- Да… Ганжа говорил, что котелок-то у тебя совсем нефутбольный, - Валентин подивился смекалистости футболиста. - И что ты в бутсах до сих пор сидишь, не понимаю?

- Да это долгая история. Пусть будет – так получилось, - Юре не хотелось поднимать прошлое.

- В общем, тут ты попал в яблочко. Мы, конечно, хакнули всю «вышку». И как раз будем отталкиваться от того, что есть. Но вот на случай, если чего-то не учли, или если, например, «Османия» будет вносить по ходу матча изменения…

- Как?! Ведь передатчики же запрещены!

- Ну, Юра, кому-то запрещены, а кому-то, если очень надо, то не очень запрещены. В общем, если они начнут корректировать программу по ходу матча, то мы будем блокировать их передачу. Но и сами должны в ответ действовать по-другому. На этот вариант, ты действуешь согласно своей голове и своим мыслям. Сам понимаешь, ответственность. Зато ближе к твоему любимому, старому футболу. – Маленькие глазки Проскурина довольно улыбались.

- Как-то так радужно всё, - Юре не верилось в оптимистичные планы. – Ну, а вот Аргентина? У них же всего двое люденов, как нам с ними быть?

- А и на этот вариант – тебе карты в руки! Юрий Владимирович, в вашем детстве в таком возрасте давно тренерами становились. И Великими! Вспомни, Моуриньо, Гвардьола. Так что, думаю, в воскресенье, мир вспомнит того самого Боброва.

- Староват я для этих дел

- Так дела-то и будут всего лишь те, чтобы дирижировать оркестром. В данном матче киборги будут сконцентрированы ловить твои команды, поддерживать оборону и лезть вперёд только с твоих передач. Ты свободен от отбора, жди себе мяч. Уж обвести и дать длинный, короткий, а, главное, умный пас ты всегда сможешь. Васильев пусть ждёт в рывке, Алмаза ему в помощь. В-основном, охранную. В общем, давай, на тренировку. Сейчас двусторонку на всё поле сыграем.

На базе в Одинцово газон был зелёный. И, хоть и была трава искусственной, всё равно радовала глаз в сравнении с чернотой официальных арен. С Ромой работал старый тренер по физподготовке, который, в своё время даже защитил диссертацию на физиологическую тему. Юра когда-то узнавал про неё подробно, да уж запамятовал. Рому натаскивали на примитивные рывки с мячом. Чтобы он достиг максимума своих возможностей. Видно было, что работает он с энтузиазмом и пыл свой юношеский весь вкладывает в дело.

Люденов «заряжали» программой прямо на поле. Это было видно по тому, что они стояли вокруг помощника Робинсона-Проскурина. Помощник колдовал над планшетником, который в гигагерцовом эфире прошивал электронные мозги киборгов. Один Алмаз стоял в сторонке – его ожидал индивидуальный софт.

Тренировки Юрия последнее время заключились лишь в поддержании физической формы и всё удлиняющихся во времени растяжках. Его талант реализовался, хоть и не в полной мере, но изрядно. За организмом он следил, здоровье сохранил. Мастерство и опыт накоплены были немалые – поэтому новая стратегия нового же тренерского штаба требовала от него осмысления теории, да крепкого здоровья – тактика должна была рождаться в его собственной голове уже по ходу игры.

***

С началом осени с грехом пополам возобновились занятия в Университете, а вместе с ними и матчи в футбольной студенческой лиге. Порядка особого не было ни в стране, ни в столице. Новоявленные государственные образования ждали признания независимости от западных товарищей, а в крупных городах нарастало протестное движение. Люди группировались и митинговали против раскола и отсоединения (недавно ли только были обратные настроения...). Исключения составляла лишь Дальневосточная Республика, которая отрезалась всерьёз и, похоже, бесповоротно. Новосибирск, Екатеринбург (наметилась угроза отделения Урала), Красноярск периодически взрывались погромами и «наведением порядка» натовскими силами.

Ганжа забросил Университет, сосредоточившись на «Возрождении», финансируя себя хакерством и программированием. А у Леры и Ромы продолжилась вполне мирная жизнь, не смотря на то, что они остались активными участниками акций «Возрождения», а Юра продвигал идеи в том же ранге студенческой звезды.

