующее:
Пусть Карл и Джордж болтают, что хотят,
Но Бекингем умрет, как умер Лэмб{384}.
Красавчика Джорджа Вильерса обвиняли уже не только в том, что он растрачивает государственные деньги, определяет своих родственников и друзей на доходные должности и поворачивает в свою пользу политику страны. В глазах народа он был теперь человеком, продавшимся дьяволу и исчадием Сатаны, что в XVII веке было исполнено конкретного смысла и имело силу. Народ ворчал:
Кто правит королевством? – Король.
Кто правит королем? – Герцог.
Кто правит герцогом? – Дьявол{385}.
Бекингема обвиняли во всех преступлениях. Он-де продался французам. Он-де якшается с иезуитами и шотландцами (странное сочетание!). Он-де убил короля Якова, маркиза Гамильтона и бог знает скольких еще лордов. Народ был готов верить чему угодно.
Обеспокоенные друзья герцога советовали ему ради безопасности надевать под рубашку кольчугу. Но он, высокомерный и, как всегда, верящий в свою судьбу, отвечал: «Против множества доспехи не помогут. Что до нападения одиночки, то в Англии больше не осталось римлян»{386}.
Однако предзнаменования несчастья и мрачные предчувствия возникали все чаще. Кларендой повсюду рассказывал историю, потрясавшую умы: призрак сэра Джорджа Вильерса, отца герцога, трижды являлся в Виндзоре некоему королевскому офицеру и велел передать послание сыну из потустороннего мира. «Услышав об этом, герцог побледнел и решил, что тот, кто открыл ему все эти вещи, мог прийти только от дьявола. […] Потом он пошел к матери и оставался у нее два или три часа. Когда же он вышел, все заметили, что лицо его изменилось, а графиня была вся в слезах и полна величайшей тревоги»{387}.
Покидая Лондон, чтобы возглавить флот в Портсмуте, Бекингем, по словам его близких, сам был полон мрачных мыслей. Он написал записку своей сестре Сьюзан, леди Денби, а та, получив ее, «омочила бумагу слезами и упала в обморок, сказав, что ее брат обречен»{388}. Герцог поговорил с епископом Лодом и попросил после его смерти позаботиться о его жене и детях. Поскольку епископ удивился подобной просьбе, Бекингем пояснил: «У меня нет никаких конкретных предчувствий, но я знаю, что смертен и могу внезапно погибнуть, как любой другой человек»{389}.
Не будем придавать особого значения этим предвестиям и сообщениям из загробного мира, которые всегда в изобилии появляются накануне (вернее, сразу после) больших исторических катастроф. Но сделаем вывод, что атмосфера в окружении Бекингема перед отплытием флота была полна пессимизма. Даже король, в начале июля инспектировавший вместе с герцогом судостроительную верфь в Дептфорде, сказал ему: «Джордж, есть люди, которые желали бы твоей смерти. Но не беспокойся из-за них: если ты умрешь, умру и я»{390}.
Портсмут, 22 августа 1628 года
16 августа Бекингем вместе с женой прибыл в Портсмут в сопровождении всего своего штаба. Он поселился в доме казначея морского ведомства капитана Мейсона. Король опередил его на несколько дней и расположился вместе с двором в замке Саутвик в десяти километрах от города. От короля к герцогу и обратно постоянно скакали конные курьеры.
августа произошел серьезный инцидент. Когда главный адмирал садился в карету, чтобы ехать к государю, его окружили триста матросов и стали требовать выплаты жалованья. Один из них даже попытался вцепиться в герцога и выволочь его из кареты. Стража схватила бунтовщика и отвела в дом Мейсона. Герцог успокоил мятежников и уехал в Саутвик. Во время его отсутствия матросы осадили дом Мейсона и потребовали освобождения их товарища, а «если Мейсон их не послушает, они разнесут весь дом»{391}.
