На следующий день Карл появился в палате лордов: «Единственной причиной моего нынешнего прихода сюда является желание сказать вам, что наглые речи, недавно произнесенные в вашем присутствии, задевают как вашу честь, так и мою. Я не имею обыкновения наказывать тех, кто выступает против меня, а что до тех, кто нападает на Бекингема, то он сам всегда просит меня не обращать на них внимания из опасения, что его обвинят в том, что он настраивает меня против них. Об этом я свидетельствую вам лично. Я говорю это не затем, чтобы вмешиваться в ваши привилегии, а просто для того, чтобы объяснить, почему вплоть до нынешнего дня я не желал наказывать наглецов. И теперь, надеюсь, вы более ревностно станете защищать мою честь, как я защищаю вашу».
Взяв слово перед депутатами общин, Карлтон, в свою очередь, попытался начать дебаты, настаивая на важности нынешнего момента для будущего Англии. Он только что вернулся из своего посольского путешествия во Францию и имел возможность сравнить две страны. «Умоляю вас, господа, не поступать таким образом, коим вы можете заставить Его Величество забыть о своей любви к парламенту. Во всех христианских странах поначалу тоже существовали парламенты, пока короли не осознали свою силу и, видя недисциплинированность и неугомонность подобных ассамблей, постепенно не перестали их созывать. И так произошло везде, за исключением нашего Английского королевства…» Далее следовало ужасающее описание Франции, где, за отсутствием парламента, аналогичного английскому, царит деспотизм, а жители «напоминают скорее призраков, нежели людей». Несмотря на риторические преувеличения, доводы Карлтона, человека, имеющего огромный дипломатический опыт, действительно заставили задуматься. Начавшийся с обвинения против Бекингема конфликт между королем и парламентом не должен был закончиться поражением первого и триумфом последнего. Карлтон почувствовал эту опасную возможность куда быстрее, чем Диггс или Элиот.
Авторитарный поступок и первое отступление короля
Карл I посчитал себя лично оскорбленным и отреагировал тем, что приказал арестовать и посадить в лондонский Тауэр Диггса и Элиота. Такой поступок был вполне в его духе, но, по меньшей мере, неуместен. Чем превращать оппозиционеров в жертв произвола, лучше уж было заставить их отвечать перед Судом королевской скамьи [70] или перед Судом лорда-канцлера, подготовив хорошо составленный список обвинений. Бекингем почувствовал это и тщетно умолял короля отдать приказ об их освобождении.
Как и следовало ожидать, палата общин и палата лордов заявили протест против подобного покушения на их традиционные привилегии, согласно которым членам парламента гарантировалась свобода слова на заседаниях. Карлу пришлось отступить и спустя неделю после ареста вернуть обоим депутатам свободу. Таким образом, сам того не понимая, он положил начало своим последующим отступлениям, в результате которых постепенно дошел до известного нам итога.
Тем же приказом король выпустил из Тауэра графа Эрандела, чье содержание под стражей раздражало палату лордов. За графа заступился Бекингем.
Бекингем – канцлер Кембриджа
Тем временем (28 мая 1626 года) произошло событие, не связанное с заседаниями парламента, но явно подействовавшее раздражающе. Поскольку умер ректор Кембриджского университета граф Суффолк, университетские профессора должны были избрать его преемника. То был престижный пост, весьма почетный и не лишенный политического значения, поскольку в данном университете, как и в Оксфорде, шла борьба между двумя партиями: с одной стороны, англиканской, «королевской» партией, с другой – партией пуритан-кальвинистов. Под нажимом Лода король настаивал на том, чтобы новый ректор был избран из числа сторонников первой партии: он выдвинул кандидатуру Бекингема.
Мы не знаем, что думал об этом сам герцог, не имевший никакой университетской подготовки. Видел ли он в этом назначении лишь еще один чин, еще одну милость короля? Или, скорее, будучи любителем искусств и библиофилом, предполагал, что сможет оказать университету благодеяния (что впоследствии и сделал)? В любом случае профессора исполнили желание государя и избрали Бекингема 108 голосами против 103, отданных за графа Беркшира. Карл был в восторге. Палата общин в большинстве своем расценила это новое назначение ненавистного ей человека как провокацию. Разумеется, в этом она не совсем ошибалась.
