Ж. Би, что вы думаете об акулах?
Би (взволнованно). Это грязное животное, у него грязная шкура, акулы глупы, акулы подлые твари.
Ж. Вы говорите, грязная шкура. Почему?
Би. Мы гладкие и нежные. Акула шершавая. Когда ее кожа прикасается к нашей, она пас больно царапает.
Ж. Фа, а ваша мать еще жива?
Фа. Моя мать — это Па. (Смех.)
Ж. Я говорю не о вашем отце, а о вашей матери.
Фа. Я вам и отвечаю. Моя мать — это Па.
Проф. Севилла. Я хотел бы объяснить вот что: животное считает своей матерью первого, кого оно видит около себя, когда рождается. Для Фа я, следовательно, его мать. (Смех.) Это просто из уважения к человеческим обычаям я приучил его называть меня Па.
Ж. Мистер Севилла, я слышал, как ваш дельфин называл Ма кого-то из вашего персонала. Кто же Ма?
Проф. Севилла. Моя ассистентка и сотрудница Арлетт Лафёй.
Ж. Теперь я не понимаю, кого же из двоих Фа считает своей матерью, вас или мисс Лафёй?
Проф. Севилла. Обоих. (Смех.) Я должен сказать, что у дельфина чаще всего две матери. Одна настоящая, а другая, так сказать, добровольная, которая помогает первой.
Ж. А в данном случае кто же настоящая мать? Вы или мисс Лафёй?
Проф. Севилла. Ваш вопрос только на первый взгляд кажется абсурдным. Но поскольку в первые недели жизни соску Фа давал я, то я считаю, что я его настоящая мать, а мисс Лафёй — мать добровольная.
Ж. Не могла бы мисс Лафёй встать и повернуться к нам лицом? Мы хотим на нее посмотреть.
(Арлетт Лафёй встает и поворачивается лицом к публике. Ее наружность вызывает комментарии и движение в зале. Вспышки «молний» фотографов.)
Ж. Мисс Лафёй, у вас французское имя, вы француженка?
Арлетт. Нет, я американка, моя семья родом из Квебека.
Ж. Что вы думаете о генерале де Голле?
Ж. Вы одеваетесь в Париже?
Ж. Не хотели бы вы сниматься в кино?
Ж. Кто ваш любимый киноактер?
Ж. Знакомы ли вам секреты французской кухни?
Арлетт. Я не француженка, откуда же мне их знать?
Ж. Мисс Лафёй, можно, я буду звать вас Ма?
Арлетт. Пожалуйста, если вы считаете, что достаточно молоды для этого. (Смех.)
Ж. Ма, собирается ли Па на вас жениться?
Арлетт. Профессор Севилла не делал мне предложений такого рода.
Ж. А если бы он их сделал, как бы вы решили?
Арлетт. Я подожду, пока он их сделает, и тогда уже буду решать.
Лорример. Господа, я понимаю и разделяю вашу живейшую симпатию к мисс Лафёй, но разрешите напомнить, что вы здесь для того, чтобы интервьюировать дельфинов. (Смех.)
Ж. Фа, считаете ли вы для себя повышением то, что овладели языком людей?
Фа. Я не понимаю, что значит повышение.
Проф. Севилла. Можно, я сформулирую этот вопрос вместо вас?
Ж. Конечно.
Проф. Севилла. Фа, ты гордишься тем, что говоришь с нами?
Фа. Да.
Ж. Почему?
Фа. Я приложил много труда, чтобы научиться.
Ж. А почему вы приложили гак много труда?
Фа. Чтобы видеть Би и чтобы доставить удовольствие Па.
Ж. А у животных есть свой язык?
Фа. У дельфинов — да. Я не знаю, говорят ли другие животные в море. Я их не понимаю.
Ж. С тех пор как вы стали говорить по-английски, считаете ли вы себя разумным существом?
Фа. Я был разумным и до того.
Ж. Но вы не могли этого проявить.
Фа. Я не мог этого так хорошо проявить.
Ж. Теперь, когда вы стали говорить, считаете ли вы себя дельфином или человеком?
Фа. Я дельфин.
Ж. Говорят, что дельфины очень дружественны по отношению к людям. Правда ли это, Фа? Вы любите людей?
Фа. Да, очень (он повторяет с воодушевлением), очень.
Ж. Почему?
Фа. Они добрые, они гладкие, у них есть руки, и они умеют делать вещи.
Ж. Вы хотели бы, чтобы у вас были руки?
Фа. Да, очень.
Ж. Для чего?
Фа. Чтобы ласкать людей. (Смех.)