Ни король, ни Бекингем не могли потерпеть подобного открытого нарушения порядка и военной дисциплины. Собравшийся 22 августа военный совет приговорил виновного к смерти. Сразу же начался бунт, и главный адмирал, вскочив на коня, в окружении своего штаба со шпагой в руке оттеснил мятежников, причем многие были ранены или убиты. Осужденного сразу же отвели на виселицу и казнили, несмотря на то, что за него просила герцогиня Кейт. «Если бы не было мятежа, – делает вывод очевидец событий Оглендер, – бедняга остался бы жив, но теперь его уже нельзя было помиловать, если власти намеревались укрепить дисциплину в армии».
Лондон, 17 августа 1628 года
Пока главный адмирал устраивался в Портсмуте, а король – в Саутвике, в Лондоне смаковал свои претензии и ненависть некий лейтенант в отставке по имени Джон Фельтон.
Этому человеку исполнилось 33 года. Он был мелким дворянином из Суффолка и, служа в армии, участвовал в экспедиции на остров Ре. Существуют намеки на то, что там ему отказали в повышении, когда при осаде Сен-Мартена погиб его капитан. Чин перешел к кому-то из друзей адмирала, Фельтон же считал, что он должен быть передан ему. Он был ранен в левую руку. После возвращения в Англию он дважды пытался встретиться с Бекингемом, оба раза безрезультатно. Как и многим другим офицерам, жалованье ему выплачивалось нерегулярно, и он испытывал серьезные финансовые затруднения.
Фельтон прислушивался к разговорам на улицах того лондонского квартала, в котором жил. Так он узнал, что Бекингем проклят Богом, что он – причина всех бед страны и дурной советник короля. Он прочитал брошюры, в которых публиковались ремонстрации парламента, памфлет доктора Иглишема об обстоятельствах смерти короля Якова и маленькую книжку под названием «Золотые послания» (Golden Epistles), автор которой вдохновлялся идеалами самого крайнего пуританства. Он слышал, как «пророки» на улицах призывают к покаянию и самопожертвованию ради спасения королевства.
Постепенно он прозрел… 17 августа он купил на Тауэрском холме (Tower Hill) за десять пенсов нож, спрятал его во внутреннем кармане куртки, с тем чтобы легко достать его правой рукой, не беспокоя раненую левую. Проходя мимо церкви на Флит-стрит, он зашел внутрь и попросил помолиться «за человека с мятущейся душой». После этого он пустился в путь на запад.
Он шел пешком пять дней. Иногда какой-нибудь извозчик из жалости подвозил его на пару миль в своей колымаге.
22 августа он прибыл в Портсмут. Именно в этот вечер казнили мятежного матроса.
Портсмут, 23 августа 1628 года
На следующий день, 23 августа, герцог Бекингем проснулся свежим и бодрым после ночи, проведенной вместе с Кейт. Она же спала плохо, чувствовала себя подавленной и умоляла мужа не выходить из дома. Он мягко одернул ее и спустился вниз, чтобы позавтракать в компании многочисленных офицеров своего штаба. Ему предстояла встреча в Саутвике с венецианским послом, предложившим обсудить возможность договоренности с Францией. В завтраке участвовали Субиз и депутаты Ла-Рошели. Разговор получился оживленным и сопровождался бурной жестикуляцией «согласно французскому обыкновению». Из-за этого присутствующие, не знавшие языка, сделали вывод, что собеседники спорят. Мы не знаем, правда ли это, и никогда не узнаем.
После завтрака Бекингем направился к ожидавшей его на улице карете. Прихожая была полна разных людей, офицеров, слуг. Чуть не дойдя до двери, герцог почувствовал удар, поднес руку к груди и вытащил окровавленный нож. «Ах, негодяй!» («Fie, the villian!») – воскликнул он и упал. Его положили на стол, стали искать врача, но кровь фонтаном била из раны, текла изо рта и из носа. Спустя несколько мгновений он умер.