Защитная речь Бекингема перед лордами
Буйный, порывистый герцог вовсе не собирался игнорировать обвинение общин и настаивал на том, чтобы как можно скорее произнести ответную речь и доказать свою невиновность по всем пунктам импичмента.
Эта речь, произнесенная 8 июня, занимает в сборнике Рашуорта{326} пятнадцать страниц. Менее риторическая и педантичная, чем речь Диггса и Элиота, она более точна в описании деталей и дышит искренним ощущением невиновности. (Что, конечно, не означает, что мы должны безоговорочно принимать на веру все содержащиеся в ней утверждения.)
Особенно красноречиво и трепетно Бекингем останавливается на одном пункте: на лечении короля Якова. Здесь мы опять видим Стини, преданного своему «старому папе» и возмущенного тем, что в его уважении и любви к государю можно было усомниться. Он говорил, что изо всех сил пытался отговорить больного от того, чтобы пить настойку и прикладывать пластырь, но король, слышавший о чудодейственных свойствах этих средств, настаивал столь яростно, что ему пришлось уступить. Кроме того, многие люди уже пробовали эту настойку и не испытали ни малейшего дурного действия. А когда король узнал, что некоторые из его окружения считают, будто это средство ему повредило, он объявил в присутствии свидетелей: «Те, кто говорит подобные вещи, хуже демонов». Мы не можем проверить достоверность всех этих утверждений Бекингема, равно как и истинность обвинений его врагов. Однако ясно, что психологическое правдоподобие полностью на стороне Стини. Его можно представить вспыльчивым, высокомерным, любителем удовольствий, но в нем трудно распознать черты отравителя, хладнокровно избавляющегося от человека, которому он был обязан всем. Хочется надеяться, что у хорошо знавших его лордов сложилось такое же впечатление.
Упомянем также историю об интересном атмосферном явлении, которая позволит представить настроение, царившее во время дебатов. После защитной речи Бекингема 8 июня в Лондоне наблюдалось редкое событие: сильная буря с дождем и градом, громом и молниями. Холборнское кладбище было размыто, чумные трупы выворотило из земли, а над Темзой образовался купол испарений, «напоминающий дым над плавильней» и заставивший остолбенеть всех наблюдателей, включая депутатов и лордов, прятавшихся за окнами парламента. Каждый из них, в зависимости от собственных убеждений, увидел в этом событии проявление божественного гнева либо против Бекингема, либо против его обвинителей.
Ремонстрация депутатов: парламент испытывает свою силу
Неизвестно, как завершилась бы процедура импичмента в палате лордов, будь она проведена до конца. Можно предположить, что, несмотря на претензии многих пэров к фавориту, врожденное уважение аристократов к королю и определенная классовая солидарность в конце концов привели бы к вынесению оправдательного приговора. К тому же у Бекингема было достаточно средств, как законных, так и тайных, чтобы оказать влияние на исход голосования. Но ему не пришлось прибегать к подобному способу. Горя нетерпением, депутаты общин довели короля до крайности и заставили применить силу.
По инициативе самых ретивых, депутаты начали 9 июня – на следующий день после защитной речи Бекингема перед лордами – подготовку ремонстрации, процедуры торжественного заявления протеста королю по поводу злоупотреблений его правительства. В данном случае речь шла о ненавистном фаворите. И этому Карл твердо решил воспротивиться. Он дал это понять председателю палаты, но не добился результата. В составленном документе Бекингема называли «врагом Церкви и Государства»; говорилось, что его влияние на короля ввергает страну «в убогое и опасное состояние». Короля почтительно просили «лишить Бекингема монаршего присутствия», не позволять, чтобы «благополучие одного человека приравнивалось по значимости к благополучию всего христианского мира» (не больше и не меньше!). И наконец, чтобы окончательно прояснить смысл послания: «Все субсидии, каковые мы могли бы предоставить Вашему Величеству, обернутся из-за этого человека во вред стране, что подтверждается жалким опытом использования субсидий, за которые голосовал предыдущий парламент. Пока он вмешивается в дела государства, нет никакой надежды на то, что оно будет процветать».