(В этот момент произошел инцидент, доставивший журналистам удовольствие и дополнительный материал. Один из них, по имени В.С. Дэмби, рыжий, плотный, представлявший газету из Джорджии, внезапно с яростью вскочил и обрушил на аудиторию неудержимый поток слов.)
Дэмби. Довольно шуток! Они дурного вкуса, и я их больше не потерплю. Я не желаю своим молчанием потакать отвратительному мошенничеству! Никогда я не поверю, что рыба способна изъясняться на английском языке, как христианин, отпускать неуместные шутки и намереваться нас ласкать! Это позор! Вы увидите, что сейчас этот дельфин станет просить у мистера Лорримера руки его дочери… (Смех.) Смейтесь, смейтесь, а меня, позвольте вам это сказать, меня тошнит! Я возмущен, что тащился сюда, во Флориду, чтобы попасть в этот бесстыдный балаган для дураков. Ясно, что Семилла — чревовещатель! Это он говорит с самого начала, а не его рыба. (Смех и шум.)
Проф. Севилла. Позвольте мне внести некоторые уточнения: во-первых, меня зовут Севилла, а не Семилла; во-вторых, я не чревовещатель; в-третьих, Фа не рыба, а китообразное животное.
Лорример. В-четвертых, у меня нет дочери.
Дэмби. Шуточками мне рта не заткнут! Ради чего государственное ведомство ввязывается в это прискорбное жульничество, я не знаю. Но, во всяком случае, меня не проведешь! Если Семилла хочет доказать свою правоту, пусть он удалится из бассейна вместе со своими пособниками и оставит нас одних со своими животными.
Проф. Севилла. Я это охотно сделаю. (Он встает с места и направляется, сопровождаемый своими ассистентами[17], к выходу из бассейна).
Фа (кричит, выскочив почти наполовину из воды). Па, куда ты? (Смех.)
Проф. Севилла (оборачиваясь). Отвечай на вопросы, Фа, я вернусь через пять минут.
(Длительная тишина. Фа смотрит на аудиторию.)
Фа. Ну хорошо, кто начнет? (Смех.)
Ж. Вы сказали, что хотели бы стать человеком, потому что у людей есть руки и люди умеют делать вещи. Какие вещи, Фа?
Фа. Например, телевизоры. Телевидение — это великолепная вещь!
Ж. Вы любите телевидение?
Фа. Я его смотрю каждый день. Оно дает мне много полезных знаний.
Ж. Я должен сказать, что считаю вас большим оптимистом! (Смех.)
Ж. Какого рода фильмы вам нравятся?
Фа. Про ковбоев.
Ж. Вы не любите фильмы о любви?
Фа. Нет.
Ж. Почему?
Фа. Они целуются, и на этом кончается.
Ж. Вы хотите сказать, что кончается слишком рано?
Фа. Да. (Смех.)
Ж. Раз уж мы заговорили о кино, кто ваша любимая кинозвезда?
Фа. Анита Экберг.
Ж. Почему?
Фа. Она так сложена, что может быстро плавать. (Смех.)
Ж. Хотели бы вы погладить Аниту Экберг?
Фа. Да, конечно. Она, наверное, очень гладкая. (Смех.)
Один из журналистов (громко, обращаясь к Дэмби). Ну что, Дэмби, теперь вы убедились?
Дэмби. Я убедился, что мы присутствуем при упражнениях очень искусного чревовещателя, вот мое убеждение! Если чревовещатель не Семилла или один из его ассистентов, то, значит, кто-нибудь другой. (Смех и протесты.)
Ж. Дэмби, не хотите ли вы сказать, что подозреваете одного из ваших коллег?
Дэмби. Не заставляйте меня говорить то, чего я не говорил: здесь не только журналисты.
Лорример. Что касается меня, то я с сожалением должен сказать, что лишен всякого таланта чревовещателя. (Смех.)
Дэмби. Я не имел вас в виду.
Лорример. Спасибо, мистер Дэмби. (Смех.) А теперь, если все согласны, я предлагаю положить конец этой интермедии и позвать профессора Севиллу.
(Профессор Севилла и его ассистенты под аплодисменты занимают свои места в первом ряду.)
Ж. Мистер Севилла сказал нам, что вы умеете читать. Это верно?
Фа. Да. Би тоже.
Ж. Что вы читаете?
Фа. «Маугли».
Ж. Читаете ли вы и другие книги, кроме «Маугли»?
Фа. Нет.
Ж. Почему?
Проф. Севилла. Можно мне ответить на этот вопрос? Издать книгу для Фа и Би стоит очень дорого. Нужна специальная бумага: хотя книга кладется на пюпитр, снабженный поплавками, она неизбежно намокает.