Лера стала частым гостём в доме Бобровых. Не сто´ит и говорить, что с Юриными родителями они прониклись взаимной симпатией, и она частенько общалась с Юриной мамой и в отсутствии её сына. А вот взаимоотношения с мамой Леры и её отчимом (папа её погиб в автомобильной аварии, когда Лере было пять лет) у Юры не сложились. Ситуация была типично анекдотичной – «злая тёща - бездельник зять». Она видела судьбу своей единственной дочери совсем в другом свете. Она, чиновник из мэрии мечтала о достойной паре для неё – как минимум, какой-нибудь банкир должен был стать её зятем. Однако Лера унаследовала бунтарский характер отца: пошла в технический институт, плевала с высокой колокольни на вечеринки, устраиваемые мамой, и посылала в далёкие дали сосватанных женихов. Осенью ей проще было не появляться как можно дольше дома, чем постоянно выяснять отношения с матерью. Мало того, образовавшийся недавно отчим (тоже какой-то чиновник – Лера не вникала), стал позволять себе воспитывать её в духе «ты не должна расстраивать маму». Всё это не добавляла хорошего настроения, от чего Лера пряталась в учёбе, книгах и времяпровождении с Юрой.

Их юная любовь была расцветала в не совсем благоприятных условиях: кинотеатры закрывались, театральный труппы не выходили из каникул, в парках и бульварах царили грязь и неопрятность, кафе отпугивали выросшими ценами. Однако ж, ребята словно не замечали окружающих неприятностей. Им было интересно и уютно вдвоём на лавке возле Университета, в вечно неприбранной квартире Ганжи, в заросших оврагах ближнего Подмосковья, на диване в гостиной с Юриными родителями за чашкой чая. Институт разваливался – это видно было по увеличивающемуся количеству «окон» в расписании. Отсутствию внятных курсовых и апатичности большинства преподавателей. Поэтому Юра (даром, что учился на два курса позади) поднатаскивал Леру в многочисленных технических дисциплинах, не забывая о своей любимой географии. Она же пичкала его (а заодно и себя) юридическими делами и психологией.

Листья жёлтыми и оранжевыми ворохами устилали землю, воздух стал прозрачен и стыл, а по утрам на зелёной ещё траве всё чаще появлялась белая седина ночных заморозков. Юра возвращался с тренировки домой, зная, что там уже Лера и мама приготовили что-нибудь вкусное. Он торопился, потому что успел за день безумно соскучится по своей девушке, по глубине её карих глаз.

Их старый дом торцом примыкал к Каширскому шоссе, а окна их трёхкомнатной квартиры глядели на Борисовские пруды. Сейчас, в красках осени пейзаж был красочен и отвлекал глаз от полуразрушенных дорожек, от бурьяна на лужайках, от запущенных спортивных и детских площадок, от покосившихся беседок и лавочек.

Была суббота, поэтому мама была дома. А вот отец отсутствовал – грибной сезон ещё продолжался - и он с друзьями рыскал в поисках «добычи» где-то по рижскому направлению.

На лестничной площадке перед дверью Юра почувствовал запах борща, и в животе у него зажурчал, а сам он сглотнул.

- Здравствуй, Пупсик, - мама открыла дверь и чмокнула его в щёку.

- Вкусно пахнет как.

- А ты думал! Мы тут для вас с отцом наготовили. Только вот он задерживается. Надо ему выговор сделать.

Лера выглянула из кухни, одетая в фартук и помахала деревянной лопаткой:

- Привет!

- Привет, - Юра, разувшись, прошлёпал на кухню и, обняв что-то там ворошащую Леру, чмокнул её в затылок.

Они уселись за стол, когда пришёл отец. И поздний обед приобрёл совсем идиллические черты. Всё нарушилось, когда Леру выдернул звонок её телефона. После долгого разговора, она вернулась мрачная и понурая. Юра почувствовал холод внутри и упёрся взглядом в кружку с чаем. Отец никогда не лез в душу. И лишь Ксения Ивновна, как женщина, хорошо чувствовала, что Лере нужно поделиться:

- Лерушка, что случилось?

- Мама звонила. Они уезжают.

- Как уезжают? Далеко?