На этот раз ларошельцам было не до сомнений: помощь английского флота стала для них необходимой. Однако Бекингем уже не чувствовал себя таким уверенным победителем, как в июле. 22 сентября он заключил с властями Ла-Рошели соглашение: тысяча раненых англичан будет размещена в городе, а пятьсот гугенотов присоединятся к английским войскам, осаждающим Сен-Мартен. Поскольку в это время герцог Роган наконец поднял восстание протестантов на юге, у ларошельцев и Бекингема появилась надежда.
Однако главную надежду подавали Туара и Сен-Мартен: защитники крепости слабели. У них больше не было хлеба и питьевой воды. 5 октября Бекингем принял парламентеров, пришедших оговорить условия сдачи крепости. Неужели близится конец испытаний? Англичане верили в это. Но спустя два дня случилась катастрофа: буря разметала линию английских кораблей и шлюпок, блокировавших доступ к Сен-Мартену с моря, и французские корабли под командованием капитана Болье-Персака прорвали блокаду, доставив осажденным оружие и продукты, которые позволили им продолжать сопротивление. В ходе операции Бекингем проявил себя храбрецом. «Его Светлость продвинулся очень далеко в море, пустив против французов брандеры, однако многие наши солдаты вели себя очень плохо, – написал Би- гер Конвею. – Против нас дул очень сильный ветер, и в море начался отлив, так что солдаты крепости могли отталкивать брандеры длинными шестами, а французам удалось прорвать наш барьер из лодок, соединенных между собой канатами. Таким образом крепость получила провизию»{355}.
Теперь Бекингем уже не мог надеяться на то, что Сен- Мартен сдастся из-за голода. Порой казалось, он впал в отчаяние. Он послал к Людовику XIII парламентера с предложением мира, но Ришелье ответил, что не станет вести переговоров, пока хоть один английский солдат остается на французской земле{356}. Бекингему оставалось либо уступить, либо дожидаться прибытия вспомогательного флота своего друга графа Холланда, который ему давно обещали, но все никак не присылали.
Последние надежды, последние разочарования
3 октября под председательством главного адмирала был проведен военный совет. Было решено снять осаду, учитывая деморализованное состояние войска, которое страдало от непогоды, голода и дизентерии, спровоцированной тем, что солдаты в большом количестве ели растущий на острове недозрелый виноград. Два дня спустя опять шевельнулась надежда – после того, как явились парламентеры от Туара. 7 октября – новое разочарование после доставки продовольствия Болье-Персаком. Потом пришло письмо Карла I, датированное 14 октября. Он обещал, что «через два-три дня» отправится в путь флот графа Холланда. При подобной смене благоприятных и неблагоприятных известий утрачивались последние проблески решимости. В окружении Бекингема царили разочарование и гнев на английское правительство, которое бросило свои войска в беде. «Наши люди говорят, что родная страна о них забыла, – пишет адмирал Конвей. – Прибыла армия короля Франции, в нее входят самые выдающиеся и закаленные воины его королевства. Говорят, он намерен атаковать нас на море своими кораблями»{357}. А граф Холланд все еще оставался в Портсмуте из-за плохой погоды.
У англичан оставалась лишь одна возможность: попытаться взять крепость Сен-Мартен штурмом.
То было дерзкое, почти отчаянное предприятие. У осажденных теперь было продовольствие, их дух укрепился уверенностью в том, что соотечественники скоро окажут им помощь. Англичанам же, у которых и раньше отсутствовала четкая мотивация, напротив, не хватало многого, а больше всего – уверенности в победе. Крепость была тверда, ее стены – высоки и неприступны. «Пытаться победить более полутора тысяч человек, карабкаясь на стены крепости с четырьмя бастионами, имеющими прекрасную артиллерию, означало отнять веру у солдат и изначально не дать им стяжать славу», – с горечью написал об этом позже герцог Роган{358}. Совершенно верно. Но был ли у Бекингема выбор? Его армия таяла день ото дня. За время, прошедшее с начала экспедиции, он уже понял, сколь мало обоснованы все обещания помощи, которые он получает из Англии. И вдобавок 20 октября большой французский отряд занял Ла-Пре: Бекингем рисковал теперь оказаться меж двух огней.
Штурм Сен-Мартена был назначен на 5 ноября. Все пошло плохо с самого начала. Лестницы, подготовленные для того, чтобы карабкаться на стены, оказались слишком короткими. Осажденные поливали штурмующих мушкетным огнем. Многие сотни англичан остались лежать во рвах и погибли в море. Спустя два дня в южной части острова высадился маршал Шомберг с армией в две тысячи человек. Для Бекингема все было потеряно. У него теперь достало мужества только на то, чтобы посадить своих солдат на корабли и отплыть восвояси.
Отступление
Возвращение на корабли оказалось самым кровавым эпизодом всей операции, и именно из-за него на голову главного адмирала обрушилась самая беспощадная критика. Впоследствии Субиз утверждал, что отговаривал Бекингема от принятого плана. Так это или нет, деморализованные англичане желали теперь только одного: покинуть Ре и вернуться на родину. При этом французский флот, ценой огромных усилий снаряженный Ришелье, приближался. Надо было действовать как можно быстрее.
План состоял в том, чтобы переправить войска (вернее, то, что от них осталось) на маленький остров Луа к западу от Ре. Тогда Луа отделялся от большого острова фарватером, в настоящее время засыпанным. Оттуда можно было произвести погрузку на корабли, не опасаясь угрозы со стороны французских солдат Туара или Шомберга, и использовать для этого залив Лафосс-де-Луа, куда могли зайти английские корабли. Но сначала надо было добраться до Луа. Вот тут-то и разыгралась трагедия.
Бекингем приказал построить через фарватер деревянный мост и защитить его оборонительным укреплением со стороны Луа. По роковой и, по правде говоря, необъяснимой небрежности, со стороны Ре такого укрепления не построили. Как и следовало ожидать, преследуемые французами англичане устремились на мост и расстроили порядок отступления. Вскоре наступил полный хаос. «Враги [французы] убивали, захватывали в плен и топили наших людей, как им вздумается», – пишет полковник Питер Кросби{359}. Отчаявшийся в благополучном исходе дела Бекингем сражался, как простой солдат, с пикой в руке под мушкетным огнем французов. «В самый разгар битвы, когда его людей охватила паника, он пытался возродить в них мужество и остановить бегство. Он последним покинул остров и взошел на корабль, горько оплакивая своих смелых друзей и всех солдат, которые лишились жизни»{360}. Это свидетельство, оставленное нам французом, позволяет представить, какое уважение вызывала храбрость главного адмирала даже у его врагов.
Операция завершилась катастрофой. Погибли более четырех тысяч англичан – некоторые называют пять тысяч – и ни одна из поставленных целей не была достигнута. Как заметил маршал Пьер Мерво, «положение приверженцев веры [протестантов] стало много хуже, чем до прибытия англичан»{361}.
Якоря были подняты утром 8 ноября. Ларошельцы наблюдали, как последняя надежда на спасение исчезает на горизонте, а Ришелье тем временем завершал окружение города.
Поражение Бекингема
Французы ликовали. «Поведение Бекингема – сплошное лицемерие. Он завел ларошельцев на край пропасти и оставил, дабы они в нее упали. […] Религиозный предлог требовался ему лишь для того, чтобы приукрасить свои намерения. Под личиной благочестия он скрывал хитросплетение своих амбиций. Следует предполагать, что он хотел ввести англичан в Ла-Рошель, притворяясь, будто спасает город»{362}. В этом суровом суждении ларошельского историка есть доля истины. Что бы ни думали о военной стороне этого предприятия, его изначальное обоснование более чем подозрительно и, говоря откровенно, несерьезно. Таких операций не начинают вопреки воле собственной страны и ее армии. Англичан, за исключением короля и его окружения, никогда всерьез не волновало то, что происходило на острове Ре. С самого начала была допущена ошибка, а из нее естественным образом проистекал провал всего дела.
